Врата в Сатурн (СИ) - Батыршин Борис Борисович
— А что нам оставалось? — вздохнул Дима. — Пробитые отсеки отсекли, конечно, гермозаслонками, пробоины, как могли, запечатали изнутри — но, сам понимаешь, проку от этого было чуть, потеря воздуха не то, что замедлилась, наоборот, нарастала. Вот мы и решили попробовать…
Да, подумал я, кто бы сомневался, что мой бывший артековский вожатый первым кинется на амбразуру — он и сейчас был облачён в «Скворец», в котором собирался выйти в вакуум, под непрекращающийся дождик жёстких излучений, пронизывающих систему Сатурна. А действительно — что им оставалось? Каждый из работников Внеземелья всем своим существом впитал главный закон, гласящий, что жизнь твоего товарища всегда важнее твоей собственной — И Юрка, как и все остальные на «Лагранже», действовал в строгом соответствии с этим нигде не записанным, но непреложным правилом.
Но, к счастью, обошлось… пока обошлось. Я облачился в «Скворец» — на станции действовало аварийное расписание, требовавшее от всех находиться в гермокостюмах, да и наскоро налепленные пластыри могли «потечь» в любой момент. Чтобы такого не случилось, их требовалось дополнительно укрепить, а на это пока не было ни времени, ни подходящих средств.
— … а тут ещё «Теслу» сорвало с креплений и унесло прочь от станции. — продолжал Дима. — хорошо хоть, на борту в этот момент никого не было, а то так бы там и остался…
Действительно, подходя к «Лагранжу», я заметил километрах в двадцати от станции корабль. Это был не обычный орбитальный грузовик, вроде канувшего в тахионное зеркало «Тихо Браге» — «Теслу» изначально построили, как корабль-энергостанцию, оснащённую мощным ядерным реактором. В этом качестве корабль был пристыкован к «Лагранжу» ещё на этапе строительства, и с тех пор исправно обеспечивал энергией и саму станцию, и «батут». Сейчас «Никола Тесла» беспомощно дрейфовал километрах в пятнадцати от «Лагранжа» с развороченной при аварийной отстыковке носовой частью.
— Вот и «Тихо Браге» катапультировал свой реактор. — сказал я. — Но там дело было скверное — метеорит пробил оболочку, в любой момент могло рвануть. И таки рвануло — когда я шёл к вам, позади заметил позади вспышку, к счастью, далеко.
— Да, дела… — Дима покачал головой. — Дыры-то мы кое-как заделали, воздушная система почти не пострадала, а кислород, чтобы возместить потери получим из воды — твой «омар» цел, значит, можно доставить с «Энцелада» лёд. А вот что скверно по-настоящему — это то, что мы остались без электроэнергии. Её станция получала от реактор «Теслы»; кое-что есть, конечно, в батареях — но надолго ли этого хватит?
— «Теслу» мы поймаем. — пообещал я. — Зацепим «омаром» и подтащим к станции. Только сначала надо высадиться на корабль и посмотреть, что с реактором — как бы не бабахнул в самый неподходящий момент…
Дима торопливо закивал головой.
— Это я сделаю, этому меня учили, тем более, и скафандр теперь у нас есть. Только бы Леонов не запретил, он может…
— Это точно. — согласился я, запирая шторку бокса, в котором покоился драгоценный «Кондор». — Ладно, пошли, показывай, что тут у вас творится. Да, и Даськин гермомешок надо достать из контейнера — поди, совсем извёлся, бедолага…
Дела на «Лагранже» творились невесёлые — и чтобы понять это, мне не понадобилась даже беседа с Леоновым, состоявшаяся часа через два после моего прибытия на станцию. Всё было ясно и так: тусклое аварийное освещение в отсеках, системы (пока второстепенные), отключённые ради экономии электроэнергии, тревога в глазах любого, кто попадался навстречу в кольцевом коридоре, в данный момент, разрезанного гермозатворами на три неравных куска. А ещё –новые портреты на доске возле кают-компании. В одном из них я узнал Наташу Качур из группы Гарнье — когда-то Мира делила с ней каюту на «Тихо Браге». Вместе со своими коллегами девушка перебралась на «Лагранж», где они продолжили наблюдения, развернув переправленную с корабля аппаратуру. Дима рассказал, как она погибла — крошечный осколок, пробивший стенку каюты, где она успела укрыться, насквозь пронизал ей грудь вместе с ярко-оранжевой тканью бесполезного «Скворца».
