Елена Горелик - Стальная роза
– Цедить знания по капле, – вздохнула Яна. – Выдавать их лишь по необходимости. И ещё, любимый… Я, кажется, знаю, что нужно дать господину сотнику, помимо оружия.
– Что же?
– Честь офицера.
– Прости, не понял…
– Ну, любимый, это долго объяснять… Ладно, не смотри на меня так. Попробую. У нас есть понятие «честь офицера». Есть писаный кодекс чести, есть неписаный. Здесь этого нет. Ханьский солдат хуже разбойника, офицер – всего лишь вооружённый слуга чиновников, хитрый и беспринципный. Карьера в армии считается уделом неудачников, не способных сдать экзамен на чиновничью должность, или младших сыновей нищих родов. Ты сам говорил, при хуанди Тай-цзуне такого безобразия не было. А сейчас есть. И если не дать воинам духовную опору – ту же честь воина – рано или поздно такая армия превратится в большую банду. Уже превращается. Надеюсь, наш сотник это понимает или чувствует. Если поделиться с ним идеей, а он сам её обдумает, сформулирует и красиво изложит на бумаге…
– Это дело не одного года, даже десятилетия, – проговорил Юншань. – Однако дело стоящее. Я-то побывал на войне. Получил стрелу в ногу и вернулся хромым в отцовскую кузницу. Но я хорошо помню, как к нам относились… Не годится, если солдата от непотребства сдерживает только обещание казни за любое движение не по правилам. Нужна цель, нужно служение чему-то великому и вечному. Армия Тай-цзуна, имевшая такую цель, увеличила империю втрое, если не больше… Да, это займёт не один год. Но ведь и пороховое оружие не один год будет распространяться в нашей армии. Всё требует времени.
– У нас с тобой оно есть? Как ты думаешь, любимый?
– У нас говорят: «Всё под Небом», – усмехнулся Юншань. – А у вас на западе думают, что судьба человека зависит от него самого. Истина же, как всегда, где-то посредине… Идём спать, любимая. Хоть бы часок отдохнуть получилось…
Стоит ли говорить, какую бурную деятельность развёл сотник Цзян?
Нет, он не был бы знатным тоба, если бы ограничился только технической стороной вопроса. Разумеется, гонцы поехали не только к наместнику, но и с санкции оного и в Тайюань, и в Ючжоу. Господин наместник, памятуя о судьбе своего собрата в Иньчжоу, решил дать ход прошению коменданта одной из самых дальних крепостей. Армию он, само собой, собирал, но и инициативе с мест нашлось применение. Мало ли что может послужить залогом победы… или просто безопасности. А тем временем сотник Цзян охмурял – в дипломатическом смысле, а не в том, что подумали некоторые несознательные личности – молодого Елюя Лугэ. Киданьский княжич чувствовал себя слегка неуютно: на горизонте то и дело появлялись разъезды татабов, коих хань именовали «кучжэнь си», а с ними, даже имея названого брата из родственного им племени мэнь-гу, лучше было лишний раз не пересекаться. Правда, сотник был отменно учтив, надарил подарков, часто приглашал к себе в дом и навещал знатного гостя в его белой юрте. И постепенно, шаг за шагом, склонял его к мысли, что торговать с империей всяко лучше, чем воевать. Против аргументов сотника у княжича не нашлось ни одного контраргумента, если не считать туманную политическую позицию его отца. Тот совершенно точно в курсе случившегося, гонец-то наверняка сперва известил главу рода. И теперь хан Елюй раздумывал, чью сторону принять.
И вот тут сотник, принявший в течение двух дней сразу два обоза из Тайюаня, вдруг начал туманно намекать княжичу на некие новинки танской военной промышленности, способные в корне изменить расстановку сил в регионе… Сказать, что Елюй Лугэ не был заинтригован, значит, погрешить против истины. Сотник Цзян Яовэнь, будучи вдвое старше и опытнее княжича, видел его насквозь и поймал на самый банальный крючок – на любопытство. Молодой человек не стал выпытывать подробности, не желая показаться в глазах знатного табгача несдержанным мальчишкой. А сотник не торопился развеивать туман секретности. Во всяком случае до тех пор, пока не получил первые результаты испытаний, проводившихся в отдалении от Бейши. А результаты впечатляли.
