Санек 3 (СИ) - Седой Василий
За эти трое суток времени на общение с дедом было более чем достаточно. Народ в пещеру только ночевать приходил, все остальное время все люди постоянно были чем-то заняты. Кто-то охотится, кто-то занимался заготовкой дров. Два человека отправились в обжитые места, чтобы дать знать ответственным товарищам, что пропажа найдена и поиски можно прекращать. Вот у нас с дедом и было пообщаться без лишних ушей. Если у него особых новостей не было, да и откуда бы им взяться, то мне было что рассказать. Вот я и рассказал все в подробностях, а дед только головой качал, иногда недобро поглядывая в сторону метавшегося между жизнью и смертью Абрама Лазаревича. Внушил он себе, что это старый еврей меня сбил с пути истинного и все тут. Так я и не смог убедить деда, что все, что со мной произошло, это не что иное, как мои хотелки и заморочки. История о поведении дядьки, хотя дед и знал обо всем этом из моего письма, все равно заставила его играть желваками и злиться. Не завидую я этому чудо-родственнику, если ему доведется встретиться с дедом, по морде точно отхватит. На мои уговоры перебраться в Москву и жить в моем доме дед ответил категоричным отказом. Сказал, что никуда из деревни не уйдет, и все, как отрезал. За подарки поблагодарил, хоть и пробурчал, что не стоило тратиться. Похоже, новость, что я сейчас богат, он пропустил мимо ушей.
Когда Абрам Лазаревич пришел в себя, наши разговоры, можно сказать, сошли на нет. Нет, общение, конечно, продолжили, но уже так, как до его пробуждения.
Как бы Абраму Лазаревичу ни хотелось побыстрее отправиться в путь, а Прокофьевич не позволил. Сказал, что нельзя, и все. Все споры, просьбы и, можно сказать, угрозы со стороны больного проигнорировали даже нквдшники, которые, по идее, должны выполнять все приказы Абрама Лазаревича. Но, узнав, что они могут не донести его до цивилизации, они просто забили на эти его приказы. Поэтому пришлось нам с ним валяться на своих постелях, дурея от скуки, и общаться на самые разные темы.
Хорошо, что мы никуда не пошли раньше времени. На пятый день с появления здесь этой толпы, я, проснувшись рано утром, внезапно ощутил себя полностью здоровым. Не могу правильно выразить это свое состояние словами. Из моей черепушки пропала какая-то непонятная тяжесть, незаметная в обычном состоянии, но перерастающая в боль при малейшем напряжении организма. Сейчас же я почему-то был уверен на все сто процентов, что терзающие меня боли ушли в небытие. Понятно, что я решил сразу же проверить, так ли это, и, одевшись потеплее, потопал на улицу. Кстати, сделал я это впервые с пробуждения в пещере, до этого никакой необходимости выходить наружу не возникало. Наверное, надо объяснить чуть подробнее, почему так.
Дело в том, что узкий проход напротив входа в пещеру действительно вел вглубь горы, где буквально сразу раздваивался. Одно ответвление вело в небольшую пещеру, которую отшельник превратил в туалет. В одном ее углу в полу была узкая глубокая расщелина, которая как раз и выполняла роль своеобразного толчка. Второе ответвление было подлиннее и заканчивалось довольно большой, вытянутой метров на тридцать пещерой. Одна из стен этой пещеры была с сюрпризом. Из нее на высоте примерно в метр вытекал маленький ручеек ледяной, чистой, как слеза, воды, которая тут же крохотным водопадиком исчезала в расщелине. Эту пещеру отшельник использовал как кладовку для хранения продуктов. Здесь и правда было весьма прохладно, поэтому и получился тут своеобразный природный холодильник. Проход отшельник завесил большой шкурой какого-то животного, поэтому холодный воздух не попадал в жилую пещеру. В общем, квартира у Прокофьевича получилась со всеми удобствами. А если учитывать, что в десятке шагов от этой пещеры была еще одна, чуть ли не побольше этой, которую Прокофьевич использовал вместо сарая, здесь у него была целая скрытая усадьба.
