Эсминцы и коса смерти (СИ) - Ангелов Августин

— Ты сам этот разговор затеял, но только не могу я понять, к чему ты клонишь? — перебил мысли друга Егоров.

— Ваня, я просто хочу знать: готовы ли мы встретить их достойно, если попрут? — осмотревшись вокруг, никого не заметив, и, потому, немного успокоившись, произнес Саша.

— Сейчас, наверное, отобьемся, — неуверенно проговорил Иван.

— Что значит «наверное»? Ты, по-моему, сомневаешься? — задал вопрос Денисов и уставился на друга, ожидая ответа.

— Опять будешь про врагов народа, да только я думаю, что у немцев за спиной половина Европы уже, и порядок их немецкий в войсках, а у нас, сам знаешь, какой порядок. Одни стукачи, воры, дураки, да пьяницы. Умных и трезвых людей маловато. И ладно бы, если только солдаты с матросами, а то ведь и комсостав такой. На людях они Сталина хвалят и партию, а втихаря воруют и безобразничают, пьют, да жрут, врагов народа всюду выискивают, доносы строчат, чтобы только от себя подозрение отвести, — серьезно произнес молодой матрос, у которого недавно по анонимке о троцкистской деятельности арестовали двоюродного дядю, штурмана на крейсере.

— Ваня, дорогой, помолчи-ка ты лучше, вон наш комсорг Лебедев идет, — тихо сказал Денисов.

Александр Евгеньевич Лебедев был круглолицым белобрысым голубоглазым парнем с простоватыми крестьянскими манерами, двадцати трех лет от роду, не так давно окончившим военно-морское училище, но уже получившим «хлебную» должность второго помощника и, по совместительству, корабельного комсорга, начальника всех молодых матросов, мичманов и старшин, которые составляли большую часть экипажа. Комсорг решал все вопросы молодежи, суждений и поведения молодых людей на эсминце, и руководствовался, при этом, не только военно-морским уставом и прописанными в должностных инструкциях нормами, но и своими собственными резонами. Говорили, что его отец занимает высокое положение в штабе флота. Даже командиры боевых частей и корабельных служб побаивались молодого комсорга Сашку Лебедева, считая его «засланным казачком». А вдруг, как что-то не понравится, так отцу и настучит?

Двигаясь со стороны кормы, выйдя из-за надстройки, Лебедев подошел тихо, крадущейся походкой леопарда, думая, что матросы его не видят, желая, скорее всего, застать их врасплох и подслушать, о чем они говорят, но эффекта неожиданности не получилось. Его на этот раз приметили загодя.

При появлении лейтенанта парни быстро отложили инструменты и вытянулись по стойке «смирно». Лебедев подошел к матросам и в своей обычной, слегка высокомерной манере спросил:

— Ну, молодежь, чем вы тут занимаетесь?

Матросы поприветствовали лейтенанта по уставу и доложили:

— Товарищ лейтенант, матросы Егоров и Денисов, чистим орудие по приказанию старпома.

— Вольно, — небрежно бросил им судовой комсорг и задал еще вопрос:

— О чем беседуете?

Они ответили почти хором:

— Да мы про немцев беседуем.

— С чего это вдруг? — насторожился Лебедев.

— Так просто, рассуждаем, что готовыми надо быть и бдительными, когда они нападут на нас, — сказал Денисов.

— Еще чего придумали, рассуждать на службе не положено, — улыбнулся лейтенант и, сощурившись, задал очередной вопрос:

— А почему вы считаете, что немцы должны непременно на нас напасть?

— Так они ведь воюют со всеми, половину Европы заняли, Англию бомбят, — сказал Егоров.

— Ну что ж, правильно вы подметили, товарищи матросы. Немцы, действительно, собираются напасть. Но мы должны быть готовыми их встретить. Так что, отставить разговоры и за работу! — строго проговорил лейтенант и пошел вдоль борта дальше по своим делам.

Ни Егоров и ни Денисов даже не догадались, что перед ними уже не прежний беспечный папенькин сынок лейтенант, а умудренный огромным опытом жизни человек, вернувшийся в собственную молодость с порога смерти для особой миссии.

