Зеркало души (СИ) - Лазарева Элеонора

— Что-то я совсем запуталась! — Сникла я, вспомнив голубые глаза моего генерала.

************************************************

Дорогие мои подписчики и читательницы!

С понедельника прода будет выставляться КАЖДЫЙ день, так как роман идет к завершению написания в Черновике.

Я хочу надеяться, что Вы будите такими же активными, как и я, которая стремится подать вам новые эпизоды из жизни нашей героини. А их достаточно.

Очень хотелось получать Ваши отклики на мои главы.

Не скупитесь на лайки и подписку. Это к тем, кто пришел впервые и еще не стал нашим другом.

Присоединяйтесь!

Глава 23

Три недели прошли на бегу — институт, транспорт, дом и обратно. А еще библиотека, читалка, контрольные. Успевала только с Глашей перемолвиться парой слов и спать! Устала и физически и морально. Очень многое мне уже не нравилось в поведении моих сокурсников, в преподавании, в организации лекций. То ли сказывался мой старческий максимализм, то ли разность мозгов и тела. В группе меня считали гордячкой, глядя на наши отношения с Машей.

Вообще простой человек начальство никогда не любит, особенно, когда находится в маленьком коллективе. Почему-то считает того чуть ли не выскочкой и даже доносчиком вышестоящему начальству. Вот и Машу так считали, особенно после того, как стали выбирать комсорга группы. Она предложила мою кандидатуру и её поддержала только половина, другая же была против, и только Петя почему-то воздержался. Он потом каялся передо мной, просил прощения, но я заткнула ему рот, поцеловав прямо в губы. Он опешил:

— Ты это чего?

— Тебе спасибо. Если бы ты поднял руку, то я бы сейчас была зависимым человеком, а так я свободна! Поэтому ты мой герой!

Он, понял это по-своему и начал за мной ухаживать. Я была не против, еще и потому, что начались распространяться сплетни про меня и генерала, то есть про его покровительство. Всё это нам приносила «в клювике» вездесущая Ленка, "тень старосты", как уже прозвали её и свои в группе и даже на курсе. Я была расстроена, но не пыталась даже опровергать такие слухи.

— Пусть так. — думала я. — Лишь бы не копнули глубже.

А зависть она и есть зависть. Почему бы и не позлословить? Живу в достатке, с удобствами, то есть горя не знаю. И всё потому что генерала окручиваю, хочу выскочить замуж, чтобы это всё получить: и прописку и квартиру и привилегии, уж не говоря о деньгах. Все понимали, что такое удается не каждому, и завидовали смертно! Считай, жар-птицу за хвост поймала!

Так думали многие девчонки из группы, особенно после того, как увидели машину в совхозе за мной присланную специально. Да и слышали наши разговоры с Иванычем в это время о генерале. И хотя я спрашивала без проявления личного интереса, вроде как по такту, а восприняли иначе, как порок и распущенность.

За Машу я была спокойна, а вот за легкомысленную «тень» сомневалась. Та еще девчонка и уж очень легка на язык. И ведь не обидишься, все с языка слетает, не потому что завистлива или зла, а просто болтлива. Зато и ей выбалтывали последние новости. Я всегда сторонилась таких людей, даже в своем мире, и старалась не иметь с ними дел, но Маша взяла над ней шефство, как я видела и поэтому просто терпела, но была предельно осторожна, как бы та не оказала и мне «медвежью услугу» что-либо проболтаться про мои чувства и генеральские. Поэтому даже с Машей перестала говорить на эту тему, да она и не спрашивала, так как была занята постоянно. И поэтому мой поцелуй с мальчишкой, да еще и совхозные дела с заботой о нем же, дали простор уже нашим отношениям, оставив генерала. Об этом теперь болтали и в группе и даже на курсе.

В общем, как говорится — «без меня меня женили». Тот же был не против, а я перестала прятаться и принимала его несмелые ухаживания. Это был мой щит, на всякий случай. На свидания он меня пока не приглашал, но портфель носил, очередь в столовой занимал, садился рядом в аудиториях на общих лекциях. К нему присоединился еще один парень из их комнаты, который оказывал знаки внимания Маше, но та не замечала или просто игнорировала их. Ленка завертела такой роман обо всём этом за нашими спинами, что мы пришли в шок, когда об этом узнали. Тогда чуть её не побили, но с тем пор она язык-то и прикусила, но это уже было позже. А сейчас с «доброй» руки старосты и подруги, меня избрали в редколлегию курсовой стенгазеты.

