Ц - 9 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

— Михаил Петрович Браилов… — медленно выговорил я. — Ничего так.

— Да… — рассеянно кивнул двойник. — Иванов с Иваненко выдадут новые документы. Торжественно обещали успеть до февраля. И с паспортом, и с дипломом… Ну, со всем пакетом, короче. А потом мы сядем с Ленкой на поезд, и укатим в Новосибирск. Займемся хронофизикой наперегонки! — внезапно он поскучнел. — Забыл спросить… А когда вернется Рита?

— Дня через три… Скорее всего, на тех выходных.

Миша-2 помолчал.

— Я бы хотел с ней попрощаться, — сказал он деревянным голосом.

— Да без проблем, — бодро ответствовал я, чуя, как мутит душу неприятный осадочек. — А… с мамой?

— Нет, — глухо обронил Миша Браилов. — Избавим ее от таких сюрпризов. И ее, и Настю. Я только фотки возьму… Можно?

— Да о чем ты спрашиваешь? — вспылил я. — И кого? Себя?

— Ну, да… — смутился дубль. — Сам в паутину вляпался…

— И вот что, — мне удалось начать, заранее выбрав жесткий тон. — Я поговорю с Иваненко, как лучше это сделать, и переведу вам обоим деньги на книжку.

— Да не надо… — промямлил Браилов.

— Паутину стряхни! Тебе не надо, так о Ленке подумай. Где вы жить собираетесь?

— В Академгородке…

— В общаге? Как приедешь, купишь квартиру кооперативную, там должны быть. Ну, или хотя бы вступишь в кооператив! Тебе и так могут дать жилье, но, ты же сам понимаешь — кого-то тут же подвинут в очереди. А оно тебе надо? Шепотки за спиной, косые взгляды… Квартирный вопрос не одних москвичей испортил.

— Ладно, ладно, — забурчал мой визави, — убедил…

— И платье Лене купишь! Свадебное! Надеюсь, ты… Ты хоть немного любишь ее?

Дубль усмехнулся, кривовато уводя губы в уголок рта.

— А чего ты спрашиваешь? Ответ тебе известен. Спроси себя: люблю ли я Лену? Мне одно известно: она — любит. Очень! Без памяти! За двоих! А дальше видно будет… Вечно ты мне настроение портишь! — брюзгливо вымолвил он. — Любит — не любит… А Риту ты любишь? Немного или чуть-чуть? Или наполовину? И никогда-никогда Инну не вспоминаешь? О, узнаю, узнаю… — в его голос прорвалось нервное хихиканье. — Эти злые огонечки в глазах…

— Да иди ты! — раздраженно отмахнулся я.

— Молчу, молчу! — сникла моя копия. — Слушай, а давай выпьем?

— Я, вообще-то, за рулем, — ответ мой прозвучал чуточку враждебно.

— Ну, и фиг с тем рулем… — дубль безошибочно открыл дверцу в буфете, вытаскивая полбутылки виски. — Пока до Москвы доберешься, весь хмель выветрится. Целитель ты или где?

— А-а! — махнул я рукой. — Наливай!

Две рюмки сверкнули гранеными боками, и коротко звякнули, улавливая белые искры луны.

— Ну, за нас!

Среда, 23 января. Вечер

Багдад, Аль-Кашир аль-Джумхурий

На третий день после родов Грига отвез ее и сына на новую квартиру — в северном крыле Республиканского дворца. Она с робостью бродила по драгоценным мраморам, взглядывая на каменные кружева и позолоту недосягаемых сводов, а папаша счастливо смеялся: «Улучшим жилищные условия!»

…Марина улыбнулась Искандеру, тянувшему к ней ручки, и подхватила малыша. Почему-то ей раньше казалось, что мамочка из нее — никакая. Однако месяцы беременности минули не зря — любовь и привязанность к маленькому пищащему комочку перевесили всякий долг.

Тревоги о сыне застили все иные беспокойства, а тот факт, что «Александр Мелкий» — Григорьевич, незаметно примирило ее с Ершовым.

Замуж она вышла не по любви, просто позволяла любить себя. А вот ребенок… М-м… Милый пухлячок не то, чтобы связал их, но уравнял, укрощая в ней остаточное сопротивление. Ведь всё, чего добивался Ершов, делалось для неё и ради неё.

Она живет в настоящих палатах, ни в чем не зная отказа. Разве это не достойно хотя бы благодарности?

«Стерпится — слюбится», — улыбнулась Марина, подходя к окну, вписанному в замысловатую раму. За стеклом веял брызгами фонтан — Искандер загукал, тараща глазенки на пушащуюся воду.

