Корсары Николая Первого - Михеев Михаил Александрович
Это был еще не конец. Без одной мачты корабль частично сохраняет ход и даже кое-как может маневрировать, однако на том сюрпризы британца не закончились. На борту «Одина» находился взвод морской пехоты, и капитан использовал этих людей наилучшим образом.
Когда-то давно, при Трафальгаре, французы применили тактическую новинку, стоившую жизни адмиралу Нельсону. На мачтах они расположили стрелков, которые ружейным огнем нанесли серьезный урон британским командам. Правда, решающей роли это не сыграло, но сейчас британцы, имея под рукой хорошо обученных стрелков, повторили сей прием, творчески его дополнив. У них было на борту изрядное количество стрелкового оружия, и каждый из морпехов имел в запасе три-четыре заряженных ружья. Шквал свинца будто жуткая метла прошелся по палубе корвета.
Беренс, как ни удивительно, сохранил хладнокровие. Учитывая, что он был мишенью номер один и получил сразу две пули, одну в плечо, а другую, вскользь, по ребрам, это само по себе удивительно, а он даже не выругался. Наверное, выложился полностью при виде падающей мачты. И, благодаря этому, он сумел сохранить управление кораблем, а матросы, несмотря на потери, видя командира, стоящего на мостике и спокойно отдающего приказы, не превратились в обычную толпу. Более того, Беренс даже всерьез подумывал о том, чтобы продолжить бой, но на мачтах британских кораблей уже суетились матросы. Еще немного – и они поднимут паруса и смогут дать ход. И Беренс сделал, пожалуй, наиболее правильный выбор – ушел, благо фора по времени у него имелась немалая.
В Петербурге его действия признали правильными, наградили орденом Святого Владимира третьей степени, и после лечения он получил под командование вожделенный линкор. Только вот адмиральского чина так и не дождался. Лишь выходя в отставку, он стал контр-адмиралом, что было, несомненно, весьма обидным. Так… подсластили пилюлю. И до конца жизни он считал, что подгадил ему папаша того мичмана, так и не узнав истинных причин высочайшего неудовольствия своей особой.
* * *– Что будем делать, вашбродь?
Александр повернулся к Гребешкову, стараясь при этом сохранить бесстрастное выражение лица. Стоит признать, это было непросто – все же впервые в жизни он наблюдал настоящее морское сражение. Да еще и осознавал, что самым позорным образом, вместо того, чтобы быть в его гуще и исполнять свои непосредственные обязанности, позорно отсиживался на берегу. Тот факт, что эта ситуация явилась сочетанием приказа командира и стечения обстоятельств, в его глазах мало что менял.
Судя по реакции унтера, ему это вполне удалось. Ну, да и неудивительно, дядя, брат матери, служил в лейб-гвардии Измайловском полку, научил. Как он говорил, умение держать морду кирпичом для гвардейца первое дело. К слову, во время учебы пригодилось не раз – отцы-командиры обожали распекать нерадивых гардемаринов, а Александр был кем угодно, только не образцом дисциплины и прилежания.
– Что делать, что делать… Ждем ночи, потом садимся в баркас и уходим отсюда.
Гребешков молча кивнул. Тянуться во фрунт не было смысла, да и не слишком жаловал подобное мичман. Чай, не императорский смотр. Остальные матросы – а они, движимые любопытством, подтянулись, да так, что увлеченный наблюдением за сражением Верховцев их даже не заметил, – переглянулись.
– Вашбродь, – осторожно влез один из собравшихся, за отсутствием Гребешкова, самый авторитетный. Впрочем, уровень авторитета здесь был, скажем так, относительный. Все, кроме унтера и Сафина, первогодки, примерно одного возраста с самим мичманом. – А как же приказ?..
Ну да, нюансы приказа все знают. Специально никто их до нижних чинов не доносит, однако же специфика их миссии такова, что шила в мешке не утаишь. Да и то сказать, мало ли что может случиться с командиром. Гребешков что-то нечленораздельно рыкнул, показав молодому внушительный кулак, но Александр только отмахнулся:
– Оставь, Иваныч. Пустое… Нам вместе рисковать, лучше, чтобы понимали. Так вот, братцы, основной приказ мы выполнили. Знак уничтожили. Ждать корвет… Сами подумайте, как он сможет за нами вернуться? Грот-мачты нет, значит, и плестись он будет еле-еле. Здесь два английских фрегата, а значит, и что-то посерьезнее может найтись. Вроде целого флота. Я на месте Беренса не стал бы рисковать кораблем, один раз он прорвался, но второй раз уйти ему не дадут.
