Чемпион (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Все такое.

Саша сжал кулаки, посмотрел на них. Ручки нежненькие, такие скорее сломаешь при ударе куда быстрее, чем сломаешь челюсть противнику, но есть, что есть.

Опыт то не пропьёшь, как и морально-волевые, а остальное дело наживное. На опыте и морально-волевых Саня и собирался вывозить весь расклад. Тем более, что Пельмень по своей конституции — природный тяж.

На этом Саня в душевных метаниях пришлось ставить точку. Проснулся отец и верещал из их квартиры благим матом.

Приперся на кухню, пошатываясь, в майке алкашке и широких семейках.

Взглянул на таз с вареньем бабы Риты, поморщился, перевёл взгляд на кастрюлю с голубцами.

— Че там Нинка принесла? — упомянув соседку он беззаботно растер хер указательным и большим пальцами, этой же рукой полез в кастрюлю. — Жрать буду, сын сгоняй за хлебом!

— Без хлеба че, обломится? — спросил Пельмень. — Так ешь.

Идти в хлебный киоск желания не имелось.

— Или у соседей стрельнуть, ты пока сходишь... — слов Пельменя батя не расслышал.

Достал голубец и не думая о том, чтобы взять тарелку, принялся есть, громко чавкая. Не заметил даже, что тот надкусан. Сок голубца сочился по подбородку, капал на ковёр. Впрочем, батю это нисколько не смущало. Чего смущаться — придёт жена, поползает на карачках, уберётся.

Одновременно пошарил по кухне, нашёл хлебницу, достал кусочек белого хлеба. Присвоил себе.

— Сын, кстати. Смотрел «Кровавый спорт»? Видел Ван-Дамма? Ничего так боевичок.

Батя встал в боевую стойку, парадируя актёра. По молодости отец Пельменя уважал спорт и даже имел разряд — от того в физруки подался. Хрен его по чем, но имел. Но в стойке с голубцом в одной руке и куском хлеба в другой, он смотрелся по-идиотски.

— Хе!

Батя хотел вдарить по бутылке с подсолнечным маслом на столе, но промахнулся и завалился на пол, едва не перевернув кастрюлю с голубцами.

— Еп твою мать... — процедил батя.

— Че не вывозишь, бать? — хмыкнул Пельмень.

Батя откровенно забавлял.

Несколько секунд Игорь Борисыч сидел на полу на пятой точке, славливая, что произошло. Хлеб не выронил, а вот голубец отлетел под газовую плиту. А потом батя закряхтел, поднимаясь.

— Это, сын, я че хотел сказать, — он принялся растираться жир от голубца по майке. На груди расплылось пятно. — Тебе бы на карате пойти? Вон жопу отъел, больше чем у Нинки. Мамке скажем, денег выделит и будешь каратист. У меня как раз знакомый секцию открывает. Гена Мороз, помнишь? — говоря эти слова, он махнул на пятна и полез за голубцом, взамен утраченного. — Не понял? А где...

Рука пошарила по дну кастрюли, пальцы выпачкались в жиру — голубцов то больше нема, остальные Сашка сожрал.

Глаза бати, сонные, с лопнувшими капиллярами, округлились.

Он взял кастрюлю, заглянул в неё, перевёл взгляд на Пельменя.

— Охерел?! — взорвался отец. — Опять за своё взялся! Растёт паразит! Вон у Витьки сын, как сын, а ты... Селитер!

Саша с придурковатым и безразличным выражением лица слушал поток, доносящийся изо рта бати. Дожидался, когда тому надоест орать. Батя потрезвонил, прошёлся по внешности своего сына, а потом махнул рукой. Желание щелкнуть бате за базар Пельмень подавил — пусть выскажется. Хотя сам такой же паразит. Кто обзывается, сам так называется, если что.

— Иди с глаз долой... за хлебом! Хоть какая-то от тебя польза будет, — резюмировал батя, выпустив пар. — Олуха на свою голову вырастил. Пфу!

Саша остался стоять на месте.

— Че стал? — буркнул батя.

— Денег то на хлеб дай?

— А... Ирка не оставила? — батя нахмурился.

— Так я у тебя прошу. Ты ж посылаешь.

— У меня просит, копейки ещё не заработал, только дай, дай. Просит он...

Папаша зыркнул под ноги Сани, где стояли пустые бутылки из под водки.

— Вон, бутылки сдашь.

