Лирик против вермахта (СИ) - Агишев Руслан
Она дернула тонкими плечиками, словно, и правда, чувствовали эти самые мурашки.
— А это… это, — девушка, похоже, до анекдотов добралась. Все зарделась, зафыркала, едва сдерживая смех. Видно, что к месту пришлись анекдоты про Штирлица. — Смешные… Очень смешные, Миша.
Улыбнулся и парень. Выходит, все получилось. А теперь можно выходить и на большую сцену — короче, к остальным партизанам.
* * *Комиссар с утра уже был на ногах. На новом месте отряда дел было столько, что можно было за голову хвататься. Поэтому и про Мишку вспомнил не сразу.
— Митрич, подожди, — ему на встречу как раз попался старшина, который куда-то спешил. Так шустро ковылял с клюкой, что и не угнаться. — Ты, Старинова не видел? Поручение ему дал — Боевой листок подготовить, а сейчас что-то его найти не могу. Как сквозь землю провалился.
Пожилой старшина махнул рукой в сторону заросшей соснами балки. Как раз там располагалась поляна с более или менее ровной площадкой, где вечерами собирались партизаны для политинформации.
— Дык, там, товарищ командир, — Митрич уже кивнул в ту сторону. — Сам иду поглядеть на то, что Мишаня учудил. Робяты говорят, что больно он чудный Боевой листок сообразил. С самого утра все там. Тоже пойду…
Махнул рукой в сторону раздававшихся голосов, и тоже заковылял в ту сторону, помогая себе палочкой.
— Смотри-ка, даже Митрича проняло, — покачал головой Руднев. Никогда еще таким возбужденным старшину не видел. Даже когда отряд на немецкую колонную случайно нарвался, тот так не «бегал». — Чего же этот пацан там наделал? Правду, ведь, сказал, что бедовый… Хлебнем еще с ним, похоже.
А ведь он, честно сказать, не ждал «особого чуда» от Старинова. И задание подготовить Боевой листок отряда дал больше для того, что его немного одернуть. Так сказать, спустить с небес на землю. Этот мальчишка, как ему показалось, был больно уж большого о себе мнения. Загордился, начал себе такого позволять, что никак нельзя было спускать.
— Сейчас посмотрим, что и как…
Ну, по-хорошему, что там этот пацан мог сделать? Комиссар, собаку съевший на идеолого-воспитательной работе и подготовивший тону такого рода Боевых листков, догадывался, что сейчас увидит. Скорее всего, там будет что-то очень восторженное, с агитационными призывами и картинными фразами. Разве что-то другое обычный пионер мог написать? Наверняка сделал нечто похожее на пионерскую стенгазету.
— Хм, а чего тогда такой переполох?
Прибавил шаг. Между деревьев показалась небольшая поляна, где раскинулся длинный, сколоченный из досок, стол. Людей здесь, и в самом деле, было немало.
— И правда, весь отряд собрался, — с удивлением отметил комиссар. — Чего же там он такого наделал?
Но удивительней было даже не многолюдство, а совсем другое. Атмосфера была какой-то другой, особой, бодрой, жизнеутверждающей что ли. Партизаны улыбались, многие смеялись. Вчитывались и начинали заливисто хохотать. Кто-то что-то переспрашивал и тоже принимался смеяться. Что это ещё за веселье такое? Что за цирк с конями?
— Товарищ комиссар, вот это по-настоящему, по нашему, по-комсомольски! — не успел Руднев дойти до места, как его перехватил один из взводных. Лейтенант, совсем молодой парень, с трудом сдерживал восторг. — Такой Боевой листок сделали, что аж за душу берёт! Читаешь, а сам в бой рвешься, проклятого фашиста бить!
Не успел отойти взводный, а рядом с комиссаром уже стоял доктор Зарубин, в удивлении качавший головой. Видно было, что и его, большого скептика, сильно проняло.
— Если бы мы были в Большом театре, то сказал бы, что премьера прошла «на ура» — с большим успехом. Слышите, какие овации? — доктор улыбался, показывая на толпу. — Товарищ Руднев, сегодня вы меня немало удивили. Скажу прямо, всегда считал вас очень жесткий, излишне прямолинейный человеком, совсем не склонным к юмору. Здесь же вы раскрылись совсем с другой стороны. Очень хорошо получилось, Семён Васильевич: добротно, качественно, с огоньком. Почему же раньше так не делали?
