Синдзи-кун и его попытка прожить обычную жизнь - Абанов Виталий
– Ботаник-кун, а тебя я бы попросил остаться. Ты интересный малый, и у меня к тебе есть пара вопросов. – Он жмурится, словно кот на солнцепеке.
Я задумываюсь. Моя задача в этом мире, в этой новой реальности предельно проста – я хочу прожить спокойную и счастливую жизнь, наслаждаясь всем, что она может мне предоставить.
Да, закончить школу, поступить в институт, найти девушку своей мечты, или хотя бы спокойную и тихую Ямато Надешико и даже сделать парочку детей, завести кота и золотых рыбок, умереть в окружении внуков в преклонном возрасте и переродиться в слизь. Или в паука. В общем – получить от этого перерождения весь комфорт и уют современного мира. Значит, мне желательно интегрироваться в социальную жизнь. Завести друзей и знакомых, приятелей и любимых, а у Синдзи-куна с социальной жизнью были большие проблемы. Отказать в общении Акире из троицы «отшельников» может только самоубийца, эти ребята считаются сильнейшими в нашей школе, и репутация у них так себе. С другой стороны, пока все было достаточно дружелюбно, а если они вдруг захотят меня отмудохать, то наверняка отмудоха-ют – я чувствовал, что тело Синдзи-куна практически исчерпало свой лимит.
– Да, конечно, Акира-сан, – кивнул я, – только пиджак заберу. – Я повернулся к Ае (или Мико) и, поклонившись (ох уж эта Япония), произнес: – Благодарю за то, что позаботились обо мне.
– A-а… да. Вот – пиджак, Синдзи-кун. – Близняшка торопливо протянула мне мой пиджак, одновременно кланяясь. И как они умудряются все это вот проделывать? У европейца обязательно бы спину заклинило, а этим хоть бы хны…
– Спасибо. – Принимаю пиджак и накидываю его на плечи – правая рука начинает саднить и просовывать ее в рукав сейчас не к месту и времени.
– Это было… интересно, Синдзи-кун, – говорит мне вторая близняшка, и они кланяются мне уже синхронно. Юки Онно, или Снежная Королева девичьего прайда нашего класса тоже изображает поклон, но едва-едва, буквально только глазами обозначив его.
– Не думаю, что тебе надо оставаться тут, – говорит она, даже не взглянув на патлатого и его компанию, – Синдзи-кун. Уже скоро звонок.
– Спасибо за вашу заботу, Онио-сан, – говорю я, – это не займет много времени.
Она поджимает губы и удаляется вместе со своей свитой. Близняшки семенят за ней, словно китайские мандарины за императором Шин Хуанди. Я поворачиваюсь к троице «отшельников». Они стоят все на тех же местах – патлатый Акира, худощавый Изаму и здоровяк Горо. Сигареты потушены, руки в карманах, небрежно оперевшись кто о забор, кто на стену кладовой.
– И что это было, Ботаник-кун? – спрашивает Акира. – Что это за техника такая? Ты не похож на бойца, у тебя нетренированное тело, да и удары эти… – он качает головой. – Это не тцуки, здесь что-то другое. Китайское кунг-фу? Школа обезьяны?
– Нет. Это не кунг-фу. Это из бокса. Джэб, – говорю я. Скрывать нет смысла, техника джэба на вид простейшая. Вот научиться ее выполнять правильно – на это могут уйти годы. Джэб – это волна, которую надо научиться чувствовать, посылать ее, начинать движение с ног, с кончиков пальцев, бедер, плеча, разгиба руки и в конечном счете – доворота кулака. И научившись делать это волной, по очереди – научиться делать это все одновременно, так, чтобы твой кулак двигался, словно язык змеи, преодолевая расстояние до противника менее чем за одну двадцать четвертую секунды. В этот момент кулак испытывает перегрузки до 10 g – должен испытывать.
Одна двадцать четвертая секунды – это промежуток времени, необходимый глазу для того, чтобы заметить движение. Если ты движешься быстрее, наносишь удар быстрей, то его невозможно увидеть. Никто и не видит хороший джэб. От него защищаются, увидев движение ног, бедер, но если джэб исполнен настоящим мастером, то все происходит одновременно, и заметить удар можно, только почувствовав его. Боксеры высокого класса обмениваются сверхскоростными ударами где-то даже на грани интуиции, чувствуя противника, не давая ему атаковать, атакуя в ответ, атакуя раньше, чем противник сделает это.
– Бокс? Как интересно. А откуда ты знаешь про этот самый бокс? – спрашивает Акира. Я его понимаю. Действительно, интересно, откуда ботаник может знать о боксе. Какая-нибудь школа «Длинного Кулака» или «Восьми Триграмм» – это вот запросто, а вот бокс?
