В гостях у Рема или разведчик из будущего (СИ) - Птица Алексей
Шириновский напрягся всем телом. Он вновь ощутил себя в своей стихии: море людей вокруг, волнуются, трепещут, ловя слова оратора, движутся в едином порыве, в единой мысли, а ты стоишь прямо перед ними, и в твоих жилах загорается огонь веры. Эту веру в себя и в свои слова ты передаёшь толпе. Она внимает тебе, вглядываясь в каждый твой жест, вслушиваясь в каждое твоё слово. Она вместе с тобой, она вокруг тебя, она за тебя!
Ты не чувствуешь холод, ты не чувствуешь жару, ты весь в упоении, в упоении толпой, ты в ней, а она в тебе, ты дышишь ею, а она дышит тобою. В единении сила, и это знают все. Только толпа чувствует и дышит, а ты даёшь ей жизнь и смысл и управляешь так, как ты хочешь. Это лучше, чем секс, это приятней, чем развлечения, это вкуснее, чем еда, — это ВЛАСТЬ! ВЛАСТЬ! Выше всего! И нет ничего слаще, чем ВЛАСТЬ! НИЧЕГО!!!
Шириновский «поплыл», вслушиваясь в голоса ораторов, и погрузившись в свои воспоминания. А митинг шёл своим чередом, не обращая внимания на одного из толпы. Вначале, как водится, выступил распорядитель митинга, тявкнув пару незамысловатых фраз, он дал слово одному из мелких партийных функционеров. Тот, для затравки, начал выкрикивать разные зажигательные и злободневные лозунги, заводя толпу.
Масса собравшихся на митинг людей молча внимала, иногда незначительно реагируя на нужные ей слова одобрительным гулом, даря нужные эмоции выступающим. Вначале слова падали в толпу, как камень в воду, тихий всплеск — и мелкие, быстро расходящиеся в разные стороны волны. Оратор сменялся оратором, как сменяются боксёры, уступая место на ринге всё большим тяжеловесам.
Предпоследний оратор уже кидал в толпу целые валуны слов, что давали обширный эмоциональный всплеск и начинали зажигать сердца многих людей огнём дикой веры. Людям нужны слова-дрова для огня их веры, а толпе нужны эмоции, которые, словно огонь одинокой и слабой спички, разжигали в сердцах и умах полыхающий ярким пламенем огонь вселенской уверенности в своей правде!
Будет вера, будет и пожар, и пусть в этом огне сгорит хоть весь мир, лишь бы почувствовать на краткий миг это чувство сопричастности к общему миру. К миру того, что вещает с трибуны очередной человеческий вождь. Если же он ещё и умеет говорить и говорит то, что думает по отдельности каждый, то тогда любая вера крепнет и расширяется, захватывая не только сердца людей, но и их умы. А это уже страшно!
И вот подошла очередь Грегора Штрассера. Высокий и крепкий, с округлыми чертами лица и сплюснутым носом профессионального боксёра, Штрассер уверенно обосновался на трибуне и, не пользуясь рупором, стал вещать в толпу громким, хорошо поставленным голосом:
— Партайгеноссен и фольксгеноссен! Я рад вновь увидеть и услышать Вас! Здесь собрались все те, кому не безразличны наши чаяния и стремления! Мы здесь стоим все вместе, как единая сила, как единая общность, как единый народ, единый немецкий народ! Как крепко сжатый кулак, образ которого используют коммунисты. Но у них нет нашей силы, и у них нет нашего древнего клича! Мы социалисты, мы немцы, мы арийцы! Мы сильны, мы едины, мы непоколебимы! Зиг унд Хайль! Зиг унд Хайль! Зиг унд Хайль!
— Зиг унд Ха-а-айль! — подхватила толпа, крикнув так же три раза в едином порыве. Каждый человек высоко вскидывал правую руку, отбрасывая её от груди выше головы.
— Мы, как лидеры северной части Национал-социалистической Рабочей партии Германии, предлагаем свою экономическую, политическую и культурную программу нашей партии. В экономике мы выступаем как против капитализма, так и против марксизма. Мы предлагаем построить гармоничную экономику, основой которой послужил бы своеобразный государственный феодализм. Государство должно стать единственным владельцем земли, которую оно будет сдавать в аренду отдельным гражданам. Все люди должны иметь право поступать со своей землёй как хотят, но сдавать землю в аренду и продавать её им нужно запретить!
