Тиран Золотого острова (СИ) - Чайка Дмитрий
— Да-а-а! — восторженно заорала моя пехота, увидев, как уродливым красным цветком распустилась голова гребца, который сидел ближе всех. Чудовищным ударом ее расплескало во все стороны, и ахеец упал на дно своей лохани, заливая все вокруг кровью. Все же Пеллагон — отменный пращник, богом поцелованный. Родосцы и обитатели Балеарских островов — непревзойденные стрелки. И вот как он это делает? Не понимаю! Пули полетели градом, и ближнюю лодку выкосило почти что подчистую, а остальные, проклиная наше коварство, круто повернули рулевое весло и поплыли к центру фарватера, поневоле сгрудившись в кучу.
— Камни, длинная праща! — заорал Пеллагон, когда корабли отошли на две сотни шагов от берега. — Кидать быстро! Камни бесплатные! Не спать, сучье вымя!
Ахейцы по большей части сидят на веслах и бросить их не могут. Единичные лучники огрызаются, но результат их трудов просто смехотворен. Корабли качаются на волнах, и попасть в суетящегося на берегу пращника можно только случайно. Именно поэтому гребцы машут веслами как проклятые, мечтая проскочить узкий пролив, с обоих берегов которого в них летит смерть. То один, то другой падает, обливаясь кровью или испуская дикий вопль. Конечно, камень и длинная дистанция — это совсем не то, что тяжелая пуля и короткая дистанция, но тоже вполне ничего себе. Голыш, брошенный умелой рукой, летит со страшной силой и беспощадно разит обнаженные тела. Прилет в голову почти всегда смертелен, удар в плечо надежно выводит из строя, а попадание в ключицу или в предплечье перебивает кость пополам. Даже скользящий удар зачастую сдирает кожу лоскутами, обнажая кровоточащее мясо.
— Бегом! — заорал Пеллагон, и пращники рванули вдоль кромки воды, чтобы встретить подходящие корабли уже в порту.
Им бежать около километра, минуты три с половиной, максимум четыре, и вот уже на ахейцев, которые первыми причалили к каменистому берегу, обрушился новый шквал свинцовых пуль, почти в упор. Вопли и проклятия, боль и ярость смешались в один ровный, злой гул. Он нарастал, словно морской прибой, с каждой секундой все больше и больше пропитываясь запахом чужой смерти. Защелкали стрелы лучников, которые остались на борту кораблей, и вот уже двое моих ребят упали. Одного сразило насмерть, второго утащили в тыл, ему продырявило бедро. Пращники отошли на полсотни шагов, и снаряды полетели еще гуще. Камней тут как дерьма за баней, а стрела — штука дорогая. А вот и ахейские воины начали прыгать с бортов, их много, в разы больше, чем моих, и их собственные пращники упрямо полезли вперед, снимая с пояса и разматывая орудие своего ремесла. Камни у них прямо под ногами, в воде, и вот уже град снарядов полетел в моих воинов, ранив троих.
— Труби! — сказал я, и стоявший рядом паренек из местных раздул тощую грудь и вывел затейливый сигнал, мучая бычий рог. Это означает отход.
— Лучники пошли! — скомандовал я. — Бьете только из-за домов! Стрелы беречь! Людей еще больше беречь. Кто начнет отвагу проявлять, месячной получки лишу.
— Как это? — непонимающе посмотрел на меня Хуравани, очередной дальний родственник из Дардана. — Они же воины! Им положено храбрыми быть!
— Кости героев сегодня развеют по ветру, — рявкнул я. — Со стены вечером посмотришь! Я этих парней для чего кормлю? Чтобы они от излишней дури подохли? Так мне этого не надо, мне живые воины нужны. Понял?
— Да, господин, — кивнул Хуравани и заорал. — Бить прицельно! Из-за укрытия! Кого ранят, две недели без баб у меня! Кого убьют, без месячного жалования останется!