На улице было свежо, и все вокруг оказалось укрыто довольно толстым слоем снега. Я даже не предполагал, что уже наступила зима, ведь когда я отправлялся в полет, о снеге еще и речи не было. А теперь нужно понять, как мы будем выбираться отсюда. Лыж-то у нас нет, а идти без них будет то еще удовольствие. Но это ладно, без меня есть кому об этом думать. Мне пока надо убедиться, что головная боль полностью ушла. Поэтому я решил пробежаться по округе, осмотреться и размять маленько ослабленный организм. Вход в нашу пещеру находился у основания поросшей лесом горы, так что устроить себе прогулку было легко. Не очень мне сейчас хочется лазить по крутым склонам, да и не нужно этого делать. Снега оказалось не так много, как мне показалось, когда я только вышел, сантиметров двадцать всего насыпало. Поэтому идти было не то чтобы очень уж тяжело. Конечно, на лыжах прогулка была бы на порядок приятней, но и так неплохо.
Вот только уйти далеко мне не удалось, не успел я сделать и пару десятков шагов, как откуда-то появился дед и, не слушая мои возражения, потащил меня обратно в пещеру. При этом приговаривал, что рано мне еще гулять, надо сначала окрепнуть как следует. Пришлось подчиниться, это же дед, и когда он говорит таким тоном, лучше не перечить, а то вдруг по забывчивости подзатыльник выпишет, а у меня только-только все на лад пошло с головной болью.
Уже в постели мне удалось достучаться до деда и объяснить, что все, я практически здоров. Голова перестала болеть, а на бедро можно не обращать внимания, там уже больше чешется, чем болит. Дед хоть и осознал это, но решения своего не изменил, сказал, что хуже мне не станет, если еще полежу денек-другой. Спорить с ним было бесполезно. Пришлось мне и дальше развлекаться беседами с Абрамом Лазаревичем, которому я, похоже, уже поднадоел своими вопросами. Зато всю его жизнь я рассмотрел чуть не под микроскопом, конечно, из того, чем он мог поделиться. Что-то он наотрез отказался рассказывать. Видно есть, что скрывать.
Три дня так развлекались, а потом Прокофьевич дал добро на выдвижение в путь. Дед попытался было уложить меня на носилки, но тут я уже реально возмутился. Ведь я чувствовал себя прекрасно, так что незачем было создавать людям сложности. Удалось мне отбиться, так что я шел сам. Дед, как нетрудно догадаться, вместе с сельскими охотниками пошел провожать нас до обжитых мест. Как он объяснил, спать не сможет, будет думать, все ли со мной нормально. Был бы я здоров, так он и не переживал бы, а тут не нравится ему мой вид.
Шли мы вообще не торопясь, поэтому без ночевки на свежем воздухе не обошлось. Благодаря тому, что людей в нашей группе было много, организовать дежурство не составило проблем, так что переночевали мы, можно сказать, с комфортом. В Красновишерск прибыли на следующий день поздно вечером и ночевали в гостинице для иностранных специалистов. А уже на следующий день прямо с утра нам с дедом пришлось прощаться. Перед расставанием я клятвенно пообещал, что в этот раз так надолго пропадать не буду, как только мне привезут из Америки самолет, так сразу и прилечу. Дед в свою очередь пообещал собрать односельчан и подготовить с их помощью нормальную посадочную площадку. Еще мы договорились, что дед проведет беседы с нашей сельской молодежью и постарается отправить ко мне в Москву несколько парней, которых Абрам Лазаревич пообещал пристроить в лётную школу. Подарить деревне несколько самолетов для меня сейчас ничего не стоит, а деревенским это будет очень в тему. В магазин там слетать или на танцы. Шучу, конечно, но все-таки связь с цивилизацией нужна и важна, а наладить ее подобным образом дорогого стоит, и это в моих силах. За нами с Абрамом Лазаревичем и сопровождающими его нквдшниками прилетел самолет АНТ-35, который я еще ни разу до этого не видел. Как пояснил Абрам Лазаревич, аппарат еще не пошел в серию, но уже зарекомендовал себя как самый быстрый пассажирский самолет в Советском Союзе, а может, и в мире.
Обнявшись на прощание с дедом, я последним поднялся на борт самолета. Сам перелет мне не понравился: мало того, что в салоне был холод собачий, так еще и болтало нас не по-детски. К концу полета однозначно для себя решил, что мне кровь из носа нужен нормальный пассажирский самолет. Хорошо, что есть возможности для его создания, да и завод для производства больших самолетов вот-вот достроят.
