Студент 3 (СИ) - Советский Всеволод
— Эх, братцы, что-то колбаски мне хорошей захотелось. Такой жирной, с салом! Слетаю-ка я до гастронома. На вас брать? Кто за компанию хочет?
— Айда, — подхватился Витек. — Составлю тебе дуэт. Пошли!
И мы пошли.
— Есть новости? — не стал тянуть я с вопросами.
— А как же, — слегка нервно ответил он.
Короче говоря, отправился он к Кайзеру с отчетом и деньгами. Все четко изложил, отдал шефу шестьсот рублей и нереализованный Гришин препарат. Естественно, умолчал о левых заработках и о закройщице Людмиле.
Жирков выслушал с обычной своей барственной надменностью, глянул на сбытчика сквозь неизменные «пиночетовские» дымчатые очки.
— Ну что ж… — протянул он, — ладно… В общем и целом приемлемо. Гриня этот и вправду быдло, что есть, то есть. Из числа клиентов его вычеркиваем и забываем как страшный сон. Иначе себе дороже выйдет.
— Значит, мы в расчете?
Кайзер неспешно достал «Мальборо», щелкнул зажигалкой «Ронсон», прикурил.
— Не спеши, Витя. Спешить нам некуда, бизнес только набирает обороты.
И невозмутимо поведал, что обстоятельства изменились. То есть, изменилась конъюнктура рынка, и теперь за утраченные с сумкой вещи владелец требует с него, с Кайзера, не шестьсот пятьдесят, а восемьсот пятьдесят рублей…
— Так что, Витя… с тебя еще два рейда. Адреса дам.
Тут Витек малость возгордился своими артистическими способностями:
— Ну, я сразу сообразил, что надо бы дурачка сыграть! Стал так бессильно возмущаться, обижаться… Чтобы сразу ясно стало, что сломаюсь. Ну и сломался, понятно. Согласился.
— Адреса и дозы он тебе дал?
— Нет. Завтра, говорит, приходи.
— Завтра мы в комитете встречаемся, помнишь?
— Безусловно, — важно ответствовал Витька. — Ему сказал, что занятия, лабораторки… Вечером договорились.
— Молодец, — без улыбки сказал я. — Значит, завтра многое должно решиться.
— Безусловно! — попугаем заладил Витек.
И завтрашний день прошел под флагом этой мысли. На всех занятиях я только и думал о том, что же будет вечером…
И вот к пяти часам я подошел к двери комскомитета. С Витькой заранее договорились, что идти туда будем врозь.
— Можно?..
— Входи, входи!
Наши старшие товарищи были уже на месте.
От автора: Финал цикла «Авиатор». История о лётчиках СССР. Курсанты. Война в Афганистане. Ангола. Палубная авиация ВМФ. Предотвращение бомбардировки Сербии и др! Ссылка: https://author.today/work/257877
Глава 20
— Входи, Родионов… А Ушаков где?
— Сейчас должен быть.
И верно, через минуту Витек возник.
— Молодцы, — улыбнулся Хафиз, — основы оперативной работы постигаете…
Андрей Степанович как-то особенно ухмыльнулся:
— Похоже, в эту науку придется врастать по-взрослому.
Я угадал, что редактор приготовил нам с Витькой нечто занятное. Ладно, посмотрим…
Хафиз, видимо, был отчасти в курсе этого сюрприза, так как на губах его мелькнула и исчезла загадочная улыбка.
На сей раз обошлись без чая и сопутствующих элементов. Столбов сразу взял быка за рога:
— Ну что, мужики, смотрите, какие у нас веселые картинки…
Обращение «мужики», конечно, подчеркивало новую степень конфиденциальности. Мы с Витькой в глазах Андрея Степановича поднялись еще на один градус посвящения. И говорил он с нами совершенно честно. Может быть, не все открывая, но в том, что открыл, никаких теней, никаких подводных камней не было. Никаких недомолвок, ужимок, иносказаний. Прямой текст. Примерно вот такой.
Я потолковал со своими кураторами в КГБ. Ситуация странноватая. Действительно Беззубцев примерно через месяц едет на конференцию в «Австро-Венгрию», как сумрачно пошутил один из чекистов. Командировка в капстрану, да еще для беспартийного — дело чрезвычайно ответственное, кандидатуру провели через уйму согласований. Получено «добро». Причина? Профессор Беззубцев как никто другой сможет представить новейший препарат для лечения онкозаболеваний. Последнее слово биохимической науки…
При этих словах лицо Музафина изменилось совсем другой, сардонической улыбкой:
— Ну, теперь понятно!..
