Болотный край (СИ) - Баковец Михаил

Марат молча кивнул в ответ, повернул голову к своим товарищам и сказал:

— Парни, выступаем.

Оказавшись за частоколом, я предложил план действий. Простой как пять копеек, но с учётом отсутствия опыта, другого предложить никто не смог.

— Так, стрелки сейчас идут первыми. Сначала бьём мы из винтовок, у нас их три. Арбалетчики стреляют после нас, но чтобы наверняка. Потом выходят твои копейщики, мы за ними перезаряжаемся. Арбалетчики берутся за мечи и встают на флангах.

— Понял, — откликнулся тот. — Слышали?

Водоносы ответили нестройным хором.

Когда подошли к лагерю линкийцев, в котором слышались истошные крики сражающихся, то я приказал Прапору дважды выстрелить в воздух, чтобы привлечь к себе внимание орков. И не прогадал. Большая их часть бросила гоняться за людьми среди шалашей и плетней, и радостно выскочила к нам.

«Чёрт, да их тут штук двадцать, — про себя охнул я, оценив число врагов. — И в лагере ещё десяток или полтора».

По количеству зарядов мы с лихвой перекрывали цели. Но кто-нибудь когда-нибудь попадал хотя бы по мишеням со стопроцентной точностью?

— Стоять! — крикнул я, когда до врагов оставалось метров пятьдесят. — Целься! Стрельба с левого орка!.. Начали!

После той засады на орков с пленными линкийцами, мы пересмотрели свою тактику. Теперь выбиралась цель слева или справа. По ней стрелял крайний левый стрелок, ну или правый. Его сосед брал второго врага слева или справа. Третий стрелок стрелял по третьему орку. И так далее. Подобное решение уменьшало вероятность, что кто-то выберет одну цель с товарищами, проигнорировав прочих противников.

Щёлк! Щёлк! Щёлк!..

До первого клыкастого здоровяка с каменным топором оставалось чуть больше двадцати метров, когда раздались выстрелы «воздушек». К нам присоединились арбалетчики Марата. Но вместо того, чтобы целиться в дальних врагов, они зазря истратили болты по тем, кого пристрелили мы. Я свалил двоих, Прапор из пистолета трёх или четырёх. До нас в итоге добежали только двое орков, которые были быстро наколоты на копья, не сумев дотянуться ни до кого из нас.

— Хорошо, что они не догадались кинуть свои топоры, — нервно ответил Марат. — Могли и прибить кого.

— Они ими не кидаются. Или жалеют, боятся, что оружие сломается. Или опасаются потом не найти. Ну, или кодекс у них такой, по которому нужно сражаться грудь о грудь, — ответил я ему. С орками мой отряд сталкивался больше, чем какой-то другой в посёлке. Плюс немного расспросил гоблинов, послуживших нам проводниками к горам. Хоть мы туда и не дошли, но в итоге выиграли больше: нашли и узнали про телепорты — раз, и два — встретились с людьми этого мира.

В лагере линкийцев пришлось схватиться с орками врукопашную. Их тут оказалось куда больше, чем я ранее рассчитывал. Или ошибся, или к ним из леса подошло подкрепление.

Вновь сказалось отсутствие опыта рукопашных схваток. Если в лагерь мы вошли плотным строем, то уже через пару минут чувство локтя было потеряно, и каждый бился практически в одиночку. Спасло нас от потерь только отличное — на фоне орочьего — вооружение и броня. По мне несколько раз попали копьём и дубиной, один раз по шлему прилетело каменным топором. От удара вражеское оружие раскололось, но и мне стало на миг дурно. Повезло, что орк опешил от вида уничтоженного топора и целой головы, о которую тот сломался. И пока он хлопал глазами, пялясь на деревянную рукоять с обломком камня, я очухался и ткнул ему в горло своим тактическим кописом. Второй удар направил в правый бок, рассчитывая поразить печень.

Покончив с ним, я набросился на соседнего орка, который увлечённо мутузил кого-то из водоносов. Парень отбивал удары дубины копьём, но как-то неловко, даже не думая контратаковать. Не то уже устал, не то был ранен. Этому орку я всадил свой меч в район почки более чем на глубину ладони. Раненый взвыл локомотивным гудком и попытался обернуться ко мне. Этим моментом ловко воспользовался водонос, ударив копьём орка в открывшийся бок. Тот ещё раз проревел что-то, явно жалуясь на негодяев, бьющих в спину, и повалился на землю.

