Колокол - Денис Анатольевич Власов
— Что ты творишь, ирод окаянный? — заохал кто-то из глубины здания.
Пленники не сразу обратили внимание на таящегося за кафедрой на четвереньках старца в рясе. Монах опасливо выглянул из-за угла подмостков и выкрикнул надрывно:
— Нет у меня золота боле! Иди с миром!
Горячий молодой офицер рассмеялся задушевно и обернулся к конвоирам, словно деспотичный император с презрением к поданным. Пышные усы, залихватски подкрученные кверху, придавали галлу вид бравого солдата. Сейчас он чувствовал себя Цезарем и пришел в землю далекую и дикую, чтобы покорять. Офицер заслушал доклад гренадера старшего не по чину, но по возрасту. С интересом осмотрел камуфляж болотного цвета на Олеге и ткнул в него мушкет, так что пленник отшатнулся:
— Qui êtes vous?
Олег покачал головой, делая вид, что не понимает. Здесь вмешался Ипат:
— Спрашивает кто ты?
Инок жался к Олегу, растирал болезненное место и трясся от страха.
— Откуда язык знаешь?
— В семинарии учил, — судорожно пролепетал Ипат.
Усатый таракан снова ткнул мушкетом в грудь Олегу еще сильнее.
— Гости мы, — ответствовал пленный, заложил руки в карманы, расправил крепкие плечи и уточнил с ухмылкой, — из будущего. Переводи.
Толмач торопился довести суть их появления, на ходу придумывал подробности, однако про чудотворный колокол утаил. Ипат старался быть понятным, но его поджилки тряслись; он запинался, мучительно вспоминал формы глаголов и времена. Это фиаско, из набора слов и корявого произношения француз почти ничего не понял. Военный переводчик из монаха не вышел. Офицер хмурился, переводил ястребиный взгляд с Олега на Ипата и обратно. В тяжелом выражении лица читалось, что он принимает решение. К этому времени помятый служитель доковылял из укрытия под кафедрой, и за спиной офицера вновь раздался надрывный голос старца:
— Ну, нет золота боле. Богом молю, уходи, изверг.
Скитник бросился к оккупанту в ноги, в одной руке он держал крест, а другой обнимал лакированный сапог. Жалкое зрелище унижения вызывали уныние у Ипата и брезгливость у Олега. Он присмотрелся и поразился удивительному сходству старика с колдуном.
— Не срамись, отец, — обратился Олег к падшему ниц старцу, — виктория будет за нами.
Офицер услышал сладкое французское слово «виктория», до боли ласкавшее слух галла, грозно нахмурил брови и, брызжа слюной, переспросил прямо в лицо Олегу:
— La victoire?! Victoire de la Russie?! Merde!
(— Победа?! Победа России?! К дьяволу!)
Деспот оставил мушкет, схватил старика за шиворот, словно ребенка, вырвал кусок бороды и отбросил инока, как матричную куклу.
— Vive l’Empereur Napoléon!
(— Да здравствует император Наполеон!)
Олег испытал непреодолимое желание поквитаться с обезумившим лягушатником, благо расстояние позволяло, и вонзить ему в глаз кованый гвоздь из колокольни, что нащупал в кармане, но сдержался. Не для этой цели он прибыл сюда. История уже рассудила, кто оказался на ее свалке, а кто в Париже. На соборной паперти послышалось звонкое цоканье конских подков, верхом в притворе появился адъютант на взмыленной вороной лошади. Он передал офицеру срочную депешу. Прочитав послание, француз снова выругался и заспешил к выходу, по дороге он приказал запереть всех троих в подклет (подвал) до его приезда.
Глава 3
Конвоиры, не церемонясь, швырнули пленников в мрачное подземелье и заперли железные двери.
— Темень какая, — заговорил Ипат. Его дрожащий голос звучал приглушенным в каменном мешке. Старик отчаянно охал где-то в глубине.
— Да будет свет, — отозвался Олег, и тоненький огонек китайской пьезозажигалки затрепетал в сыром помещении с низким потолком. К счастью, Олег приметил на полу несколько сальных огарков, и Ипат слепил пару худых свечей. Свет они давали тусклый, но достаточный, чтобы совсем не погрузиться в апатию во мгле чернильной.
— Что станется теперь с нами? — кручинился Ипат.
— Вам спастись дано, — раздался ответ старика, — а меня вздернет Иуда проклятый.
— За что? — всполошился Ипат, и на глубоком его выдохе печальном огоньки на фитилях встрепенулись.
— За то, что я русский, — заключил духовник сухо.
— Не дрейфь, Ипат, — вмешался Олег. — А ты, дед, часом, не чародей сам-то? Больно напоминаешь колдуна одного.
Старец затряс козлиным остатком бороды от негодования.
— Игумен я, Павел. А вот отколь вы? Еще вопрос!
— Будет тебе. Не обижайся.
Долговязый Ипат вынужденно облокачивался о стену так, что головой упирался в потолок, и никак не мог сесть по причине полученного увечья. Дабы отвлечься от ноющей боли в филейной части, он поведал старцу грустную предысторию и добавил, чуть не разрыдавшись:
— Если не найду колокол, колдун пригрозил обратить меня в гранит.
Старец не проронил ни слово, а только поглаживал клочок бороды, погрузившись в горестные размышления. Огоньки затухающих свечей тенью играли в глубоких морщинах его страдальческого лица. Воцарилось гробовое молчание, каждый думал о своей участи, наконец, Павел нарушил тишину:
— Колдун этот — брат мне, нареченный Мортом. Дороженьки наши разошлись в древности языческой. Заблудился окаянный в чертогах преисподней. Иногда восходит на землю людей губить да путать.
— Почему Морт всемогущий сам не отыщет колокол? — спросил Олег и придвинулся ближе к старцу.
— Сила его увядает по вине благовеста. Вот только не дано отыскать колокол здесь.
— Почему?
— Ежели иносказательно, отлит он из кусочков небесного свода, там и обитает.
— Мы можем попасть туда? — с надеждой спросил Ипат.
— Все там будем, каждый в свой час. Сказывают, когда отливали колокол, добавили в сплав железный метеор без единой червоточины, что прежде веками почитали на капище. Теперь на месте капища того стоит собор нынешний. Воистину это колокол всея Руси и звонит по душам загубленным. Третьего дня колокол исчез со звонницы невесть как. Ангелы спрятали по святой воле в сфере блаженных. Ищите сердцем.
— Загадками говоришь, дед, — сказал недоверчиво Олег, — а вернуться нам как в свое время?
— А как прибыл сюда? Так и воротишься.
Перспектива вновь бросаться