– Вашбродь, а может, тогда лучше пехом?
– Сдурел, Савелий? Мы на острове. Ты по морю, аки посуху, идти собрался? Так то разве что Христу удавалось. И то, я думаю, дело было зимой.
Громовой хохот был ему ответом. Матросы хлопали товарища, обретшего новое прозвище, по плечам, да так, что пыль летела. Обстановка моментально разрядилась. Что, впрочем, было предсказуемо.
Александров был, по сути, мальчишкой, но субординация – наше всё. И потом, все собравшиеся подспудно сразу поняли – ждать помощи бесполезно. А потому и вопросов больше не возникло. Оставалось замаскироваться, грызть твердые, как камни, сухари да с ненавистью рассматривать силуэты британских кораблей. Жаль только, они, похоже, никуда не собирались уходить.
Их капитаны, очевидно, хорошо понимали, что в незнакомых водах и с поврежденными машинами гоняться за корветом слишком рискованно. Да и бесполезно, чего уж там. До сумерек точно не догонят, а там им придется отдавать якоря и ждать, иначе вылететь на мель проще, чем высморкаться. За это время корвет уйдет далеко, а главное, неизвестно куда. У беглеца одна дорога, у преследователей тысяча. И вывод был прост: незачем тратить время и силы, заняться собственными проблемами куда важнее.
А проблем у них, к слову сказать, хватало. Несмотря на относительно небольшой калибр орудий корвета и, соответственно, их ограниченные возможности, пробоины следовало как можно скорее заделать. Да и с гребными колесами что-то надо было решать. Вот и стучали топоры, звенел и лязгал металл да разносились над морем слова и фразы, смысл которых был понятен любому без перевода. В общем, нормальный процесс ремонта в море, чего уж там.
В результате корабли простояли до вечера, потом нарушали тишину грохотом и руганью всю ночь. Впрочем, измотанным русским морякам не мешали спать ни шум, ни мокрая одежда. Сбившись в кучу и накрывшись всем, чем можно, они спали. А утром снова наблюдали за британцами, благо погода, а вместе с ней и видимость, улучшилась. Британцы, правда, немного утихомирились, но разводить пары начали только ближе к полудню. Русские моряки наблюдали, как они, подпирая низкое балтийское небо столбами дыма из труб, величественно двинулись прочь. Двигались неспешно, уверенные в своих силах. И лишь после того, как корабли скрылись из виду, русские перевели дух. Их не пытались искать, скорее всего, даже не подозревали о том, что на острове осталась группа русских моряков, но все равно присутствие врага на расстоянии прямой видимости изрядно действовало на нервы.
К вечеру они смогли, наконец, чуточку расслабиться, подсушить одежду и поесть горячего. Самой большой проблемой было то, что с собой, высаживаясь, они взяли те же самые сухари, и ничего больше. Все же дело планировалось короткое, и, хоть и понимали, что могут случиться проблемы, все равно многое не продумали.
Однако выручил все тот же многоопытный Гребешков. У помора рыбалка в крови, так что буквально за час он ухитрился добыть разнокалиберной рыбешки достаточно, чтобы если не объесться, то хотя бы заглушить голод. А то грести на одних сухарях, которые вдобавок уже кончились, то еще удовольствие. Так что вечер внушал осторожный оптимизм, хотя, конечно, сомнения закрадывались.
Самое главное из этих сомнений озвучил все тот же Гребешков. Когда гребцы уже садились в шлюпку, он, пользуясь тем, что их разделяет приличное расстояние, осторожно тронул Александра за плечо.
– Вашбродь, разрешите обратиться?
– Давай, Иваныч. И можешь на «ты», пока никто не слышит.
– Спасибо, вашбродь. Александр Александрович, скажи… Мы хоть доберемся?
