Мацзу - Александр Васильевич Чернобровкин
— Привет, парни! Откуда приплыли?
— Из Бостона, Массачусетс! — проорал рыжий здоровяк так громко, словно нас разделяла пара морских миль. — А ты?
— Уилмингтон, Северная Каролина, — ответил я, решив выдать себя за уроженца этого города, который в тысяче с лишним километрах южнее их порта приписки.
— Бывал я там разок! — продолжил он орать.
— Понравилась наша набережная? — задал я вопрос, чтобы подтвердить свою легенду.
— Да, девки там прогуливались красивые, не чета этим! — показал он на аборигенок и спросил в свою очередь: — Ты как оказался среди морских цыган⁈
Значит, я не сильно ошибся, приняв женщин-танка за цыганский табор.
— Моя шхуна ночью во время тайфуна налетела на риф. Пока не знаю точно, но, вроде бы, только я добрался до берега, — рассказал ему.
— Поднимайся на борт, — приказным тоном предложил стоявший чуть поодаль от остальных, ближе к полуюту, высокий голубоглазый блондин лет тридцати шести, обладатель вытянутого костлявого лица, поросшего густыми бакенбардами, переходящими в усы, одетый в соломенную шляпу с красной лентой на тулье и чистую белую рубаху с треугольным вырезом и пятнами пота ниже подмышек.
Я не стал ломаться, быстро вскарабкался по штормтрапу, спрыгнул на надраенную палубу. Теперь нижнюю часть тела блондина не закрывал фальшборт, и я увидел, что на нем светло-кремовые хлопковые брюки и темно-коричневые туфли со шнурками, в то время, как все остальные члены экипажа были в коротких штанах типа шортов и босы. Значит, капитан или старший офицер.
— Добрый вечер, мастер! — произнес я: не угадаю, так польщу.
— Как тебя зовут? — поприветствовав в ответ, поинтересовался он.
Значит, с должностью я не ошибся, и представился одним из своих прежних имен:
— Александр Хоуп.
— Кем служил на шхуне? — задал он следующий вопрос.
— Помощником своего отца, судовладельца и капитана, — ответил я.
Мой собеседник гмыкнул потому, видимо, что недооценил сперва мой социальный статус, приняв за матроса, после чего жестом показал, чтобы шел за ним к овальному столику и трем банкам, стоявшим в тени на главной палубе перед полуютом, и на ходу громко приказал кому-то:
— Том, принеси вина и трубку!
С короткой трубкой из красного дерева, набитой мелко нарезанным табаком, и оловянными кувшинчиком и двумя кружками появился из полуюта негритёнок лет двенадцати. У меня появилось подозрение, что янки дают имя Том только неграм и котам любой масти. Вино было прокисшим, но я так соскучился по нему, что выпил с удовольствием.
— Меня зовут Бернард Бишоп, — представился капитан, подкурил трубку и, выпустив густое облако сизого дыма (судя по запаху, табак виргинский), полюбопытствовал: — Что вы тут возили?
— Да так… всё, на чем можно заработать, — уклончиво произнес я, давая понять, что мой отец не числился среди праведников.
— Здесь все этим занимаются! — ухмыльнувшись, произнес он. — Хороший был доход?
— Отец говорил, что еще немного — и можно возвращаться в Уилмингтон, покупать новый большой дом и строить клипер, но теперь все утонуло, — печально молвил я.
— Такова наша судьба: все закончим на дне морском, — пофилософствовал Бернард Бишоп с тем видом, с каким именно себя в этой роли не предполагают, и налил нам обоим вина. Отхлебнув из оловянной кружки, предложил: — Могу взять тебя матросом. По пути высадим неподалеку от твоего дома.
— Нет у меня дома. Когда мне было одиннадцать, мать и две старшие сестры умерли от лихорадки, отец продал всё, и с тех пор мы с ним шлялись по морям, чтобы разбогатеть и потом уже осесть на берегу, — выдал я придуманную на ходу историю. — Нищим возвращаться не хочу. Останусь здесь, поищу какой-нибудь доходный промысел. Я говорю немного на местном языке, так что без работы не останусь.
— Знание их языка — это здорово! — обрадовался он. — Поможешь мне провести переговоры кое с кем и, если поладим с ними, получишь свою долю. Еще я познакомлю тебя с Робертом Форбсом, руководителем местного офиса бостонской компании «Рассел и Ко». Моя фирма «Перкинс и Ко» ведет через них дела с аборигенами. Уверен, что ему пригодится толковый помощник со знанием языка.
— Что вы сюда привезли? — поинтересовался я.
— Опиум. Покупаем у османов в Айн-Сохне — это порт на Красном море — по два с половиной доллара за фунт, а продаем здесь по десять. С учетом транспортных расходов и налогов, на каждом зарабатываем пять долларов, — как и принято у янки, выдал он полный финансовый расклад.
Я помнил, что в мою «американскую» эпоху опиум сюда возили из Калькутты, поэтому удивился:
— В Индии он дешевле и везти ближе.
— Верно, но османский считается лучше очищенным, ядренее. Я, правда, сам не пробовал, не могу подтвердить. И в Калькутту на оптовый рынок опиума нас не пускают англичане. Только своим продают, Джон-компани, — сообщил он.
Так называли британскую Ост-Индскую компанию еще в те времена, когда я служил в британском флоте.
— Сейчас мы продаем через местного чиновника Хань Чжаоцина, который поставлен бороться с контрабандой опия. Он десятую часть берет себе, так что нам остается по девять долларов с фунта. Хань Чжаоцин немного из полученного предъявляет, как захваченное у контрабандистов. В итоге, как говорят, сколотил огромное состояние и у руководства на хорошем счету, недавно новый чин получил, — продолжил капитан.
— Какой у чиновника шарик на шапочке? — поинтересовался я.
— Синего цвета, — ответил он.
— Сапфир, — уточнил я. — Значит, третий ранг, павлин. Довольно высокий чин.
— Да, у него на халате эта птица выткана! — радостно подтвердил Бернард Бишоп, после чего удивился искренне: — Ты даже в их чинах разбираешься⁈
— Я в этих краях уже лет семь, и все это время вел переговоры с чиновниками и… с другими людьми. У нас в экипаже были три китайца. Они учили меня языку и объясняли, что и как тут устроено, — сообщил я, после чего рассказал, чтобы понизить накал неприязни капитана к предприимчивому бюрократу: — Не завидуй Ханю Чжаоцину. Почти все чиновники здесь — евнухи, причем добровольные.
— Да ты что⁈ — не поверил он.
— Более того, они в юности сдают экзамен, чтобы лучших отобрали, кастрировали и сделали чиновниками, — продолжил я. — Считается, что евнух будет меньше воровать и брать взятки, потому что некому оставить нажитое нечестным путем.
— Я бы в жизни не согласился! Ни за какие богатства! — воскликнул Бернард Бишоп.
— Ты не нищий китайский крестьянин, поэтому не знаешь, от какого счастья отказываешься, — пошутил я, после чего спросил: — С кем и о чем собираешься договориться? Может,