Позывной «Хоттабыч» - lanpirot
Виноградов подождал, пока я утолю жажду, а после сжалился над бедным старикашкой, страдающим тяжкой формой похмелья — излечил практически одним прикосновением! Вот нельзя было сразу так? Понимаю — назидательный процесс! Все прямо по Павлову![41] Но старого пса переучивать — только время зря терять!
Натянув на негнущиеся ноги солдатские «галифе» защитного цвета, я ловко намотал портянки и воткнул ноги в кирзачи. А Владимир Никитич красавчик, куда лучше мои копыта стали работать после его вмешательства! А ведь и вовсе лишиться мог! Пока мои великовозрастные детки боролись с портянками (а у меня опыт — хрен пропьешь), я, громко похрустывая суставами, натянул гимнастерку, подпоясался ремнем и пошкандыбал со всей возможной скоростью, развиваемой моим престарелым организмом, к выходу. И неплохо так, вроде, разогнался…
Но, несмотря на все усилия, тут меня молодые оболтусы и сделали! Пока я, скрипя суставами, как несмазанный железный дровосек, спускался по ступенькам высокого крыльца, меня и обскакали абсолютно по всем параметрам. А один из «сослуживцев», этакая, сука, мелкая, но очень говнистая вошь, как бы ненароком даже зацепил меня носком своего сапога под пятку. Я запнулся и, потеряв равновесие, едва не рухнул. А если бы загремел, то рассыпался бы как ветхий шкилет из кабинета биологии, и собирали б таи мои косточки по всему плацу! Благо Надюшка (Да-да, на весь взвод у нас оказалось три девушки с проснувшейся Силой) меня под руку придержала, а то точно растянулся бы дед на потеху честной публике!
— Спасибо, внучка! — благодарно выдохнул я, восстанавливая утраченное было равновесие.
— Не за что, дедушка! — добродушно ответило прелестное создание, ослепительно улыбнувшись. — Это все Колька Варфоломеев — урод, каких поискать…
— Курсанты Нефёдова и Абдурахманов! Кончай базар! — Оторвал нас от милой беседы грубый оклик старшего наставника Болдыря. — Успеете еще пообщаться — вы сегодня на пару драите общественный нужник! — Зычно объявил он. — Встать в строй!
Глава 18
Ну, мы с Надюшкой и поковыляли… Вернее, я поковылял, а она, по доброте душевной продолжала поддерживать меня под локоть — дедушка-то старенький, того и гляди развалится… Да, из-за той самой подлой подножки мы с сердобольной девчушкой оказались последними на построении.
— Развели тут богадельню… Хренову! — недовольно фыркнул старший наставник, наблюдая злым взглядом за нашей «сладкой» парочкой. — Курсанты… мля… Тьфу, смотреть и то противно! Абдурахманов, и чего тебе спокойно на печи не сиделось? — продолжал докапываться до меня Болдырь. — Слез зачем-то… Тебе помирать не сегодня-завтра, а туда же?
— Так точно, товарищ старший наставник! — «бодро» откликнулся я. — На кладбище уже лет двадцать прогулы ставят! Никто и не думал, что Сила проснется…
— А тебе сколько, старикан? — перебил меня Болдырь. — Семьдесят? Или все восемьдесят?
— Сто два, товарищ старший наставник! — Я даже грудь колесом попытался выпятить, но не срослось.
— Едрить-колотить! — Только что и смог выдавить наставник.
А курсанты весело загудели.
— А-а-атставить! — рявкнул Болдырь, и все смехуёчки стихли. — Ра-аняйсь! Сми-ирна!
Заняв места в строю «согласно купленным билетам», мы подверглись тотальному досмотру со стороны придирчивого начальства. Этот гад с красным квадратным лицом, пышными фельдфебельскими усами и такими же фельдфебельскими замашками спуску не дал никому. Под разнос попали все, а не только мы с Надюшкой. У этого гимнастёрка пузырем, у того ремень «провис», хоть кулак туды толкай, то грудь «не торчит» (придирка только для мужиков, девчушки во взводе подобрались всё на редкость фигуристые!), то спина колесом. С этим-то все ясно — камень в мой огород и спина у меня намного колесее, чем у других курсантов.
Досталось и тому засранцу, что мне подножку подставил, это крысеныш портянки по-человечески наматывать не умеет! Вот и торчал незаправленный кусочек ткани из его сапога. В общем получили всё сестры по серьгам!
Разхреначив в пух и прах нашу разношёрстную компанию, занятия у нынешнего набора курсантов-Силовиков начались всего лишь неделю назад, так что я и не сильно опоздал, остальные тоже еще не успели как следует втянуться, и определив каждому индивидуальное наказание, чтобы жизнь малиной не казалась, Болдырь скомандовал:
— На первый второй, расчита-айсь!
— Первый-второй, первый-второй… — быстро побежало по ряду.
— В две шеренги… ста-а-анавись!
Не без огрехов, но взводу быстро удалось перестроиться в два ряда. Да, со строевой тут явные проблемы, и это было отлично видно по багровеющей на глазах физиономии старшего наставника.
— Нале-о! — Пошла следующая команда. — Вдоль плаца ша-агом арш! Левой! Левой!
И мы усердно загрохотали кирзачами по старой, мощеной булыжником площадке.
— Правое плечо вперед! — рыкнул мини-командующий, и взвод слаженно «повернул».
Ну, это только казалось, что он слаженно повернул, а на самом деле все построение сбилась к хренам и превратилось в полную неразбериху. Я не мог без слез смотреть на клокочущего праведным гневом Болдыря. Так-то его понять можно — всучили пару десятков абсолютных неумех и профанов в военном деле, да еще в придачу трех девок, да одного старого, «почти на вынос», хрыча — вот и воспитывай, как знаешь! А по внешнему виду старшего наставника можно с уверенностью сказать, что он в армии, едва ли не с пеленок. Явно начинал еще в той, старой «золотопогонной», да еще, по ходу, из самых низов карабкался! До унтеров выслужился: фельдфебель, как есть фельдфебель! И все происходящее вокруг действо, его основательно так корежит. Поток отборной, трех-четырех, даже пяти-шестиэтажной матерщины, которым наставник костерил курсантов на чем земля держится, лился «живительным бальзамом» на мои уши! Таких ошеломительных конструкций, я, если и слышал, то очень и очень редко. Жаль, тетрадки и карандашика с собою нет, я бы записал, поскольку на собственную память не возлагаю больших надежд. А такого спеца еще поискать…
Наконец строй выправился и вновь загремел сапожищами по плацу. А во время этой неразберихи, мелкий ушлепок, тот самый, который мне перед построением подножку подставил, так вхреначил мне каблуком по ступне, что прямо ногу отсушил! Есть у меня «смутные подозрения», что он это все специально делает. То ли дедушки допечь хочет, толи хрен его знает? Ну ничего, разберемся с сопляком как-нибудь…
— Взвод, песню запева-ай! — скомандовал Болдырь, а мои «однополчане-сокурсники», грохнули нестройными голосами:
— Школа красных командиров
Комсостав стране своей куёт! [42]
«Черт возьми, а