Из-под снега - Татьяна Чоргорр
— Нимрин, — мёртвым, бесцветным голосом отозвался чужак. Подтянул колени к груди, обхватил руками, спрятал лицо. Его трясло, мудрая заботливо накинула на худые плечи шкуру. Сто, а может двести ударов сердца все молчали: найдёныш, мудрая, кузнец у стола в углу. Впрочем, тот молчал не просто так, а сосредоточенно вгрызаясь в кусок вяленого мяса.
— Эй, Лемба, ты там один не сожри всё. Я голодна. Да и нового слугу в первый день надо накормить за хозяйским столом, как самого дорогого гостя. Нимрин, ты хочешь есть?
Найдёныш вскинул голову и твёрдо ответил:
— Да!
Легко поднялся. Взял одну из шкур, встряхнул и намотал на себя, связав лапы. Вторую накинул на плечи. Подошёл к столику с едой, зябко поджимая пальцы босых ног на каменном полу. В следующие полчаса кузнец с колдуньей убедились, что прожорливостью чужак не уступает хорошему охотнику, и куда только всё девается?
***
«Нимрин» — он так и эдак перекатывал в уме чужое слово, которым его обозвали. Имя, настоящее имя не вспомнить… Пока не вспомнить!
За чужим словом благодаря чужой магии вставал очень внятный образ уголька на широкой мозолистой ладони. И черта, уверенно проведённая по каменной стене. И целая галерея рисунков охоты на каких-то животных и… Что это рядом, посреди и поверх охотничьих сцен? Схемы? Чертежи? Какие-то зубчатые колёса, шкивы и блоки? Нимрин совершенно точно видел подобное прежде, и оно плоховато сочеталось между собой. Пещерная роспись и наброски инженера? Обрывки образов и представлений из прошлой жизни путались со вновь внушёнными колдуньей. От попыток разобраться кружилась голова. А главное, ему совсем не было любопытно, не хотелось разбираться, но привычка — вторая натура… Ладно, позже!
Он рвал зубами вяленное мясо, старательно жевал, наедаясь за прошлое и впрок. Хотя понимал, что сосущую пустоту внутри не заполнить ни едой, ни знаниями. Возможно ли вообще её заполнить? Волна тоскливого, бессильного ужаса, волна апатии…
— Нимрин, с тобой случилась большая беда. Но ты живой, и ты будешь жить, я за этим прослежу, — горячая рука на плече, волна ласкового тепла по всему телу, участливый взгляд серебристых глаз из-под густых белых бровей.
Восприятие двоилось. Нимрин видел перед собой двух существ, не слишком-то похожих на него самого. Их коренастые фигуры производили впечатление несокрушимой мощи и некоторой неповоротливости, пока не начинали двигаться. А когда начинали… Драться с такими врукопашную, без магии и оружия, будет скверной идеей. Пока незачем, он просто прикинул по привычке… А лица — или морды? Нет, всё-таки лица, гармоничные по-своему. Мощные надбровья и челюсти, крупные, широкие носы с вывернутыми по-звериному ноздрями, большие заострённые уши. Волосы — искристый белый мех. Самый густой и длинный мех на голове и вокруг шеи, эдакая грива. Непомерно широкие белые брови сливаются с гривой на висках, срослись над переносицей, дорожкой заходят на нос. Выше бровей — небольшой островок лба. При том, нижняя часть лица у мужчины и женщины одинаково голая, без намёка на усы-бороды или какие-нибудь вибриссы. У обоих — чистая, упругая, атласно-белая кожа, признак здоровья и благополучной жизни… Ослепительная красавица и мужчина в расцвете сил, которого ценят не за внешность (заурядную), а за ум, характер и мастерство: так про них Нимрину внушили. Колдунья с титулом «мудрая» и глава дома, оба молодые да ранние.
Во что ему обойдётся их покровительство? Отчасти уже понятно, и не радует. Но тварь, которая покалечила и едва не убила его, гораздо хуже. Нужно опомниться и собраться с силами…
Нимрин, чуть склонив голову, поблагодарил мудрую Вильяру и мастера Лембу за кров, стол и заботу, за обещание защиты. Местные формы вежливых обращений сами прыгали на язык, оставалось следить, чтобы речь не звучала подобострастно или фамильярно, а непростые местные звуки выговаривались, как следует. Судя по заинтересованным взглядам обоих, он справился с задачей. Пожалуй, даже слишком хорошо.
— На какую работу тебя поставить, Нимрин? — спросил кузнец. — Ухаживать за скотом, топить печи, долбить камень, колоть лёд, грести снег? Что ты умеешь делать?
— Мне кажется, я был воином и собирателем знаний. Только, увы, я мало не помню. Я готов делать любую работу. Если позволишь выбирать, лучше в тепле.
— Будет тебе тепло, — добродушно осклабился кузнец. — Небось, на всю жизнь намёрзся, бродяга?
Улыбнуться в ответ, пожать плечами. На всю, не на всю, а намёрзся он крепко.
***
— Кому ты так узко ушиваешь, Аю? — спросила любопытная Дини.
— Да вот, любезный привёз с ярмарки вместо подарков тварь чёрную, страшную и костлявую, как поганый сон, — посетовала младшая жена кузнеца, сноровисто орудуя швейной иглой. — Им с мудрой Вильярой любопытно, видишь ли. А всему дому — страх.
— Погань и есть! — округлив глаза, подтвердила малышка Жуна, одна из кузнецовых племянниц. — От саней отвязывали труп трупом. А в тепле отлежался и задышал. Мы с Вяхи заглядывали в чулан, видели.
Вяхи, дочка кузнеца от старшей жены, сердито зыркнула на кузину, жестом показала, будто укорачивает чей-то болтливый язык.
— Почему никому не сказали? — рыкнула на девочек Тунья. — Хорошим охотницам пристало быть любопытными. Но молчать, когда заметили неладное, нельзя! А ну, пошли во двор грести снег! Чтоб до ночи в тёплых покоях ноги вашей не было! И ты, Дини, не рассиживайся, брысь на кухню.
Девчонки удрали, радуясь, что дёшево отделались: рука у Туньи тяжёлая. Когда затихли торопливые шаги, старшая жена начала журить младшую.
— Ума у тебя нет, Аю, одна жадность на побрякушки! Золотые серьги и бусы из синего жемчуга, а всё тебе подарков любезный не привёз? Летнюю луну тебе подавай?
— Не луну! Я зеркало просила. Стеклянное, какие делают в доме Арна.
— Глядись хоть в воду, хоть в зеркало, краше знахаркиной дочки не станешь, — скривившись, буркнула Тунья.
— Да неужто ты ревнуешь, любезная? — рассыпала смех колокольцами Аю.
Саму Аю считали очень красивой. Гораздо красивее худой, угловатой, нескладно длинной Туньи. Тунья — почти уродина. Сговор двух богатых домов привел Тунью в жёны Лембе, жениха и невесту особо не спрашивали. Не противны друг другу, и ладно. Вот родит Тунья мальчика, непременно когда-нибудь родит, исполнит долг, и сразу выгонит её любезный. Как снегом умыться, выгонит!
Аю кузнец брал уже по любви, став главою дома. Говорили многие, будто брал её