Потом я пропустил сильнейший удар между лопаток. Меня сбило с ног и перехватило дыхание. От минимум тяжёлой травмы меня спасла укреплённая духовными искрами алюминиевая пластина кирасы и толстый слой пенополиэтилена, наклеенного в качестве демпфера. Подняться на ноги мне не дали: двое орков принялись тыкать в меня копьями — толстыми жердями с заточенными и обожжёнными в огне концами. Я крутился, как угорь на сковородке, отбивая их выпады и стараясь ударить в ответ. Наконец, удалось резануть по волосатой ноге, достав до самой кости. Людоед взвизгнул по-бабьи и отступил от меня. Оставшись один на один со вторым орком, я подловил момент и схватился левой рукой за конец копья, дёрнул и когда тот стал заваливаться на меня, выбросил ему навстречу руку с мечом. Оружие глубоко вошло в живот врага. Его, копис, пришлось там оставить, чтобы не оказаться под умирающим. Если меня придавит, то превращусь в беззащитную жертву, которую даже орочий младенец быстро запинает. На ноги я успел встать раньше, чем до меня дотянулся раненый в ногу орк. Поднимаясь, я подхватил чужое копьё с земли. Готовился к отражению чужой атаки, но… увидел волосатую спину. Раненый людоед решил не искушать судьбу и захотел удрать. Вот только разрубленная нога не способствовала скорому передвижению.

— Хэк! — хекнув, я метнул увесистую жердь во врага. Кидал такую штуку в первый раз в жизни. И просто чудо, что попал. Да как — точно в затылок! Деревянное острие не пробило толстую кость, копьё отскочило от черепа. Но удар оглушил врага, свалив того на землю. Увидев результат своего броска, я выхватил нож из ножен на поясе, в несколько прыжков подскочил к поверженному врагу и дважды воткнул клинок тому в правый бок. Сталь вошла в плоть почти без сопротивления, будто в мягкую глину или землю.

Всё тем же ножом я добил второго орка, который валялся в скрюченном положении на земле и держался за мой меч в своём животе. Только получив по удару ножом в сердце и шею, он отпустил мой клинок и позволил его вытащить из себя.

На этом бой в лагере линкийцев закончился.

— Ты их живьём ел, что ли? Или решил сделать себе ванну из крови орков? — сказал мне чуть позже Иван, когда мы нашли друг друга среди хижин.

— На себя посмотри, — буркнул я в ответ. Товарищ был забрызган чужой — надеюсь, что чужой, да и для своей он выглядел излишне бодрым и спокойным — кровью с головы до ног.

— На мне пара капель, — отмахнулся он. — А вот ты с ног до головы залит, — и только сейчас вдруг спохватился. — Слушай, а ты сам не ранен? Вроде нормально ходишь и говоришь, но мало ли.

— Типун тебе, — сплюнул я. — Наших видел?

— Директора слышал вон там. Он за трофеи срался с кем-то из линкийцев. Прапора с новичками видел в начале драки вон там, — собеседник поочередно указал рукой в разные стороны.

— Пошли к Директору, а то его местные ещё прирежут втихушку и спишут всё на орков.

Наш соратник к этому моменту сам справился. Да и спорил он с парой местных мужичков, вооружённых дрекольем и трофейными каменными топорами.

— Видали что я выбил с орков? — похвастался он и показал нам копьё и каменный нож. Копьё было чуть меньше двух метров с большим наконечником, который имел длину сантиметров тридцать, ширину около ладони и два лепестка в нижней части, играющих, по всей видимости, роль стопоров как перпендикулярные усики на охотничьей рогатине. Поверхность наконечника была покрыта искусными узорами, избирающих растительный орнамент, животных, птиц, неведомых чудовищ. Наконечник крепился к толстому древку из коричнево-чёрно-красной древесины. На пятке копья имелся противовес из тёмного металла с такими же узорами. Он напоминал половинку утиного яйца: плоская, «срезанная» сторона не давала соскользнуть руке, а «носиком» можно было лупить врагов, соизмеряя силу для того, чтобы одних оглушить, а другим насмерть проломить рёбра или череп.

Нож был классическим образчиком каменного орудия из доисторической эпохи. Несмотря на примитивные материалы — лезвие из зеленовато-чёрного вулканического стекла, а рукоять из самородного куска меди, откованного холодным способом — клинок выглядел очень красиво. На обушке мастер отковал пластину, частично закрывавшую кулак. Вместо гарды сделал несколько шипов, расходящихся как солнечные лучи и не дающие пальцам соскользнуть на бритвенно-острое лезвие. Обсидиан удерживался такими же шипами, сжимающими его как пальцы, сложенные в щепоть.