Комиссар кивал с глубокомысленным видом, давая понять, что всё было так и задумано. Мол, а как вы думали? Мы тоже не пальцем деланы.
— Спасибо, товарищ Зарубин, — комиссар пожал протянутую руку. — Пойду, и сам со стороны взгляну…
И взглянул, подойдя ближе. Правда, если бы нервами был послабее, точно бы вскрикнул. А так просто — шумно вздохнул сквозь крепко сжатые зубы.
— Вот тебе и Миша, Миша, Михаил, — в растерянности пробормотал он, не зная, что ещё и сказать.
На дереве, возле которого было не протолкнуться, висел не какой ни Боевой листок. Даже близко не он. Здесь было какое-то удивительное сочетание яркого агитационного плаката, боевой революционной листовки и настоящей картины из музея.
— Ну, ты и дал дрозда, товарищ Старинов…
Всё здесь было странным, необычным, и в тоже время совершенно живым, и невероятно выразительным. Содержание плаката с каждой минутой, проведённой рядом, открывалась всё шире и шире, словно имело двойное, тройное дно.
Едва прочитал краткое сообщение Совинформбюро про доблестно сражающихся бойцов Красной Армии, как снова встретился с зовущим взглядом изнеможенной женщины, просящей помощи. Тут же бросались в глаза жизнеутверждающие лозунги, напоминавшие клятву: «Бей немца пока не побелеет, стреляй в полицая, пока не покраснеет», «Встал с утра — проверь винтарь, сел в обед — набей патронами рожок, лег в кровать — возьми гранат» и др.
— Хм…
Руднев, как опытный организатор, не мог не оценить задумку. Изложить основные правила обращения с оружием, ведения разведки и организации сторожевой службы в виде увлекательных правил и звучных лозунгов это было просто гениально.
— Очень запоминающее получается… Встал с утра — проверь винтарь, сел в обед — набей патронами рожок… Правильно, а то кое-кто до сих пор еще к личному оружие относится весьма небрежно, — комиссар вспомнил кое-кого из партизан, которые не раз и не два получали взыскания за ненадлежащее состояние личного оружия. Таким товарищам точно бы не помешало на зубок выучить такие правила. — Так, а тут у нас что?
Перевел взгляд ниже и сразу же наткнулся на короткие истории, от которых губы сами собой в улыбку складывались.
— Да уж… Что еще за Штирлиц? Ни разу не слушал про такого разведчика… Надо будет у Сидора Артемьевича спросить. Может он что-то слышал… А вот это интересно… Гестапо обложило все выходы в доме с разведчиками, а Штирлиц вышел через вход. Занятно…
Улыбаясь и даже хохоча над особо удачными анекдотами, Руднев одновременно размышлял над очень важной мыслью. Правда, эта мысль еще не была должным образом оформлена, как следует осмыслена и доведена до логического конца, но все же… Этот странный шебутной пацан смог очень свежо и совершенно необычно «посмотреть» на обычные вещи. Что греха таить, даже этот самый Боевой листок уже делается обыденно и в устоявшемся порядке. Тут и до формальности недалеко.
— А ведь дело даже не в Боевом листке, — комиссар уже отошел от дерева, где висел плакат, и, задумавшись, присел на поваленное дерево. Уж больно интересные мысли пришли в голову. — Дело совсем в другом…
Старинов, и Руднев это видел невооруженными глазами, смог по-новому взглянуть на весь характер идеолого-воспитательной работы. Мысли парнишки были не просто оригинальны и необычны, а скорее революционны. И недавний разговор в командирской землянке стал откровением даже для самого комиссара.
— Надо срочно с ним поговорить. Все как следует обсудить…
Он решительно поднялся с поваленного дерева и сразу же столкнулся с командиром.
— Сидор?
— Вот ты где! — сразу же в лоб обвиняюще бросил Ковпак. При этом он был какой-то взъерошенный, возбужденный. Точно что-то важное случилось. — Я уже обыскался тебя? Знаешь поди уже, что случилось.
Руднев тут же напрягся. Неужели снова немцы.
— Что, Сидор? Ничего еще не слышал… Или ты про Боевой листок? — спросил он, подумав, что Ковпаку сильно не понравился обновленный Боевой листок. Ведь, командир не любил всякого рода нововведения, всегда настаивая на проверенных и уже испытанных временем вещах. — Не понравилось?
