Черный дембель. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич
Я увидел, что кожа не его правой руке ещё гладкая, без следов от ожога. С нескрываемым интересом рассмотрел «Артурика» (так его величал мой брат) — совсем ещё молодого чуть сутулого парня, со щёгольскими тонкими тёмными усами и с хитрым взглядом. Отметил, что Прохоров пока сохранял на голове аккуратно зачёсанные на бок жидкие чёрные волосы. И ещё не стал тем хмурым, постоянно кашлявшим и дымившим сигаретой пожилым мужиком, с которым я попрощался за день до купания в Средиземном море.
— Серый тоже собрался вместе с нами на экономический, — сообщил приятелю Кирилл.
Прохоров кивнул.
— Мудрое решение, — сказал он. — Поздравляю. В стране станет на одного экономиста больше.
Я забрал у Артура гитару, погладил рукой струны.
Пальцы поначалу передвигались по струнам неуклюже.
Краем глаза я заметил снисходительную усмешку на лице Прохорова. Не оставил попыток.
И уже к концу вступления я узнал мелодию — улыбнулся.
— Расплескалась синева, расплескалась, — пропел я, — по тельняшкам разлилась, по беретам…
Посмотрел на лица парней.
«В прошлый раз диплом экономиста получил только Артур, — вспомнил я. — Меня отчислили на втором курсе. А Кира арестовали на третьем…»
— … Даже в сердце синева затерялась…
Я взглянул своему брату в глаза.
В той жизни, которую я всё ещё помнил, мой младший брат навсегда остался для меня молодым. Кирилл завершал обучение на втором курсе института, когда его обвинили в совершении тройного убийства. В тысяча девятьсот семьдесят пятом году его признали виновным и приговорили к исключительной мере наказания. А в начале тысяча девятьсот семьдесят девятого года приговор привели в исполнение — за год и четыре месяца до начала Олимпийских игр в Москве.
«На этот раз не оставлю тебя без присмотра, братишка, — подумал я. — Что бы там ни произошло в будущем. И чем бы это всё для нас с тобой ни закончилось. Уверен… ты меня не подведёшь».
— … Это сказочная быль, а не сказка…
Глава 2
Утром я проснулся из-за яркого света: лучи восходящего солнца светили мне с улицы в лицо. Прикрыл глаза руками. Спросонья я не сразу понял, где и… когда нахожусь. Пробежался взглядом по тесной комнате, украшенной в стиле советского минимализма. Воспоминания о вчерашнем дне сейчас казались мне сумбурными сновидениями. Помнил: начались они с неудачного полёта над Средиземным морем (и купания в нём). Продолжились в прокуренном плацкартном вагоне и на Лесной улице, где пятиэтажную хрущовку протаранил «кукурузник». И завершился дома: рядом с моими живыми родителями и братом.
Я вышел из тесной спальни (раньше она не казалась мне такой маленькой) — едва не споткнулся о высокий порог. Увидел за стеклом не зашторенного окна зелёные кроны деревьев и ярко-голубое небо, зажмурился. Взглянул на папину гордость: на чёрно-белый телевизор. Узнал прикрывавший стену ковёр, который моим папе и маме на двадцатилетний юбилей супружеской жизни подарили их родители (купили в складчину). Перевёл взгляд на трельяж (трёхстворчатое зеркало), что стоял в углу гостиной поверх маминого туалетного столика. В трельяже я увидел своё отражение: высокого двадцатилетнего мужчину.
Придирчиво осмотрел в зеркалах свою фигуру. Взглянул на мускулистые руки и бёдра, на широкие плечи. Потрогал плоский живот с хорошо заметными «кубиками» пресса. Поправил семейные трусы. Подумал: «Не Геракл, конечно, но вполне себе Аполлон». Я ухмыльнулся. Вспомнил, как рассматривала моё тело Варвара Сергеевна — когда я вернулся к ней после дембеля в прошлый раз. Варя сказала тогда, что я возмужал, превратился в мужчину. Я взглянул на свои кулаки со сбитыми костяшками. Отработал перед зеркалом коронную «двоечку»: ударил левой в лоб, а правой — в челюсть воображаемому противнику.
* * *Перед завтраком я сделал короткую разминку на турнике — с уже подзабытой лёгкостью и с превеликим удовольствием: не болели ни плечи, ни поясница. Надел отцовскую кепку и совершил пробежку вокруг посёлка (солнце уже припекало — я пожурил себя за то, что не проснулся раньше). Бег сегодня давался мне легко: нынешнее тело радовало выносливостью. На бегу растерял остатки сонливости. А пока топтал ногами просёлочную дорогу, мысленно составил расписание на ближайшие дни.