Саня спорить не стал. Взял первую попавшуюся авоську на кухне, сложил в неё пустые водочные бутылки и двинулся к выходу. В голову пришло понимание, что батя с хлебом пойдёт на хер, у него итак неплохо получается себя прокормить, шманая соседей. А вот лишней копейкой надо обзавестись. Деньги понадобятся в ближайшее время — если Пельмень хочет записаться в спортивный зал, то в пору обзавестись хотя бы одеждой для тренировок. Своей спортивной одежды у Пельменя не имелось, его в принципе освободили от школьной физры.

— Погодь, сынок, — вдруг остановил Саню батя.

Пельмень обернулся.

— Ты это, купи у дяди Витали чекушечку... ну вместо хлеба, лады? — батя расплылся в придурковатой улыбке. — Матери только не пали контору.

Пельмень улыбнулся.

Мигом так батя подобрел, как речь пошла за то, чтобы сливу залить.

Протянул Сане ещё одну авоську с несколькими литровыми банками и трехлитровым баллоном. Пельмень зыркнул на стол — понятно, останется баба Рита без варенья, тару у неё Игорь Борисыч подмотал. Батя то ещё и мудак оказывается...

— Баночки дяде Виталику сдашь и купи, сынок. Он по два рубля за чекушку просит.

Глава 3

«Если хулиган пытается тебя достать,

Дразнить, злить, бить, давить и обижать,

Ты не должен кричать ему: Гад!,

Ты не должен подключать свои ботинки или мат...», Дискотека Авария.

С пятого этажа Пельмень дал пешего. Какая никакая, а нагрузка для нового тела. Правда спускаться с авоськами — удовольствие не из приятных. Уже к третьему этажу Саня приуныл, взмок и тяжело дышал. Звенели пустые водочные бутылки, банки, а сердце выпрыгивало из груди.

На лестничных проемах Саня останавливался, делал взмахи и круговые движения, разгоняя кровь.

В такой форме — далеко не уедешь. Прежде чем приступать к интенсивным тренировкам, надо понять возможности нового тела. Хотя хрена тут непонятного... возможности — нулевые.

На первом этаже, взмыленный Пельмень встретил Сёму. Малолетку с соседней пятиэтажки, сегодня гостившего у бабули. Полтора метра в прыжке, хлюпик, раза в три меньше Пельменя по комплекции. Очки с толстой роговой оправой... И вообще, мальчик походу инвалид: несуразно большая голова, как гелием накачена, ручки длинные чахленькие, торчащий живот приподнимает майку до пупка. Шортики вовсе как семейки Сашиного бати. У Сёмы даже прозвища своего не имелось, припомнил Пельмень — настолько все плохо по жизни складывалось.

Застал Сему Пельмень за тем, что пацанёнок прилип к стене и какого-то хрена слизывал побелку. У ног его стояла банка с соленьями, за которой Сёму видать послали. Кладовку под лестницей удачно приватизировал его дед (тот вроде как скопытился в прошлом году).

Завидев Пельменя, Сёма вздрогнул, попятился, ну и перевернул банку.

Херак.

Горлышко стукнулось о ступеньки лестницы. По полу растеклись маринованные огурчики, помидорчики и укроп.

— Ой, — Сёма взглянул на «место происшествия» и глазки под очками тотчас намокли. Нижняя губа задрожала, отвисла. — Меня б-б-бабуля у-у-убьёт...

Пельмень помнил, что бабуля у пацаненка — особа крайне категоричная. Из тех, что шли в модификации «боевая», из клана «приподъездная лавочка». Можно предположить, что Сёме крепко достанется по возвращению.

Пельмень, никогда особо не испытывавший чувства сострадания, поначалу ковырялся в носу, нарезая резьбу. Ну и поднялся на ступеньку выше, дабы не выпачкаться в рассоле. Оттуда наблюдал безразлично за ситуацией. Не, че, встрял пацан. Бывает. Жопа просит ремня.

Но потом понял, как осенило, что не останется в стороне и хочет пацану помочь. Как хреново приходиться лохам, Саня теперь чувствовал на своей шкуре. И припомнив ощущения во дворе школе, поёжился.

— Не дрейф пацан, прорвёмся. Не накажет тебя бабка.

— П-п-правда? — с надеждой уточнил пацанёнок, шевеля белыми от мела губами.

Одновременно с жалостью, у Пельменя разом врубилась предпринимательская жилка. Он взглянул на свою авоську с литровыми банками. Перевёл взгляд на огурчики с помидорчиками. И осенило во второй раз — вот тебе метод с порога поднять щепотку бабла на ход ноги.