Честное пионерское! Часть 4 - Андрей Анатольевич Федин
Олег улыбнулся. В точности, как на той фотографии, которую его вдова в прошлой моей жизни выбрала для портрета на памятнике. Подмигнул мне правым глазом.
— Ты не пойдёшь завтра? — удивил меня очередным вопросом Дейнеко.
Слава сидел на лавке, смотрел на Васильева снизу вверх. Выглядел он (как почти всегда) спокойным, чуть уставшим и слегка рассеянным. Застёгивал пуговицы на рубахе.
— Из-за Шпуни-то? — спросил Олег. — А чего мне его стесняться? Долгов у меня перед ним нету. Я теперь не по бандитским законам живу. Говорил же вам: я со всей этой уголовщиной завязал. Всё! Я уже в люди выбился. Через год-два уделаю всех на «области». А там, глядишь, буду бороться на «республике». Нафига мне эти бандитские заморочки?
— А если будем драться? — уточнил Слава.
Я не уловил в его голосе никаких эмоций. Будто говаривал не человек, а машина. Слава не изменил манеру разговора даже в колонии — на «свиданиях» со мной заключённый Дайнеко разговаривал в точности таким же тоном, как и сейчас.
Лежик махнул рукой.
— Не станут они с нами связываться, — сказал он. — Шпуня же не идиот, в отличие от этого вашего Весла. Нет, Миху и его дружка они бы не испугались — морды они бы им набили. Но одно дело — когда толпой против двоих. А когда против всех нас — это уже почти один на один. Нет. Шпуня на такое не согласится. Побазарим с ним немного и разойдёмся.
Васильев заправил свитер в брюки. Он делал так же и в той, в другой реальности. Лежик всегда заправлял свитер: даже несмотря на возмущённые возгласы своей подруги, а потом и жены (Леры Кравец).
— А если… — раздались голоса.
— Тогда я сам Шпуне рыло начищу! — заявил Олег. — И пофигу, что он старше меня — я же с ним не годами мериться буду! Это раньше он меня на «раз-два» уделал бы. А теперь я его в бараний рог скручу! И все его вёсла тоже. Скажу потом, что так и было. Так что не ссыте, пацаны! Я с вами. Потому что так будет, как Миха говорит: по совести.
Лежик скомкал кимоно и затолкал его в свою сумку. Туда же сунул и сменную обувь.
Я будто наяву представил голос возмущённой этими его действиями Леры. Васильев его тоже услышит через пару лет, когда Кравец «возьмётся» за Лежика «всерьёз».
— А если в партию сгрудились малые — сдайся, враг, замри и ляг, — сказал Эдик (процитировал Маяковского).
— Почему это мы — малые? — поинтересовались у него.
— Сам ты малый!.. — возмутились спортсмены.
В Эдика полетел бесхозный носок — из тех, что скопились в раздевалке (и наполняли её незабываемым ароматом). Ковальски увернулся от него. Схватился за бок.
— Мы не малые — мы верховцевские, — произнёс я.
Сперва подумал, что меня не услышали. Но тут же понял, что ошибся: на меня посмотрели все — в том числе и Эдик, морщивший от боли лицо. Мальчишки притихли.
— Как ты нас назвал? — сказал Лежик.
— Верховцевские.
Олег ухмыльнулся и покосился на приоткрытую дверь в спортзал. Будто проверил, не подслушивал ли кто наши разговоры. Почесал подбородок.
— Клёво звучит, — заявил Ковальски.
Дейнеко кивнул — всё с тем же скучающим видом. Он будто нехотя достал из-под лавки ботинки. Перевернул их и потряс, словно избавлялся от неизвестно как попавшего в уличную обувь зимой песка.
— Неплохо, — согласился Васильев. — «Верховцевские» — мне нравится. Лишь бы только Денис Петрович Верховцев не решил, что мы тут свою банду организовали. Сами знаете, парни, как он относится… ко всему такому. Разгонит нас к чёртовой бабушке. Он может. Кто потом из меня чемпиона Советского Союза по самбо сделает?
Он усмехнулся — будто пояснил, что сказал шутку.
«На „союз“ ты не ездил, — мысленно сказал я Лежику. — А вот область выигрывал дважды. И едва не победил на „республике“ — не хватило настойчивости, как сказал о том случае Верховцев».
— Не ссы, — сказал Слава.
Он застегнул сумку, уселся на лавку. Прижался спиной к двери шкафчика. Рассеяно поглядывал то на меня, то на Васильева, то на других всё еще не переодевшихся самбистов. Поглаживал свою шапку, будто живого ручного кролика.
— Нас и на сориках так иногда называли, — сказал Эдик. — Да и какая у нас банда? Мы — команда, Петрович сам об этом говорил. А раз так, то у нас должно быть своё название. Как у тех же хоккеистов или футболистов. А так… сразу всем понятно, кто мы такие и откуда. Так что тренера самоназвание нашей секции точно не разозлит — я так думаю.