— Фонта-анчик… — заворковала женщина.

Ершов не покупал ей пылесос или новую сковородку — он знакомил жену с горничной Ферузой, юркой хохотушкой, или с поваром Юсуфом, румяным усачом. А лучшей нянькой для «Искандерёнка» стал старшина Юдин, неуклюжий, как медведь.

Марина с большим сомнением доверила «усатому няню» свое сокровище, но убедилась вскоре, что ругать старшину придется вовсе не за строгость, а за излишнее потакание детским капризам. Юдин носился с мелким, кудахча наседкой — и кашкой кормил, и ползать учил, и памперсы менял, предпочитая импортные — советские.

«Наши мягчее!» — уверял он, а спорить с ним — занятие бесполезное.

— Вон вы где! — воскликнул Григорий, топча бесценный ковер, и засюсюкал, протягивая руки: — Иди к па-апоцьке!

Искандер радостно залепетал, вырываясь у «мамоцьки».

— Да иди, иди уж… — проворчала она, довольная.

Отец с сыном потерлись носами — обоим очень нравилось такое приветствие.

— Что за дом… — покачала головой Марина. — Обычно детей женщины балуют, а у нас — мужики! Что Гриша, что Гера…

— Да я и сам уже ревную! — рассмеялся Ершов. — Что Сашок в первый раз скажет? «Папа» или «дядя»?

— Ну, зато с «дядей Герой» спокойно, — улыбнулась Марина. — Он на днях Ферузу бедную чуть не прибил: она, видите-ли, соску в обычной воде обмыла, а надо — в кипятке!

— Правильно, правильно! Нечего тут антисанитарию разводить. Да, Искандер ибн Джирджир? — покрутив над собою хохочущего сына, Григорий передал наследника тревожно мнущемуся Юдину. — Держи! — и заговорил тоном посерьезнее. — Мариночка, у Аль-Бакра намечается визит в Иран, и он берет нас с собой. Ну, ты же знаешь, презик обожает переодевать арабов в европейские костюмы! Вот и обычаи белых сахибов копирует… Наводит западный лоск поверх восточного коварства!

На щеках у Марины запали симпатичные ямочки.

— Ну, наш Петр тоже этим увлекался, — подчиняясь порыву, она обняла мужа — и закрыла глаза, чувствуя, как пальцы Григи гладят и перепускают ее волосы. — Я тобой горжусь, товарищ директор 5-го управления Спецбюро «Мухабарат»… — мужнины руки замерли — и бережно притиснули жену. — Аль-Бакр доверил бы тебе всё бюро разом, просто не хочет слышать пересудов о фаворитах, о выскочках…

— Ну, я же должен соответствовать своей Мармарин… — шепнул, задыхаясь, мужчина.

— Твоей, — улыбнулась женщина, — твоей…

Глава 16

Пятница, 25 января. Вечер

Тегеран, район Шемиран

Огромный бестолковый город и не думал замирать — по его широким проспектам, щедро политым электрическим сияньем, шуровали потоки машин. Слепящие фары запруживали улицы, обращая их в реки света, бурлящие в темных ущельях застройки. Да и утесы домов все чаще сквозили желтыми окнами, еще пуще сгущая черную просинь неба.

Звезд здесь не разглядишь — смрадное дыхание восточного мегаполиса затягивало выси белесой дымкой. Даже холодный дождь не осаживал марево, а печной чад тянул вверх в любую погоду. И лишь сильный ветер с гор Дарбанда стягивал с иранской столицы зыбкое покрывало, донося свежий запах снегов.

Марина, кутаясь в меховую накидку, вышла на галерею, что охватывала внутренний двор шахского дворца. Сглупил «царь царей», потерял и трон, и страну. Так ему и надо…

А нынешний правитель гордится сразу деянием и недеянием — Масуд позволил шаханшаху сесть за штурвал бело-голубого «Боинга», и улететь со всей семьей, а вот транспортный самолет, битком набитый украденными сокровищами, остался у имперского павильона аэропорта Мехрабад… Достояние Социалистической Исламской Республики Иран.

Клацнула узорчатая дверь, выпуская Масуда Раджави, признанного толпами персов «рахбаром», то есть вождём.

— О, Мармарин-ханум, — по-азиатски учтивый поклон рахбара контрастировал со смокингом. — Дышите?

— С самого рождения, — улыбнулась «ханум». — А вы молодец, Масуд. Признаться, год назад я сомневалась, позволят ли вам удержаться.