Кодекс Охотника #25 - Юрий Винокуров
— Спасибо, отец. Бывай! — улыбнулся парень. — А это тебе маленький подарок.
И тут этот парень с хлопком исчез, как будто его там и не было. Дед Максим тайком перекрестился.
Подумал, не показалось ли ему это. А потом осмотрелся и решил, что нет, не показалось. Все деревья вокруг были заляпаны кровью, кусками кожи, и кишками гигантских тварей. Прямо перед ним лежало испачканное полотенце, и на нем, переливаясь под лучами солнца, лежал здоровый, с крупную горошину, бриллиант.
Дед Максим осторожно, будто боясь, что он исчезнет, взял его и приподнял, посмотрев на солнце. Камень загорелся, как маленькое солнышко.
Дед Максим был далек от ювелирных украшений. Но когда он своей бабке пятьдесят лет назад покупал колечко, то целого полугодовалого жалования сержанта имперской гвардии хватило на крохотный бриллиантик. Любил он свою Машку тогда, да и сейчас любит, хотя она и не одобряет его хобби.
— Сколько же ты стоишь, красавчик? — усмехнулся Максим, отчетливо понимая, что, продав его, наверное, он сможет купить деревню Хреновку, вместе со всеми жителями и со всеми запасами мяса. Проводя много времени в одиночестве, дед Максим привык разговаривать сам с собой.
— Никакие деньги не посадят деда Максима домой и не заставят тратить деньги на мясо! Эх… Но, камень надо брать, — решил он про себя и положил его в карман. Машку надо задобрить. Глядишь, на недельку в покое оставит, и перестанет мозг выносить.
* * *
Мой Ураборос оказался тварью с характером. Я заключил с ним сделку, особо ничего не прося взамен, да мне ничего и не нужно было. Мне нужно было, чтобы он просто проявился в этом мире. И сразу после этого я был готов его отпустить.
Только змеюка, походу, решила немножко пошалить. Что ж, я ей этого не дал, заставив ее развеяться раньше. А еще я с удивлением увидел старого деда, который стоял на пути с двустволкой и с открытым ртом.
— Здорово, отец, — сказал я.
Дед как-то рассеянно на меня смотрел. Парализовало его, что ли, от ужаса?
— Да-да, дед, я тебе обращаюсь, — закричал я, пока Шнырка изучал все его снаряжение. — Не в службу, а в дружбу. Дай мне полотенце из рюкзака. Если хочешь, я его куплю.
— Откуда ты знаешь про полотенце? — удивленно сказал дед в воздух.
— Да знаю я. Рублей сто за кусок тряпки — нормально? — улыбнулся ему.
— Я начал вытирать лицо, всё покрытое слизью из желудка твари, одновременно пытаясь завязать разговор.
— Ну не я же. Что это за ружьишко у тебя такое волшебное, что такую тварь вдребезги разнесло?
— Я… Это… Того… — старик замялся, и я решил больше не шокировать его.
— Да ладно, шучу я.
Я тщательно вытерся и спросил дорогу к ближайшему телефону. Вот только в самый последний момент вместе с полотенцем решил оставить один бриллиант, который нашел в лаборатории в сейфе и забрал с собой. Там их было целый мешочек. Походу «освоенные» государственные средства уходили, в том числе, и в твердую валюту. Там были золотые монеты разных стран и вот этот мешочек с драгоценными камнями.
А деда надо было поощрить. Как он лихо с двустволкой на Урабороса вышел!
Я давно понял, что легко быть смелым, когда ты заведомо сильней. Гораздо сложнее проявить смелость, когда ты знаешь, что погибнешь. Хотя… был другой вариант, что дедушка старенький, и не соображает ничего. Зачем сразу думать о плохом? Пусть себе хоть новое ружье купит.
Я быстро добежал через тень в деревню, и связался со своими. Через полчаса меня уже подобрал «Буревестник», который отвез на аэродром. С лабораторией я закончил окончательно. Но не закончил с Оренбургом. Хотя не я буду с ним заканчивать. Сара Абрамовна сейчас садилась в комфортабельный реактивный самолет в Иркутске, дабы оказать, как она выразилась, «посильную помощь одному поцу». Она имела в виду губернатора Оренбурга, если что.
Не то, чтобы «поц» её об этом попросил, скорее, это было ее собственная инициатива. В Иркутске все шло по плану. Она почувствовала вкус власти. Такими темпами, скоро её в Императрицы выдвинут. Ну, если бы у нас была демократия. А так-то Елизавета Петровна может спать спокойно.
Вернувшись в усадьбу, первое, что я увидел — вечерние посиделки подружек в беседке. Ну, Аня-то понятно. Она давно сделала усадьбу штаб-квартирой моей маленькой, но гордой корпорации. С Катей тоже всё ясно. Куда она, беременная, денется?
А вот Хельга с Ингрид зачастили. Между вылазками в Эпицентр, они стали часто здесь появляться. Как правило, Ингрид пропадала сразу после того, как здоровалась и после первой чашки чая. Одновременно с этим куда-то пропадал Ратник. А это, конечно, было совпадением. Ага! Ну, а Хельга разговаривала с моими жёнами о чём-то важном. При моём появлении они на меня странно посмотрели и замолкли. Может, всё-таки надо подослать Шнырьку их подслушать? Да не, своим жёнам надо доверять.
— Как всё прошло? — поинтересовалась Анна. — Нормально. Урабороса грохнул… Даже, двух, — поправился я, — а третьего прогнал.
— Что⁈ — глаза у Хельги стали, как на пять копеек. — Уробороса, Мирового Змея?
— Какого такого мирового змея? — нахмурился я, внимательно выбрав самую румяную булочку и с удовольствием её откусив.
— Дорогой, при всём уважении, — скривила носик Катя. — Отойди в сторонку, от тебя воняет, и ты весь грязный.
— Прости, милая.
Я помню, что у Кати токсикоз, и я отошёл на пару шагов, повернувшись к Хельге.
— Ну, Уроборос — мифический Мировой Змей, — продолжала она пояснять, — который кусает себя за хвост.
— А, нет, этого дебила не встречал, — скривился я.
— Почему дебила? — удивилась Хельга.
— А вот нахрена кусать себя за хвост? Нормальные Ураборосы кусают других.
Хельга молчала и хлопала глазами. Мои жёны не выдержали и рассмеялись.
— Ничего, милая, — успокаивающе погладила Аня по руке Хельгу. — К его юмору со временем привыкаешь.
— Но это не точно, — добавила Катя, и они рассмеялись ещё громче.
— Ладно, развлекайтесь, — сказал я и пошёл домой.
Тщательно вымылся и переоделся. Время было уже послеобеденное. Нагибать кого-то было уже поздно, тем более на пустой желудок. Поэтому я спустился вниз. И, как всегда, передо мной возникла Семёновна.
— Чего изволите, ваше благородие? Ушица ароматная есть, супчик грибной, и котлеток я нажарила