Стрелы полетели навесом, вперемешку с камнями, раня и убивая. Ахейцы, которые бестолково метались по берегу, бросили свои корабли, которые едва зацепились носами за дно бухты. Они повалили за моими лучниками, выставив вперед немногочисленных щитоносцев. Все же пираты — это не царское войско, выучка совсем не та, да и оснащение скудное. Короткое копье, топор, деревянная палица и кинжал — вот привычное оружие налетчика. Реже — лук и праща, которые при набегах на прибрежные деревни пиратам без надобности. А с регулярным войском они почти не воюют. Незачем морскому народу лезть на гвардию царей. Сотня колесниц втопчет в землю трусливую деревенщину, которая не выдержит вида несущихся на нее коней. Но ведь даже поганые гиены, собравшиеся в стаю, могут задрать льва. Так и морские разбойники, промышлявшие раньше мелким грабежом и ловлей зазевавшихся баб, начали собираться в настоящие армии, чувствуя свою силу.
От порта до крепости почти два километра. Здесь, на берегу, живут рыбаки, а их хижины разбросаны тут и там, без малейшего порядка. Именно эту дорогу перекрыла полусотня пельтастов, когда пращников и лучников отогнали атакующие ахейцы. Вид жидкой цепочки, состоявшей из полуголых, худых мужиков с маленькими щитами и дротиками вырвал из груди налетчиков восторженный вопль. Они и не ожидали такого подарка, а потому, едва собрав подобие строя, пошли быстрым шагом вперед, представляя, как намотают на копья их кишки. Своих стрелков они оставили далеко позади, и единичные камни и стрелы по большей части отбивались щитами парней, которые спокойно ждали, когда ахейцы подойдут на расстояние в двадцать шагов.
— Сейчас! Ну же! — не выдержал я, но это было лишнее.
Фракиец Сардок знал дело туго, и дистанцию для броска чуял своей не раз продырявленной шкурой. Раздался гортанный крик, и полсотни дротиков с жутким шелестом отправились в свой последний полет. Попали все до единого, они просто не могли не попасть по плотной толпе, в которой едва десятая часть воинов имела подобие щитов. Пельтасты побежали назад, а ахейцы, перешагнув через стонущих товарищей, с истошным ревом бросились за ними, ломая строй и на глазах превращаясь в беспорядочную толпу. Если и можно сделать большую ошибку в бою с метателями дротиков, то я ее просто не знаю. Не каждая лошадь догонит легконогого фракийца, который отбежит шагов на тридцать, отдышится, а потом прицельно бросит дротик в грудь того, кто только мечтал пустить ему кровь. Второй залп, тридцать шагов, третий залп…
Пыльная каменистая дорога оказалась сплошь завалена телами, и стонущими, и безмолвными. И только четвертый залп обратил ахейцев в бегство. Кровавая пелена ярости спала с их глаз, и они увидели, какие потери нанесли им эти скалящие зубы и слегка пританцовывающие от нетерпения худосочные ребята. У пельтастов осталось по два дротика, а вал ахейцев остановился и беспорядочно покатился назад, втягивая в себя раненых товарищей. Они не знали, что только что совершили вторую самую большую ошибку, которую можно совершить в таком бою. Ахейцы подставили им свои незащищенные спины, суетясь, толкаясь и стремясь закрыться чужими телами. Бить в спину с десяти шагов — это не война, это убийство. Два залпа скосили еще человек восемьдесят, а мы потеряли всего троих, поймавших свой камень или стрелу. Безоружные пельтасты, забросив щит за спину, рванули в сторону крепости, пока ахейцы не пришли в себя. Но те и не думали атаковать. Гора тел на берегу все росла. Их вытаскивали из кораблей. Их вылавливали из прибрежных вод. Их, озираясь и оглядываясь, собрали и унесли с политой кровью дороги. И все равно налетчиков было слишком много, в разы больше, чем нас.
— Великие боги! — растерянно прохрипел Абарис, который стоял рядом со мной, то и дело чуть вынимая меч из ножен, то задвигая его назад. — Я с пятнадцати лет воюю, но такого никогда не видел. Объясни мне, Эней, я не понимаю…
— Чего ты не понимаешь? — спросил я его, потея в своем новом шлеме. Надо его снять, атаковать нас пока не собираются. Коринфский шлем с узкой Т-образной прорезью в области лица мои кузнецы украсили рогами монструозных размеров, спиленных с башки какого-то горного козла. Они оковали эту лепоту золотом, отчего и без того надраенный горшок сиял нестерпимым блеском, ослепляя экипажи низколетящих самолетов. Ах да… Здесь же нет самолетов. Не привыкну никак.