Ваня Егоров и Саша Денисов попали на флот по осеннему призыву 1940 года. Оба жители Ленинграда, они закончили десятилетку, но не успели поступить в институт, вернее, пытались, но «срезались» на экзаменах. Ваня плохо сдал математику и завалил поступление в Политех, а Саша не смог сдать русский язык, написал диктант с ошибками и не поступил в Университет. Иван собирался стать инженером, а Александр хотел изучать юриспруденцию, но их мечтам пока не суждено было сбыться, вместо студенческих аудиторий они попали в учебный флотский экипаж, а после учебки оказались на стареньком эсминце.

Вроде бы, служить матросом и не так плохо, не надо совершать марш-броски с полной боевой выкладкой, не надо ползать на брюхе по грязи или сидеть в засаде в болоте. На флоте по строевой подготовке не сильно гоняют, больше, к приезду начальства или к праздникам. Вроде бы романтика, корабли и путешествия, девчонкам нравится морская форма, но все хорошо в меру, а море, сырость, ветер и тяжелый труд морехода теперь постоянные спутники парней на долгих пять лет.

Эсминец типа «Новик» представлял собой боевой корабль стандартным водоизмещением полторы тысячи тонн с клепаным корпусом длинной сто два и шириной девять с половиной метров. Стройный силуэт с четырьмя трубами, две надстройки и две мачты, высокий полубак, простирающийся от форштевня на четверть длины корабля, сплошная главная палуба и палуба полубака, четыре торпедных аппарата, четыре главных орудия, три зенитки, четыре крупнокалиберных пулемета. Имелись даже десять глубинных бомб для борьбы с подводными лодками и пятьдесят морских мин.

Задумывался проект еще при царе, как основной эскадренный миноносец Российского флота. Проектирование началось в 1909 году на Путиловском заводе, совместно с германской промышленной компанией «Вулкан», которая обязалась оснастить корабль котлотурбинной установкой, передающей крутящий момент на три вала с гребными винтами. В результате эсминец оснастили тремя паротурбинными двигателями и шестью котлами высокого давления, отапливаемыми жидким топливом. С 1910 года по 1916 на отечественных верфях заложили более пятидесяти таких эсминцев. Правда, достроили не все.

К началу Первой мировой войны корабли типа «Новик» считались лучшими в своем классе, и даже служили образцом при создании эсминцев других стран. Но к 1941 году, несмотря на все модернизации, корабль уже устарел. Если изначально двигательная установка мощностью 42000 лошадиных сил позволяла развивать максимальную скорость в тридцать семь узлов, то к 1940 году корабль был способен дать не более тридцати двух. Износ котлов, магистралей и прочих механизмов давал о себе знать. «Все стареют, даже эсминцы», — шутили матросы.

По сравнению с другими кораблями, «Новик» имел довольно удобное разделение жилых помещений. Каюты капитана, судовых офицеров и кают-кампания находились под полубаком, в непосредственной близости от носового мостика, а также боевой и ходовой рубок. К офицерским помещениям относились буфет, ванная и отдельный офицерский гальюн. Каждая офицерская каюта оснащалась койкой, шкафом, умывальником, письменным столом, стулом и вешалкой.

Простые матросы располагались в двух кормовых и одном носовом кубриках. Там спальные места состояли из рундуков, в которых матросы хранили личные вещи, коек и гамаков. Мичманские и старшинские помещения располагались в кормовой части и были рассчитаны на шесть человек. В них находились койки в два яруса, рундуки, шкафы для одежды и книг, обеденные столы и стулья. Большая часть мебели, шкафы, столы, рундуки и умывальники, во избежание возгорания, изготавливались из металла. Все жилые помещения имели иллюминаторы.

Камбуз был довольно просторным и находился под кормовым мостиком. Его плиты имели нефтяное отопление. Отдельно на камбузе располагались офицерская плита и командный самовар. К услугам корабельного повара-кока имелись холодильные шкафы, кладовые для провизии длительного хранения, разделочный стол, большая мойка и полки с посудой.

Внутри жилых помещений корабля борта обшивались пробковыми пластинами с воздушной прослойкой, а переборки окрашивались белой глянцевой краской. Полы покрывались пятимиллиметровым линолеумом, а в гальюнах и ванных пол состоял из красивых кусочков колотого мрамора, вмурованных в цемент. Так что условия службы могли считаться весьма неплохими.