Режиссер Советского Союза 2 - Александр Яманов
— Кхм, — слышу сбоку, — Скучаете, молодой человек?
Чего-то я совсем ушёл в свои мысли и не заметил подошедшего Брежнева. Рядом стояла Фурцева, чей взгляд обещал мне все мыслимые кары.
— Просто задумался, Леонид Ильич, — отвечаю вождю.
Надеюсь, я не нарушил какой-то этикет? Не слишком ли это панибратски обращаться к лидеру страны по имени-отчеству. Но Брежнев просто улыбнулся. Вообще, сегодня у меня произошёл слом шаблона в отношении «дорого Ильича». Бодрый, адекватный, с чувством юмора — вот так я бы его охарактеризовал. Ещё он спокойно провёл на ногах более часа, пока произносил вступительную речь и награждал лауреатов. Да и взгляд вождя весьма проницательно рассматривал меня любимого. Хотя чувствуется, что у него сегодня хорошее настроение. Веет какой-то теплотой и душевностью. Куда всё это пропадёт через несколько лет? Останутся только поцелуи взасос и «сиськимасиськи».
— И о чём же можно думать на этом мероприятии? Не понимаете, почему вас обошли наградами? — опять эта добродушная улыбка, которая просто обезоруживает.
— Это как раз нормально. Я ничего особого пока не сделал. Откровенно говоря, в Каннах нам немного повезло. Народ любит сентиментальные истории, вот зрители и повлияли на решение жюри. Мысли мои о новой картине. Только там много нюансов, мало кто ещё снимал подобное, вот и ухожу в себя, позабыв об окружающих.
— О чём фильм, если не секрет?
А народ постепенно начал подбираться к нашей троице. Дистанцию держали, но ловили каждое слово. Чую, что приобрету я себе новых врагов, хотя меня и так не любят коллеги. По крайней мере, Зельцер рассказывал, что среди многих маститых режиссёров мой успех в Каннах вызвал исключительно раздражение и зубовный скрежет. Только я представившегося момента упускать не собираюсь.
— Хочу снять картину о войне.
— Их и так немало, — ответил вождь и наклонился ко мне поближе, — Скажу по секрету, что некоторые из них откровенное враньё и не имеют отношения к реальным событиям. Хотя такие фильмы, безусловно, нужны. Исполнение только часто подводит. Но есть и самые настоящие шедевры, которые любого фронтовика пробирают до печёнок.
Надеюсь, что шёпот Брежнева никто не слышал. А то режиссёры народ мнительный, ещё не хватало, чтобы с кем-то случился приступ или нервный срыв. Это я так себя внутренне подбадриваю, издеваясь над коллегами.
— Наверное, это прозвучит странно или глупо, но я хочу показать людские чувства на фоне войны. Любовь, дружба, ненависть, предательство, самопожертвование и трусость. В такие сложные и трагические моменты человек обнажает свою истинную сущность. Далеко не каждому актёру дано сыграть такую роль. Заодно есть у нас задумки совершенно иначе показать боевые действия. Это будет зрелищно и ужасно одновременно. А ещё хочу, чтобы мой фильм смотрели в Европе. Там уже начали забывать о подвиге советского солдата. Более того, восхваляют американцев, будто это они брали Берлин и понесли самые большие потери в истории человечества, — выдаю на одном дыхании, а сам готовлюсь к любой реакции.
Вождь берёт меня под руку и демонстративно отводит подальше от навостривших уши коллег. До тех дошёл смысл манёвра Генсека, и народ начал с неохотой расходиться. Я тем временем посвящаю Брежнева в свои планы снять фильм про одну эпическую битву в воздухе. Глава государства слушал внимательно и не перебивал. После окончания моей эмоциональной речи, он на некоторое время задумался. Вернее, выпал из реальности, как это было со мной несколько минут назад.
— Это очень хорошая затея. Знаешь, а я ведь находился рядом с этим местом именно в 1943-м. Только мы воевали немного южнее, но это была одна войсковая операция. Что касается отношения к нашей Победе в Европе, то мне уже докладывали. Не могу поверить, как быстро люди забывают о тех, кто спас их от уничтожения. Мне такого никогда не понять. Говоришь, что заинтересовал даже иностранцев, которые готовы вложить деньги в советский фильм? — собеседник вдруг меняет тему.
Киваю в знак согласия, а внутри бушует просто ураган. Не знаю, видно ли это по моему лицу, но мне с трудом удаётся выглядеть спокойным. А я и не знал до этого момента, где находилась легендарная «Малая земля». Оказывается, тоже на Кубани. Как удачно всё совпало!
— Екатерина Александровна тебя хвалит. Из Европы призы привозишь, прославляя нашу страну. Да и фильм получился душевный, мне очень понравилось, — Брежнев начал перечислять мои достоинства, я же стою ни живой, ни мёртвый, — Только уж больно ты ершист и непредсказуем, но это с возрастом пройдёт. Талантливый человек и не должен быть похожим на окружающих. А фильм, который ты задумал, очень нужен. Стране, народу и даже буржуям, которым надо напомнить, кто сломал хребет фашизму. Не подведи меня, сынок!
Это типа благословение? Ильич потрепал меня по плечу и двинулся в сторону кучки заслуженных режиссёров. Я же застыл как статуя. Опомнился, когда чуть не уронил фужер. Жахнул одним глотком остатки шампанского и понял, что срочно нужно добавить. Трясёт меня капитально. Ранее не думал, что способен на такую нервическую реакцию. Считал себя прожжённым циником, а оно вон как получилось. Пока народ переключил внимание на беседу вождя с заслуженными товарищами, один хамоватый попаданец двинул в сторону стола с напитками. Сообразительный официант наполнил мне посуду и сразу повторил, так как я пил алкоголь словно воду. Кто-то дёрнул меня за рукав, не дав допить очередную порцию.
Серова улыбалась, но глаза её чуть ли не метали молнии.
— Ты чего творишь, моралист чёртов? Ещё не хватало здесь напиться. Быстро поставь бокал и далее веди себя как паинька. И это человек читал мне нотации! Лицемер!
Слова моей музы хлестнули как пощёчина. Меня ведь действительно понесло не в ту степь. «Доброжелателей» у одного наглого выскочки предостаточно даже в этом зале. Они не преминут воспользоваться ситуацией, дабы подставить мне подножку. А я сам дал повод для