— Он нормально это воспримет, — сказал я.
Мысленно добавил: «В моей прошлой жизни Петрович не разозлился. Хотя, в прошлый раз мы верховцевскими стали уже во времена перестройки. Да и не сами себя мы тогда таким именем окрестили».
— Ну что, верховцевские? — сказал Васильев. — Кто завтра пойдёт вместе с Михой беседовать со Шпуниными приятелями? Только учтите: там у вас будет возможность и о ножичек порезаться. Эдя вон говорит, что не все новые Шпунины кореша дружат с головой. У тех парней будут ножи. А может и арматурины. Повеселимся. Кто с нами?
Мальчишки переглядывались, усмехались, шутили.
Кто-то обронил:
— У моей сестры завтра день рождения…
Услышал я и такую фразу:
— Блин, а я в кино собирался…
— Все пойдут, — тихо сказал Слава Дейнеко.
Он отложил на скамью шапку — поправил шнурки на ботинках.
Никто ему не возразил. Мальчишки закивали головами и вразнобой заверили, что придут. Хотя уверенности в принятом решении я на их лицах не заметил. Я поблагодарил парней. Не поленился — подошёл к каждому, пожал серьёзным и чуть смущённым мальчишкам руки. Самбисты продолжили переодевание. Но прислушивались к моим разговорам с Лежиком и с Ковальски. Я снова, но уже вкратце описал ожидаемые мной завтра события. Не назвал имя и фамилию Вовчика: не хотел, чтобы рыжий заранее узнал, как самбисты завтра будут его спасать. Объяснил, что на «моего друга» нападут неподалёку от «Ленинского». Послушал рассуждения Олега Васильева на тему «как правильно общаться со шпаной». Похожие лекции я от него уже слышал, но в другой жизни. Тогда негласный предводитель «третьей» группы втолковывал «правила общения» с «бандитами» не Мише Солнцеву, а двум юным борцам: Павлику Солнцеву и Валере Кругликову.
Договорился с самбистами, что встречусь с ними завтра: «в восемнадцать пятнадцать около Дворца спорта».
Очень надеялся, что «верховцевские» меня не подведут.
* * *
Из раздевалки я вышел последним.
В коридоре меня дожидалась только Зоя Каховская.
— Вовчик? — спросила она.
Схватила меня за рукав.
Я кивнул.
— Завтра?
— Да.
Каховская вздохнула.
— Мальчишки говорили, что помогут тебе, — сказала она.
— Они помогут, — сказал я. — Даже не сомневаюсь в этом.
— Я тоже пойду с вами, — заявила Зоя.
Я снова кивнул.
Сказал:
— Обязательно. У тебя завтра будет особая роль.
— Какая?
— Очень важная. Завтра тебе всё объясню.
Каховская взяла меня под руку, шмыгнула носом.
— Миша, я боюсь. За Вову.
Девочка плаксиво скривила губы.
— Всё будет хорошо, Зоя, — сказал я. — Ничего плохого с нашим Вовчиком не случится.
* * *
В среду девятого января мы собрались в квартире Солнцевых вчетвером. Валера Кругликов и Света Зотова не приехали. Валерка редко приезжал к Павлику перед треней (с сегодняшнего дня начинались занятия у младшей группы самбистов). А Зотова заявила ещё утром (позвонившему ей домой Вовчику), что у неё «дела». «Дама сердца» не объяснила своему «рыцарю», какие у неё «дела». Поэтому Вовчик до полудня вымещал своё раздражение на окружающих. Паша Солнцев за утро трижды на него обиделся (долго ни он, ни я обижаться не умели). А вот Зоя Каховская будто бы не замечала язвительных замечаний рыжего мальчика, охотно выполняла его просьбы, немного грустной улыбкой отвечала на его не всегда смешные шутки. Вовчик удивился непривычному поведению Каховской. И нашёл ему объяснение.
Он вдруг позабыл о собственных обидах, сказал:
— Да чё ты переживаешь? Скоро вернётся твой батя. Всего-то три дня его ждать осталось. Сама же говорила: в субботу явится. Лучше представь, Зойка, чё он тебе из Москвы притаранит!
Каховская взъерошила Вовчику волосы на макушке — рыжий отшатнулся, удивлённо вытаращил глаза, покосился на меня (будто спрашивал, почему так странно вела себя наша подруга).
— Конечно, вернётся, — сказала девочка. — И обязательно что-нибудь привезёт. Я даже знаю, что: много-много шоколадных конфет. С тёмной начинкой и с орехами! Мы все вместе их съедим. Обязательно!
Зоя вздохнула.
Вовчик нерешительно прикоснулся к её плечу, заглянул в заблестевшие глаза девочки.
— Успокойся, Зойка, — сказал он.
И повторил мои вчерашние слова:
— Всё будет