Поход в военкомат и паспортный стол я вынужденно отложил на завтра (на понедельник): папа вчера подтвердил мои воспоминания о том, что по выходным эти учреждения не работали.
В прошлый раз воскресный день я провёл в компании Кирилла и Артура на речке.
Однако теперь я в прежние дневные планы внёс существенные изменения.
Сегодняшний вечер выделил для похода к Варваре Сергеевне Павловой: этого настойчиво требовал молодой организм. Я не забыл, как встретила меня Варя в «той» жизни — рассчитывал, что теперь в её объятиях снова испытаю столь же яркие эмоции и ощущения. Не сомневался, что молодая вдова обрадуется моему появлению. Вспомнил, что из армии писал ей письма даже чаще, чем родителям. О сегодняшнем визите к Варваре Сергеевне я подумал ещё в Москве, где почти на месяц задержался в гостях у бывшего сослуживца.
Помню, что для Вари Павловой я в ГУМе приобрёл дорогущий платок с люрексом: японский. Сейчас он лежал в моём чемодане, под кроватью. Теперь же я решил, что сделаю подарок не Павловой, а её детям. Поэтому перед завтраком я запоздало презентовал платок маме. Растроганный моим поступком отец предложил выпить «по соточке» за «повзрослевшего сына». Я отказался: Павлова не выносила запах спиртного. Чуть позже папа тайком от мамы сунул мне в руку пятирублёвую купюру — на «погулять».
* * *После завтрака Кирилл умчался к своему приятелю.
А я нарядился в брюки и светло-голубую тельняшку, натянул на голову отцовскую кепку — с тряпичной сумкой в руке отправился через деревянный мост «в город»: в «Гастроном».
* * *— Нет повести печальнее на свете… чем ассортимент новосоветских магазинов, — сказал я.
В растерянности остановился посреди насыщенного запахами зала «Гастронома».
Рассматривал витрины.
Озадаченно потирал гладковыбритый подбородок.
— Четвёртая категория снабжения, — задумчиво произнёс я. — Воскресенье.
Покачал головой.
Спросил сам себя:
— Ну а чего ты ждал, Сергей Леонидович?
Я разглядел на полке невзрачную зеленоватую бумажную пачку с надписью «Какао-порошок. Золотой ярлык».
Пробормотал:
— А вот это уже интересно…
* * *— Что ты собрался сделать, Серёжа? — спросил папа.
Он смотрел, как я отдирал остатки сетки от найденного в чулане деревянного сита для просеивания муки.
— Торт для пацанов испеку, — сообщил я. — Проставлюсь в честь приезда.
Папа удивлённо вскинул брови и переспросил:
— Проставишься? Пацанам? Тортом?
Я пожал плечами.
— Им понравится.
Папа покачал головой.
— В моё время проставлялись иначе, — сказал он.
* * *Кондитерским ремеслом я увлёкся в конце девяностых годов.
Очень уважаемый мной человек посоветовал тогда, чтобы я нашёл для себя хобби, не похожее на мою основную работу.
— Разгружай мозг, Чёрный, — говорил он. — Иначе не доживёшь до моих лет: сопьёшься или угодишь в дурку.
Сам он был любителем рыбалки и охоты. Сватал он и мне свои увлечения. Но я пришёл к выводу, что эти занятия уж очень походили на мою ежедневную деятельность.
Однако к словам того человека я прислушался. И за два года перебрал множество способов отвлечься от реальности. Даже играл на скрипке и рисовал картины маслом.
А закончил я метания, когда под руководством известного московского кулинара изготовил свой первый торт. И удивился тогда, почему никогда не занимался выпечкой раньше…
* * *Я осматривал подключенную к газовому баллону плиту на кухне родителей — прикидывал форму и размеры задуманного мною блюда. Стоявшая в летней кухне газовая плита меня не впечатлила. Но и не повергла в уныние. Для моей цели она годилась — это я посчитал главным: после ассортимента современного продуктового магазина от нынешних реалий я много не требовал. Подготовил большую чугунную сковороду — форму для будущих коржей. Отмыл деревянную основу сита. В своих умениях кондитера я не сомневался. Как и в том, что помню рецепт выбранного в качестве «пробного шара» торта «Птичье молоко». Купленные в «Универсаме» продукты признал годными (настораживал меня лишь порошковый желатин, которым я заменил положенный по ГОСТу агар-агар).