Помня ещё с подготовки к экзаменам, что я хорошо владею словом и грамотностью, Маша удружила мне общественную нагрузку — писать статьи и проверять грамотность всей газеты. Я была вначале сердита на неё, но она уверила, что это поможет меня выделить при зачислении, так как моя кандидатура будет скреплена еще и полезной работой для института.

— Знаешь, подружка, — сказала она после на моё сердитое «фи», — потом тебе не надо будет доказывать свою полезность и значимость. Да и «комиссарша» тоже одобрила твою кандидатуру, прочитав характеристику от бригадирши из совхоза, где та указала на твое серьезное отношение к работе и быту. Так что ты должна меня благодарить, а не хмуриться. К тому же твои отметки еще и по вступительным экзаменам она тоже учла. Так что принимайся за работу, комсомолка Малышева.

Я вначале расстроилась, но подумав, поняла, что в этом она была права и, засучив рукава, принялась налаживать курсовую газету. Меня за мое рвение назначили главным редактором, то есть, полностью повесив на меня всю работу. Но помнив свою комсомольскую юность, я тоже была не лыком шита, назначила себе двоих помощников, одним из которых был тот же Петя. Он был рад всё делать рядом и поэтому всю хозяйственную работу выполнял беспрекословно: доставал бумагу и краски, бегал по группам за ответственными по написанию заметок. Иногда даже страшил их вылетом из института, когда те сопротивлялись писать и прятались от его вездесущего ока. Эти разборки он делал с тем самым парнем, по имени Толя, который и был его приятелем по общаге. Ради благосклонного взгляда Маши он готов был и звезду с неба достать, не то чтобы кого-то прижать и потребовать выполнения общественного наказа.

На комитете комсомола курса, я предложила назвать нашу стенгазету «Комсомольский прожектор». Меня хором поддержали, когда я объяснила, что там будут не только обычные статьи из жизни ребят, но и юмористические и если придется даже сатирические, где будем «клеймить позором» тех, кто не достоин звания советского студента и комсомольца: лентяев и уклоняющихся от общественных нагрузок, а также грубиянов и забияк.

Вспомнив, как делалось это в мое время, я хотела и здесь быть немного впереди, поставив эксперимент за свободное волеизъявление в пределах одной маленькой группы целого большого и известного института. Если такой опыт свободомыслия будет оценен и пройдет, то следующий этап «хрущевской оттепели», а именно фестиваль, о котором уже начали говорить, будет целым глотком свободного воздуха в стране и в политике иняза.

И моя задумка была первой ласточкой в институте. Её заметили. Около газеты толпились не только наши студенты, но и с других факультетов тоже. Даже оценил её и наш харизматичный декан. На общем собрании курса похвалили нашу редколлегию за работу над газетой и отметили мою персональную деятельность.

— Ну, вот, — смеялась Маша, глядя на смущенную меня, — я же говорила, что ты сможешь. Считай ты уже студентка. А ещё и твои успехи в учебе тебе подфартят. Так что, благодари меня. Я жду!

Я поцеловала её в щеку и пригласила к нам в гости. Тем более что и Глаша хотела с ней познакомиться. Ведь я всегда рассказывала ей за ужином, что и как шли мои дела. Она уже знала заочно всех моих друзей и приятелей, даже Петю, всех преподавателей и их характеристики в моем исполнении, даже «комиссарши» и самого декана, и поэтому согласилась принять Машу в гости, обещая угостить своими фирменными пирогами и пирожками, которые так нравились той ранее.

Маша согласилась и еще потому, что я призналась ей в своем отношении к генералу. Мне очень хотелось услышать её мнение как подруги, как молодой серьезной девушки. Я естественно не говорила, что сама в чужом теле, но что-то чужеродное она замечала и удивлялась, правда молча. Зато я по её глазам определяла свои промахи и старалась исправиться, дабы она не поняла то самое несоответствие тела и головы, за которое я так боялась. Ведь могли счесть душевным заболеванием или просто сумасшествием. Так что моё откровение как-то смягчило или немного отворило ей дверцу в мою скрытность и в то же время удовлетворило её пониманием моих взрослых чувств к генералу. Я даже решилась ей прочитать последнее письмо от него, дабы привлечь на свою сторону, если что и случится в будущем.