Лестница власти 2 (СИ) - Владислав Добрый
На следующие пять минут я оказался в эпицентре волшебства. Софья выхватила у меня нож, а меня закружила в танце. Но после пары поворотов, только я начал попадать ногами в такт, она взяла и оставила меня у стены. Через десяток секунд, рядом со мной, спиной в стену врезался и Илья. Вокруг слышалась тихая музыка, но я все равно расслышал громкий стук от удара его хребта о бревна. Илья блаженно улыбался, никак не подавая вида, что ему больно и не спускал глаз с госпожи Софьи. А та кружилась по кухне, подхватывая то одно, то другое. Взяла нож и несколькими быстрыми движениями, продолжая покачивать бедрами и пританцовывать, очистила брюкву. Отпустила нож, но тот так и остался висеть в воздухе. И тоже, кажется, пританцовывал. Софья поманила другую брюкву, и та, сама, поднялась из кучи и весело подпрыгивая на корнях, подошла к ножу, с радостью подставляясь под его лезвие.
Продолжая напевать, декан домостройного факультета провальсировала дальше, успев смахнуть грязь веником, и тот продолжил уборку, даже когда она выпустила его из рук. Повинуясь её воинственному жесту, груда дров недавно высыпанных во дворе, зашевелилась. Чурбачки построились в колонну по двое и промаршировали к здоровенных хлебным печам, укладываясь рядом с ними в поленницу. Тестомешалки ожили в своих чанах и, вырвавшись из рук кухарок, заработали в два раза быстрей одновременно отбивая ритм. Но главное — брюква чистилась сама. И быстро! Походя, Софья выхватила из рук бабы Марфы тряпку, смахнула пыль с оказавшейся рядом полки и бородавку с носа поварихи. Выпустив тряпку, Софья схватила меня за руку и потянула к выходу.
Баба Марфа с зычным ревом бешенного мамонта, означавшего в её случае, испуг, мчалась прочь от тряпки, порхающей вокруг неё как ястреб над добычей. Видимо, она не поняла, что там от неё отскочило и предполагала худшее. А тряпка была намерена добраться и до остальных бородавок на лице поварихи. Эта удивительная пара, сопровождаемая грохотом сносимых табуреток и лязгом сбитых на пол сковород, умчалась в глубину кухни, где скрылась в клубах ароматного пара от горшков, кастрюль и котлов. Я видел это уже только краем глаза — госпожа Софья уверенно влекла меня на выход.
Кухня — сердце любого замка. Ну ладно, если не сердце, так желудок точно. Поэтому расположена она обычно примерно посередине. Через два перехода и одну лестницу мы оказались в главном корпусе, среди белой лепнины, еще через два торжественных коридора и две мраморные широкие лестницы, мы подошли к большой, красивой двери.
Я нутром чувствовал, что где-то тут рядом кабинет Канцлера, но эти повороты слегка сбили меня с толку. Госпожа Софья распахнула дверь и шагнула в неё первой — совсем не по этикету, кстати. И утянула меня за собой. Руку мою она так и не выпустила.
Мы оказались в комнате, похожей на рабочий кабинет писателя фантаста. Кого-то, вроде Толкина. Красивые панели темного дерева на стенах, покрытая лаком резная мебель с плюшевыми подушками, высокие, пузатые книжные шкафы с мордами зверей на ручках, темно розовые шторы на окнах, чайный сервиз на низком столике, мягкие игрушки на кушетках, пуфики, софочки, пяльца… Блин, кажется местный Толкин оказался геем.
— Это мой кабинет, — как фотовспышкой, ослепила меня белозубой улыбкой Софья. Когда она не старалась поддерживать статусность и держать лицо, выглядела она лет на двадцать пять.
— Голубушка! Голуба! — мелодично позвала госпожа Софья. С диванчика в углу вскочила заспанная девушка в одежде служанки. Испуганно захлопала глазами. — Ах, вот ты где!
— Сделай нам чая, будь так добра, — велела ей Софья и поманила меня в уголок. На уютный, но маленький диванчик. Плюхнулась сама и притянула меня, заставив сесть рядом. Диванчик стоял рядом со столиком, и ни одного стула, пуфика или кресла рядом. Бежать было некуда. Пока служанка пыхтела над самоваром, за ширмой, распространяя по кабинету приятный аромат горящих кедровых полешек, госпожа Софья мне мило улыбалась и ласково расспрашивала. Обо всем. Сначала я отвечал расслабленно и спокойно. Вопросы касались того, как я устроился в Лицее, как добрался, как занятия. Меня порадовало, что Софья мягко обходит острые для меня вопросы последних драк и вообще прошлого. Насторожился я, только когда Софья спросила про Милену. Не про мое к ней отношение, а кто она. Я перестал разглядывать обстановку и сосредоточился на разговоре. И понял, что это был милый, по-женски ненавязчивый, почти приятный, допрос.
Голуба принесла маленький изящный самовар, разлила нам чай. Разложила на столе тарелки с вареньем калачами и булочками. Когда Софья спросила про Милену в третий раз, опять слегка изменив формулировку, — я пошел в наступление.
— Госпожа Софья, можно я задам вопрос, — начала я. Дождавшись кивка и поощрительной улыбки, продолжил:
— А почему вы сами не наколдовали этот чай?
Она мелодично рассмеялась. Как будто серебряный колокольчик упал и покатился по ступенькам. А потом подсела немного ближе, наклонилась ко мне и сказала:
— Вам наверно интересно, зачем я вас позвала, сударь Храбр?
— Еще чая, барышня? — осведомилась Голуба. Софья вздонуа, и ласково ответила:
— Нет, пока все, Голубушка. Пока можешь идти, — отмахнулась от неё и повернулась ко мне, снова придвинувшись еще немного ближе.
— Я узнала, что вы сирота, Храбр. И я подумала, что вам, должно быть, так тяжело тут. В незнакомом месте. Совсем одному. А ведь вам еще предстоят дни и недели тяжелой учебы…
Она говорила терпким как вино и липким как грех голосом. Её губы были совсем рядом, а пышная грудь коснулась моего плеча. Наверняка, совершенно случайно.
— Поэтому, я хочу вам сказать. Если вам что-то, хоть что, понадобится. Обязательно, слышыите сударь Храбра? Обязательно приходите ко мне. Сюда или, даже лучше, ко мне домой. Я постараюсь вам…
В дверь несмело постучали. Софья сделала короткую паузу и закончила совсем уж неприлично низким тоном:
— Помочь. Поверьте, я сделаю все…
В дверь постучали настойчивее.
— Все что смогу! — уже нормальным тоном закончила Софья, очаровательно мне улыбнулась, вскочила с диванчика и рявкнула:
— Голуба! А ну открой!
За дверью оказался красный и запыхавшийся Илья. Похоже, он бежал от самой кухни. В руках он держал кафтанчик Софьи. Не решаясь переступить порог, он протянул его вперед, держа как свернутое знамя. Нежно и торжественно.
— Г-ггоспожа декан… Софья… Вот, вы