Со вторым обозом в Бейши приехали двое чиновников. С виду второго или даже третьего ранга, но общались они исключительно с сотником, а тот снабдил их серьёзной охраной из солдат гарнизона. Эти двое сразу же взялись за дело. Для начала уточнили состав пороха. Оказалось, туда нужно было добавлять не только перемолотую в тонкий порошок серу, но и дополнительную долю селитры. А древесный порошок, который, хвала Небу, догадались привезти отдельно от прочих ингредиентов, благополучно отправился в печь. Вместо него использовали опять же тонко размолотый древесный уголь. Несколько дней экспериментов – и получился состав с более-менее удовлетворительными свойствами. Им набили глиняный кувшин и чугунный казанок. Оба сосуда тщательно закрыли, к пороху подвели шнуры из хлопчатого волокна, пропитанные маслом, и подожгли… Хань знали, что чугунки лучше на каменные плиты не ронять, бьются. Но не так же легко, как глиняные сосуды! А разлетевшиеся осколки едва не убили солдата, вздумавшего посмотреть на эксперимент не из укрытия. Как выяснилось, на небольшом расстоянии от них не спасал даже обычный щит.
Следуя инструкциям, полученным от начальства, солдаты выкопали траншею и насыпали бруствер. Только после этого выкатили две пушчонки, откованные в кузнице мастера Ли и установленные на грубые подобия лафетов, и принялись, тщательно отмеряя порции пороха, стрелять и записывать результаты на бумагу. И так – пока обе пушечки не разорвало, одну за другой. Бруствер знатно посекло обломками, но слегка контуженные экспериментаторы остались целы. Обломки тщательно собрали и отправили обратно в кузницу. Собственно, эти образцы и были предназначены на уничтожение. Вторую пару добивали два дня подряд, уточняя оптимальные параметры картечного заряда. Сколько пороха при этом было сожжено, оказалось нелегко подсчитать даже дотошным ханьцам. Хорошо, что ингредиентов привезли с запасом, и ещё ожидался третий обоз. Зато к исходу второго месяца тягостного ожидания и плохих новостей с побережья в крепости Бейши появилась первая в мире орудийная батарея. Из трёх пушечек-бомбард, при доводке коих до ума были учтены все выявленные в ходе экспериментов ошибки.
Княжич Елюй Лугэ был впечатлён манёврами гарнизона с участием артиллерии и немедленно отписал батюшке: киданьская верхушка была поголовно грамотна.
До экспериментов с порохом и пушками Яну, разумеется, никто не допустил.
«Зачем тебе туда? – с мягкой улыбкой спросил тогда Юншань. – Они сами справятся». «Они» – те двое засекреченных чиновников-учёных – действительно справились сами, без дополнительных подсказок. К огромному удивлению Яны, танские ханьцы проявили аналитический подход, который в европейской науке появился в лучшем случае веку к семнадцатому. Таблицы зависимостей выписывали! Изучали сколы обломков разорвавшихся пушек! Травили их едкими составами, зачем-то растворяли образцы в бамбуковых пробирках. Производили расчёты и сводили полученные цифры в новые таблицы. При этом все опыты тщательно документировались, а отчёты дублировались и немедленно отсылались… куда? Того и сотник не знал. Но явно подальше Тайюаня. Потому Яна по здравом размышлении согласилась с доводом супруга. Эти – справятся сами.
Вообще-то иногда она начинала путаться во времени. Казалось бы, римская цифра DCXCV[4], выписанная палочкой на земле несторианским проповедником, явно показывала, какой нынче год от Рождества Христова, но глаза порой говорили совсем другое: минимум плюс тысяча лет. А если судить по некоторым бытовым мелочам, и больше. Империя Тан по некоторым признакам стояла на пороге технологического прорыва, который в том же Китае чуть было реально не случился при династии Мин, а в Европе произошёл в Англии века восемнадцатого. Правда, паровые машины здесь заменяли чисто по-китайски – многочисленными трудовыми армиями. И века не прошло, как при династии Суй таким манером выкопали величайший судоходный канал за всю историю человечества. Пожалуй, только поэтому технической революции не случилось ещё при династии Тан, слишком уж полагались ханьские инженеры на ставший в наше время анекдотичным «миллион китайцев с лопатами». Но если именно сейчас подать ханьцам идею парового котла, хотя бы в виде движка для большого кузнечного молота, они её подхватят и разовьют. Особенно сейчас, когда жирка уже поднакопили, но ещё не угас порыв Тай-цзуна Ли Шиминя к расширению сферы влияния империи. Даже при массовом ручном труде, без промышленной штамповки, в обиходе ханьцев были вещи, словно перенесенные из будущего. Яна поражалась изяществу и тонкости деталей самых обычных домашних вещей, хотя бы той же кухонной утвари. Простые чашки в доме ремесленника тщательностью выделки заставляли вспомнить уже времена королевы Виктории, а ведь это был недорогой ширпотреб, который били резвые детишки. Литые чугунные казанки выглядели более «товарно», чем иные их силуминовые собратья из цифрового двадцать первого века. Да что там утварь: самые обычные повседневные женские туфли, в которых она выходила за порог дома, были изначально сработаны на правую и левую ногу, тогда как в Европе ещё многие сотни лет обувку тачали на одну колодку, а потом разнашивали. И так – почти во всём.