И он пояснил: над этим онколекарством Беззубцев работает уже много лет. Результаты неоднозначные. Вроде бы эффект и есть… Но черт его знает! Уверенно говорить об устойчивых позитивных результатах не приходится. До полноценных клинических испытаний дело еще не дошло, а лабораторные — так, спотыкаясь, позволяют говорить о каких-то незначительных успехах. Тем не менее, перспективы здесь бесспорные — талантливый биохимик Музафин это признавал безоговорочно:
— Здесь ведь, понимаете, какое дело… Важно первым вбросить идею. А знатоки оценят перспективы. Он кое-что публиковал на эту тему, но очень осторожно, только чтобы приортитет застолбить на всякий случай. Чтобы если что, как козырем шваркнуть: а вот у меня есть публикация!.. И все, утритесь. Но сути он там не раскрывал.
Вот эту самую суть профессор придержал до конференции в Будапеште-Вене. И уж понятно, что отправиться туда он не смог бы без поддержки ректора. Тот ни разу не химик, но первоклассный ученый, и прекрасно понимает тонкости раскладов в научном мире. И «пробил» Беззубцеву эту командировку. Каких усилий оно стоило — вряд ли даже представишь. Все это не афишировалось, как говориться, от слова «совсем»… И в конце концов было сделано. Все комиссии пройдены, все подписи собраны.
— Да, — сказал Столбов. — И теперь представляете, чем это может обернуться?..
Мы дружно кивнули. Чего же тут не представлять! Официально профессор едет представлять одну разработку. Но фактически планирует, сбежав в Австрию, предъявить миру сенсацию в сто раз более сокрушительную: свой «секс-взрыв». Скандал для первых газетных полос! Шок! И уж, разумеется, перебежчик будет изо всех сил поливать грязью Советский Союз и всю советскую жизнь, вещая, что наконец-то он вырвался в «свободный мир», о чем мечтал долгие годы, живя под коммунистическим гнетом…
Такую приблизительно картину Андрей Степанович нарисовал кураторам. Те переглянулись и помрачнели.
— Ну их можно понять… — веско пояснил редактор.
Вся эта версия основана на допущениях. Для нас веских, но формально совершенно бездоказательных. Абсолютно. Одни только умозрения. Факт — наличие вещества, распространяемого Жирковым. Все! Других нет.
Столбов так разволновался, что в этот момент ненужно достал блокнот, раскрыл, захлопнул вновь и сунул обратно в пиджак.
— Вы представляете, чем это пахнет⁈
Я догадывался, но все же хотелось бы услышать объяснения. Впрочем, Андрей Степанович тут же все изложил сам.
Кураторы честно сказали ему так: за Беззубцева уже вписались уважаемые люди из высших сфер. На уровне Обкома КПСС. Характеристики, рекомендации, визы «не возражаю» — все это есть. Сейчас подымать волну домыслов: дескать, Беззубцев гад, козел, иуда… Ну, собственно, это значит, гнать волну на уважаемых. Выставить их слепыми мудаками, по глупости расписавшими иуду золотыми да серебряными красками.
— Представляете, что может быть⁈ — патетически восклицал Столбов.
Мы представляли. Но я мысленно заглянул и дальше:
— Погодите! Так смотрите, что получается: он с прекрасными характеристиками едет в Вену, сдается австрийским властям — и эти уважаемые люди становятся крайними?..
Столбов длинно и тяжело вздохнул — так бывает, когда человеку предстоит растолковывать неприятные вещи. Андрею Степанычу явно было неохота вытаскивать на свет Божий тайны советской властной системы… ну да что же делать.
— Тут ведь какая закавыка…
И запинаясь, со скрипом поведал о закавыке. Конечно, если вдруг Беззубцев дернет в невозвращенцы, да еще и обгадит СССР, то неприятности у чиновников будут. Но, владея аппаратными технологиями, они себя прикроют. А крайним найдут какого-нибудь стрелочника. Скорее всего ректора. Вот он реально рискует в данной ситуации. Вот его неприятности могут стать критичными. Как говорится, всех собак повесят…