– У меня дядя был, – поспешно придумываю я, – он и показывал. Я раньше не занимался, а вот сегодня вдруг вспомнил.
– Ага. Вспомнил. – Худощавый Изаму поворачивается к Акире, и глаза его округляются: – Слушай, этот мелкий словно герой манги «Удар-молот»! В критический момент его силы просыпаются, и он наносит поражение во имя Молота Правосудия! Есть идея…
– Но-но, не надо мне тут твоих идей…
– Да ты послушай, идея классная. Ему для того, чтобы пробудить силы, нужен критический момент, ситуация должна быть опасной, ну там злодей Осьминогий напал на его девушку, или Доктор Док заложил бомбу в банк, или…
– Нет у него девушки. Хотя… у тебя есть девушка?
Я отрицательно качаю головой, и патлатый Акира вздыхает, изображая жест рука-лицо:
– Нет у него девушки, а у нас нет осьминога, чтобы посадить его на эту бедную девушку, извращенец ты такой!
– Дело вовсе не в девушке, – не обижается худощавый, – дело в принципе. Ему нужно расправить крылья и найти свой потенциал – во имя Молота Правосудия!
– Не слушай его, – говорит мне Акира. – Он немного двинутый на всей этой теме, не обращай на него внимания и не вздумай обсуждать с ним мангу. А если у тебя все-таки появится девушка, держи ее от него подальше.
– И, кстати – Восьминогий, а не осьминог, – добавляет Изаму, – но основная мысль тут не в этом. Мысль тут такая – давайте все вместе дадим ему люлей, отмудохаем тут хорошенечко, только важно не сдерживаться, а именно хорошо так его побить. А у него в критической ситуации проснется сила, и он нас раскидает в стороны. – Тут он с торжеством оглядел присутствующих. – Так мы поможем парню раскрыть свой потенциал.
– Э-э… прошу прощения, Изаму-сан, но я уверен, что никакого потенциала у меня нет, – сказал я, пытаясь заверить этих добрых людей, что подобного рода усилия будут только пустой тратой энергии.
– Ну тут уж, пока не попробуешь – не узнаешь. – Изаму философски пожал плечами, но веселый блеск в его глазах не погас. Этот блеск мне не нравился. Именно с таким блеском ученые начинают вивисекцию «интересного объекта», чтобы узнать, почему он так забавно дрыгается.
– Отстань от парня, Дохлый-кун. Не приставай к людям. Мы не будем его мудохать. По крайней мере до тех пор, пока он этого не заслужит.
– Жалко. Придется подождать…
– Прошу прощения, Акира-сан, но мне пора на урок. Перемена скоро кончится и…
– А? Да, да, конечно. Ступай. – Патлатый Акира помахал в воздухе рукой, утратив ко мне всякий интерес.
И хорошо, подумал я, возвращаясь в класс и массируя правую руку. Боль уже утихла, никакой опухоли или ссадины на костяшках не было. Странно, мне показалось, что я слышал характерный хруст в момент удара, да и боль была. Хотя тут надо сделать скидку на нетренированное тело Синдзи-куна, скорее всего это было в первый раз, когда его кулак испытал ударную нагрузку. Я быстро пробежался по доступной памяти Синдзи-куна и не нашел там ничего похожего на тренировки или драки. Как и ожидалось. И вообще, пора перестать относиться к этому пареньку в третьем лице, строго говоря, я теперь – это он. И его жизненный опыт и мой сплавлены воедино, просто в силу того, что мой жизненный опыт намного больше, мои жизненные принципы и сила воли намного сильнее – главным ингредиентом в этом слиянии выступаю я. Но с точки зрения всех вокруг я все тот же Синдзи-кун, и не надо об этом забывать.
Глава 2
Остаток дня в школе прошел без приключений, только Цудзи пропал. Как выяснилось – попался на глаза учителю физкультуры и был отправлен в медицинский кабинет, так как щеголял разбитым носом и синяком на скуле. Я насторожился, ожидая вызова к директору или завучу, воспитательной беседы и «родителей в школу», однако тревога была ложная, так как Цудзи, следуя боевому кодексу хулигана, конечно, сказал, что упал с лестницы, а учитель в свою очередь сделал вид, что поверил в это. Медсестра налепила Цудзи пластырь на переносицу, сделав его физиономию на удивление боевой. Хмурый, с пластырем на переносице, он нахохлился на задней парте, односложно отвечая на вопросы и даже огрызнувшись на сочувствие со стороны его приспешника Акаи.
