Ползи! (СИ) - Эл Громов
Сделав еще пару сотен шагов, я мысленно охнул: да чтоб мне провалиться сквозь этот камень! Я что, напророчил себе судьбу, что ли? Реально шахтером помру? Вот дерьмоооо…
Мои товарищи по несчастью принялись уныло и монотонно бить по каменной стене, я же застыл с изумленно искривившимся ртом.
— Ты чего, парень? — обратился ко мне старик.
Вид его сразу располагал к себе. Грязный — да, оборванный — да, но большие светлые глаза так и изливали в мир доброту и дружелюбие.
— Делать-то чего? — отчего-то шепотом спросил я.
— Камень дробить — знамо дело. Камушки драгоценные искать. Ты, видать, из новых рабов.
— Мм… да. Я еще не освоился, — пробормотал я сконфуженно. Раб — ну надо же!
— Так и понял, — закивал старик. — Новую партию же только что прислали. Ты не теряйся только при главном — здоровенный такой детина, помнишь, наверное. Оскал его звать. А то он мигом тебя своей лапищей огреет — мало не покажется.
— Жесть…
— Что ты сказал, сынок?
— Да ничего…
Я пристроился рядом со стариком на свободном участке и принялся стучать по камню. Хватило меня на пятнадцать-двадцать минут, после чего рука устала, тело неумолимо потянуло на пол — дайте мне отдохнуть!
— Э, нет, сынок, давай-ка поднимайся, тут везде глаза да уши Оскала — мигом донесут на нерадивого раба, ух, не поздоровится тебе тогда.
Я неохотно поднялся на ноги и возобновил стук по камню.
— Это у тебя с непривычки руки уставать будут — пообвыкнешься чуток, и порядок будет.
Болтовню пришлось оборвать. Из-за бесконечного стука говорить было тяжело, кричать — не стоит, в нормальном режиме ничего не услышишь.
Я стоял у стены, дробил камень и мрачно размышлял о том, что, кажется, попал в еще большее дерьмо, чем была моя прежняя жизнь.
***
Я перестал ощущать ход времени. Оно то ли застыло, то ли понеслось слишком стремительно, чтобы следить за ним. Руки у меня превратились в воющие от изнеможения палки. Ладони рыдали кровью. Пот жег глаза.
«Проводник, вытаскивай давай меня из этой дыры! — вопил я мысленно. — Не хочу второго шанса, умереть хочу!»
Но Проводник оставался глух к моим мысленным воплям и мольбам. Камень, кирка и кучка оборванцев вокруг не исчезли.
Наконец пришел Оскал и скомандовал отбой, после чего вновь удалился.
Оборванцы, в числе которых теперь был и я, поплелись обратно по тоннелю. Наконец-то! Скоро я увижу свет! Может, еще душ и жрачку предоставят? Ну а как иначе?!
Что? Какого хрена???
Мы, вместо того, чтоб добраться до отверстия наверху и вылезти в мир, свернули в ответвление тоннеля, которого я утром (днем?) не заметил. И снова бесконечные шаги… Вышли в огромный — просто колоссальный! — каменный зал, освещенный десятками факелов. Тут и там сновали люди. Дети — дети?!! — тенями шмыгали вдоль стен. Женщины что-то там колдовали над мисками и чашками. Мужчины — то бишь мы все, кто пришел только что — после тяжкого трудового дня устало садились, ложились, падали на пол.
— Что происходит? — вполголоса обратился я к старику, от которого старался не отставать. Как никак единственный, к кому я пока что испытываю хоть какое-то подобие доверия. — Что мы тут делаем?
— Как что? — Его изумленные широкие, седые брови взметнулись вверх. — Живем.
— Жи… что? — Я, наверное, ослышался. Ведь не бывает же…
— Это наш дом, сынок. Теперь и твой тоже.
Не ослышался — бывает.
— Но… — я буквально потерял дар речи. — Но как жить в пещере?!
— Сынок, ты будто с луны свалился. Видать, издалека попал сюда. Неужто не слыхал про шахтеров-рабов, не видавших солнечного света годами? Правда, дожить еще надо до того, чтобы пребывание здесь годами исчислялось…
— Что за жесть… — прошептал я, даже не пытаясь скрыть своего потрясения.
— Каждый, кто попадает сюда, добывает драгоценные камни до самой смерти. Выход из этих пещер — лишь один. В мешке.
— В каком мешке? — спросил я, пытаясь собрать расползающиеся в панике мысли в кучу.
— В мешке для трупов.
Дааа… правда жизни жестока и беспощадна.
В молчании я лицезрел происходящее, как мне казалось, целую вечность. Люди двигались (у кого еще оставались силы), ходили, ели, пили, говорили… А я стоял столбом и пытался вместить в своей ограниченный разум все это безумие, облеченное в форму ухмыляющейся мне в рожу реальности.
— Но как можно жить в пещере всю жизнь??? — Наконец я смог кое-как приструнить мысли и заставить их повиноваться мне. — Вы что, совсем не вылезаете наружу?
— Совсем. Впрочем, когда прибывает новая партия рабов — приблизительно раз в полгода или год, ежели немного помрет людей — нам дозволено пройти к выходу — но не подниматься наверх. И тогда мы наслаждаемся солнечным светом и видом неба.
— Офигеть!
— Что ты сказал, сынок?
— А много умирает людей?
— Да уж как сказать… немало. Кто сильнее — подольше тянет лямку. Случаи, когда камнем по голове — редки, обвалов крупных ни разу не бывало тут. А вот от болезней да от голода мрут люди чаще всего.
Весело, что сказать. Проклятье, куда меня занесло!
— Тут столько факелов… они же жрут воздух!
— Да ты и впрямь чудной, сынок, — старик не переставал удивляться моей наивности. — Огонь-то магический.
— Да ладно? — Я, наверное, вытаращил глаза от очередного приступа шока.
— Говорят, что всего лишь искорки магии огня достаточно, чтобы зажечь один факел неугасимым огнем на месяц.
— Ого! — присвистнул я.
Голова шла кругом.
— А… неужели и женщины с детьми здесь живут?
— Работать с киркой женщин не отправляют. Нет, не думай, что из жалости. Мужи все же покрепче будут, да и прибрать, пищу приготовлять кому-то надо… Обычно детей отлучают от семей в таких случаях. Многие из тех, которых ты видишь сейчас, уже родились в пещере.
У меня вытянулось лицо.
— Родились в подземелье? И прожили здесь всю свою пока еще недолгую жизнь?
— Поверь мне, сынок, как бы скорбно это ни было, долгой тут жизнь почти не бывает ни у кого…
Я очень долго пытался переварить услышанное. Да это просто мегареалистичный розыгрыш какой-то! Разве такое возможно взаправду? Да не, я просто брежу наяву.
От судороги, сводившей душу, голод не сразу дал о себе знать. Но организм все-таки не железный. Я принял свою порцию еды и жадно набросился на нее. М-да… гурманам тут не разгуляться. Пресная, отвратная и на вид, и на вкус каша (кажется, в моем мире свиньям получше зерно варят), солонина, от которой тянуло блевать, кусок начавшего черстветь хлеба и… вода.
Как