По людской толпе пробежала волна возгласов, но скорее одобрительных, чем осуждающих. А Штрассер продолжал говорить дальше:
— Наш человек должен быть свободен, а свободен он может быть по-настоящему только тогда, когда будет экономически независим. Мы предлагаем национализировать предприятия тяжёлой индустрии и распределять крупные поместья в качестве государственного имущества. В области политики мы готовы отказаться от тоталитаризма в пользу федерализма. Парламент должен состоять не из представителей партий, а из представителей различных социальных групп. Германия должна быть децентрализована и разбита на кантоны по швейцарскому образцу. Пруссия, отделённая от Рейнланда, Гессена, Ганновера, Саксонии и Шлезвиг-Гольштейна, должна утратить свою гегемонию. Все вопросы управления кантоном и все должности — от губернатора до последнего портье — должны находиться в руках жителей кантона. Зиг унд Хайль!
— Идиот! — не сдержал эмоций Шириновский, услышав последнюю мысль. — Или предатель, — добавил почти сразу.
Шольц, стоявший рядом, покосился на него.
— Это кухарка будет назначать портье, что ли? А на мелкие государства зачем разбивать? Это что за идея? Новый национал-евро-регионализм?
Мозг Шириновского лихорадочно заработал, вытаскивая из закоулков своей памяти такие факты, о которых мало кто знал, а он знал. Да, знал он много, но не всегда мог о том говорить в открытую или даже упоминать. Просто могли не понять или понять неправильно, а он политик, а не бомж, чтобы нести бред сумасшедшего. Он слышал о том, что кто-то когда-то предложил нечто подобное.
«Как же его звали, как же его звали? — лихорадочно рылся он в своей памяти. — Этот фрукт, называл себя Сен Лу, то бишь Святой Волк, был он французским фашистом, и мало того, что карателем, а не солдатом, так ещё и участвовал в спецоперациях против русских партизан в 1942 году», — внезапно вспомнил он весьма отвратную информацию об этом «путешественнике» и писателе.
Довольно мерзкий тип, и звали его, звали его… звали его. О, вспомнил! И звали его — Марк Ожье, и служил этот мудень в легионе французских добровольцев против большевизма (Legion des volontaires francais contre le bolchevisme; сокращенно LVF или ЛФД), который воевал на Восточном фронте в 1941–1944 годах. Сука!
Пока Штрассер излагал дальше пункты своей программы, Шириновский вдруг чётко вспомнил всё с этим связанное. Вот этот самый Ожье и был самый первым пропагандистом этого самого регионализма, его ещё тайно поддерживало государство, а как иначе объяснить то, что этого Ожье объявили в международный розыск, а он преспокойно жил в это время в Париже, да ещё имел наглость издавать свои книжки под творческим псевдонимом. Фантастика, право слово!
Естественно, поддерживала его инкогнито Франция. Ну, и основным выгодоприобретателем этого самого еврорегионализма* была она же. А как иначе⁈ Общий смысл регионализма — это всех разбить на кусочки и организовать путём выборного органа из депутатов от каждого региона, но управлять ими будет некая общность над общей общностью. Как у Оруэлла: есть равные, а есть ещё равнее…
(*Регионализм — процесс повышения роли региона как внутри государства, так и за его пределами. Европейский регионализм — политика западноевропейских государств, основанная на принципах «атлантического» федерализма, предусматривающего освобождение гражданского общества из-под опеки государства. Сущность европейского регионализма заключается в поэтапном переходе от наднациональных объединений к Европе регионов.)
— Ха, так вот откуда ноги-то растут⁈ — снова вслух сказал Шириновский. — Всё как обычно, мы распилим на кусочки всех и руководить будем с помощью совета Европы, а советом будут руководить из Франции, формально уже как бы и не существующей. Хорошая придумка, хорошая… Вот только кто спонсор этой идеи, неужели Франция или быть может Англия?
Вокруг косились на него, но особо не обращали внимания, мало что там себе бормочет под нос тупой штурмовик. Шольц тоже пропустил его слова мимо ушей, больше внимая оратору, а тот продолжал вещать дальше:
