Держите фармацевта! или Лавка в захолустье - Вероника Шаль
Гуси!
Заводила, белоснежный упитанный гусак, переваливаясь с лапки на лапку, покачивался на месте и с настойчивостью маньяка настырно тянул клюв к моей ноге. Для пущего устрашения он дергал коротким хвостиком и угрожающе шипел. Эти маневры повторяла за ним вся пернатая свита.
Отскочив на несколько метров, я замахала руками.
— Кыш! Кыш!
Но гуси и не подумали отступать. Они надрывно загоготали и, синхронно пошатываясь, направились в мою сторону.
Пока это только предупреждение, чтобы я покинула их территорию — и отсюда меня прогоняют! — но если стая пойдет в атаку, то легким щипком я не отделаюсь.
Конечно, можно будет схватить нахального гусака за шею и показать ему кузькину мать. Но птичку жалко — да и не факт, что я справлюсь с разъяренным пернатым, — и я, не сводя глаз с боевой компании, попятилась вглубь участка.
И только скрывшись за кустами сирени, я спохватилась, что ушибленное плечо и бедро перестали болеть. Вот что значит невиданная сила шокового состояния. Плохо только, что до него меня довели обыкновенные гуси.
***
Запах дыма усиливался. Он пробрался в легкие, защипал в глазах, да так сильно, что по щекам покатились слезы. Пернатые разбойники тихо гоготали, но преследовать меня не спешили. И я, смахнув слезинки — они ведь из-за дыма? — переключила внимание на округу.
Кислые нотки дыма, осевшие в легких вместе с воздухом, вернули мне концентрацию. От торфа и угля пахнет иначе.
Чем здесь топят печи?
Усиленно принюхиваясь, я отошла от сирени на несколько шагов, и загадка странного запаха раскрылась. В десяти метрах от дома голосистого старика дымилось пепелище. А тропинку, на которой я стояла, припорошило серой золой.
Неторопливо я обошла пожарище и попыталась оценить его размер. Тридцать пять шагов вдоль и пятнадцать поперек. Сгорел большой дом. Его обожженный хребет торчал из-под приплюснутой горки земли и все еще продолжал медленно тлеть.
Что-то было не так.
Я сошла с тропинки и склонилась над отметинами на земле. Длинные следы с едва различимым геометрическим рисунком заставили сердце на секунду остановиться.
«По крайней мере, в этом мире есть машины», — заключила я и удовлетворенно разогнулась. Заметно было, впрочем, и то, что они другие. Определенно, местные любят, чтобы колеса и расстояние между ними было пошире. И довольствуются смазанным, не собирающимся ни в какой узор, рисунком на шинах.
А может, я просто попала в начало века, когда на дорогах только появились первые автомобили? Что, если двигатели здесь паровые, а ездят машины на угле и дровах? И со скоростью 6 километров в час.
Так и не решив, радоваться или грустить по этому поводу, я снова вернула свое внимание пожарищу. И земле, насыпанной поверх черных головешек.
Видимо, пожарные не смогли полностью залить огонь водой, поэтому подогнали бульдозер и закатали еще не сгоревший остов дома в землю.
Солнце лизнуло щеку, и я принялась вертеть головой в поисках тени. Задрала подбородок повыше и едва сдержала дрожь, потому что обнаружила, что сгорел не только дом.
Огромное раскидистое дерево, которое, должно быть, недавно еще наполнялось энергией солнца и влагой земли, обнимало небо своими почерневшими ветвями, на которых не было ни листочка. И от коры остались лишь обугленные ошметки.
Подойти к его хребту, тянущемуся к солнцу и сияющему антрацитом, я не решилась. Рвать сердце, наблюдая, как улетучивается жизнь из тысячелетнего исполина, сейчас было выше моих сил. Но, несмотря на доводы рассудка, дерево было жалко до слез.
Далекий протяжный сигнал разрезал пространство, заглушил горькие мысли. Я замерла на месте.
Не может быть!
Это же…
Это…
Гудок тепловоза!
Значит, в мир я попала цивилизованный и хватит терять время, надо идти к людям. И действовать по ситуации. В конце концов, девица я смелая или как?
Смахнув непрошенные слезы, решительным шагом я направилась к видневшейся в просвете между деревьями рыжей грунтовой дороге.
Отдаленно этот поселок напоминал медвежий уголок, в котором я проводила школьные каникулы. Желтые и зеленые бревенчатые домики с палисадником и колодцем у калитки. Почерневшие от времени деревянные столбы вдоль единственной улицы с провисающими проводами. Густая тимофеевка там, где должны быть тротуары, и могучие липы с березами возле каждой избы. И мутная лужа посреди дороги — ни пройти ни проехать — как признак прошедшего ливня.
— Ах ты лахудра!
Вопль раздался из ниоткуда. На миг он поглотил все звуки вокруг. Оглушенная, я замерла на полушаге и суматошно завертела головой.
— Я тебе сейчас покажу, как чужих мужей уводить!
На мои плечи обрушился смачный шлепок. От следующего, метящего в голову, я увернулась и получила противный удар по шее.
— Никого я не уводила, — прохрипела я себе под нос. И только потом разглядела пожилую женщину, которая коршуном кружила вокруг меня и с утробным визгом размахивала тряпкой.
— Еще и отпирается! Вы только посмотрите на нее! — С удвоенной силой она принялась хлестать тряпкой.
Но я уже пришла в себя, и уходить от ударов разъяренной сельчанки получилось неожиданно легко.
— Не понимаю, о чем вы!
— Не понимает она! А как продать Шурочке приворотное зелье, небось понимала?
— Какой Шурочке?
— Такой же проходимке, как и ты! — вонючие брызги с тряпки попали в глаза, и слезы покатились по лицу. — Мой старый дурень забрал корову и лошадь и обживается теперь с ней. А я ему всю молодость отдала. Все свои лучшие годы. Каждый день ему первое, второе и компот. И на работу к герцогу ссобойку собирала. Ни разу не ушел голодным. И что я получила в ответ?
— Стоп. К какому еще герцогу?
— К нашему. Ты тему не переводи. Я тебе сейчас покажу. К старосте отволоку, а он высшему друиду послание отправит.
Ее пальцы намертво вцепились в мои волосы, и тут до меня дошло, что грозится она всерьез.
— В тюрьме, шелудивая, околеешь.