Всего на «Лагранже» погибли пять человек, и ещё двое позже умерли от полученных ранений. Ещё семь или восемь пострадавших оставались в превращённом в лазарет тренажёрном зале, и двое уцелевших медиков выбивались из сил, пытаясь оказать им помощь — большая часть медицинского оборудования вместе со всем запасом лекарств погибла при попадании в медотсек сразу двух обломков. В момент удара там находилась главврач станции, та самая женщина, что неласково обошлась когда-то с Даськой — и её портрет я тоже увидел на скорбной доске…
Прочие дела тоже были плохи. Разрушены были рекреационные залы, обсерватория вместе со всем оборудованием, а так же лаборатория группы Гарнье. Здесь повреждения оказались не такими уж значительными — большая часть приборов уцелела, однако латать пробитую стену и переборки не стали, хватало дел и поважнее. Гарнье же, осознав, что требовать и протестовать бесполезно (при первой же попытке Леонов жёстко его осадил, чего раньше себе не позволял), он перетащил оборудование в резервную лабораторию и наладил работу там. «Они всё равно доберутся до станции и найдут нас, живых или мёртвых — говорил астрофизик, — Так пусть сохранятся хотя бы наработанные нами материалы, в особенности те, что касаются 'обруча» на Энцеладе. наших трудов. Рано или поздно земные учёные снова им займутся, и если мы сохраним свои наработки — им хотя бы будет от чего оттолкнуться…
Имелись и другие поломки, неполадки, повреждения — их перечисление заняло бы не одну страницу. Из самых неприятных — была разрушена большая внешняя антенна внешней связи, огромный сетчатый многолепестковый цветок с лепестками из тонкой золотой сетки, позволявший пусть изредка, пусть лишь на несколько секунд, но всё-таки устанавливатьсвязь с Землёй. Даже слышать родную планету на «Лагранже» теперь не могли — что, конечно, не добавляло обитателям станции оптимизма.
Но главным, конечно, были проблемы с энергией. Аккумуляторные батареи «Лагранжа» опустели почти наполовину, и если не принять срочно меры — жить станции остаётся от силы, неделю. Электричество — такой же жизненно необходимый ресурс, как воздух и вода, и когда иссякнет заряд последней батареи — всё закончится в течение нескольких часов. И тогда тем, кто прибудет сюда на «Заре» останется только выковыривать из запечатанных кают наши промёрзшие трупы — как я сам некогда извлекал мёртвые тела из висящего в межпланетной пустоте «Эндевора».
Спасение было в реакторе «Теслы» — и этим следовало заняться в первую очередь. Задача представлялась не слишком сложной — подтащить корабль-энергостанцию к его прежнему месту на внешнем, служебном кольце «Лагранжа» и закрепить его там. И сделать это предстояло нам с Димой — мне в коконе-капсуле «омара», а ему — облачившись в наш единственный скафандр. Конечно, для букировки такого массивного объекта одного «омара» явно недостаточно — но, какие у нас ещё варианты? Диме тоже придётся напрячься — сначала помочь мне при швартовке «Теслы», а потом приварить к корпусу новые крепления взамен сорванных, восстановить разорванные трубопроводы, очинить кабели, соединяющие реактор «Теслы» с энергосистемой «Лагранжа». Я на своём «омаре» мало чем мог помочь, так что работать ему предстоит по большей части, в одиночку. Задачка, прямо скажем, не из лёгких — но что ещё нам остаётся?
Из записок
Алексея Монахова.
«…С задачей мы справились — всего через пять часов реактор, запущенный на минимальном режиме дал ток. Сейчас дима возится с системой охлаждения — энергетик всё же, криогенщик! — а я выкроил свободную минутку для дневника. Прошлая запись была сделана сразу по прибытии на 'Лагранж»… постойте-ка, как давно это было? Всего две недели — а мне-то казалось, что с тех пор прошло не меньше полугода… Да, события в последнее время несутся карьером, и лучше бы они умерили этот темп…
