Сын Петра. Том 1. Бесенок - Михаил Алексеевич Ланцов
Длинных, рейтарских.
Дистанция была небольшой до телеги. Так что пули полетели как надо и куда надо.
Быстро перехватив вторые пистолеты, они повторили залп.
За телегой стояло около двух десятков вооруженных лиц. И эта дюжина выстрелов изрядно их проредила. По сути выбив половину за несколько секунд. Отчего остальные поступили так, как в таких ситуациях люди и поступают — дали деру. Все-таки пятьдесят процентов урона в сжатый срок ломает моральную стойкость любому войску. Тем более такого разбойного вида.
За спиной началось шевеление.
Там дорогу тоже перегородили подводой. Но не очень близко, так как ближайший переулок располагался на некотором удалении.
И там началось оживление после этих пистолетных залпов.
Алексей выехал вперед уже против новых противников и приказал:
— Заряжай.
— Царевич, схоронился бы ты. — настойчивым тоном произнес командир смены.
— Я им нужен живым, потому стрелять не станут. Если отъеду — вас положат из мушкетов. Так что шустрее заряжайте!
Больше вопросов не было.
И где-то через минуту отряд двинулся вперед — на вторую телегу.
Алексей продолжал ехать впереди. За ним в колонне по двое остальные всадники. Так, чтобы если по ним стрелять шанс задеть царевича был чрезвычайно велик.
О том, что первый отряд «утек» с позиции второго было отлично видно. Как и тела, что там лежали. Стрелять в царевича действительно они не решились. А подставляться не стали, так что дали деру раньше, чем всадники подошли на пистолетный выстрел.
— Все живы? — поинтересовался Алексей, когда понял — бой завершился.
— Все. Все… — раздалось из-за спины.
— Раненые?
— Так они же в нас не стреляли. Откуда?
— Мало ли? Ладно. Эй! — крикнул Алексей, обращаясь к зевакам, что скопились на переулке. — Помогите телегу откатить.
Они помогли.
Отказывать группе вооруженных всадников не самая удачная идея. Тем более, что только что была перестрелка. Да и царевича узнали.
После чего Алексей на рысях отправился к Ромодановскому. Приказав на ходу нескольким соглядатаем присмотреть за раненными и убитыми. Чтобы ничего не растащили…
— А я говорил! — назидательно подняв палец произнес Федор Юрьевич.
— Это, судя по всему, не связано с моим терзанием мастерских.
— Разумеется, — кивнул князь-кесарь. — Эти бы не решились.
— Меня хотели похитить. Занятно.
— А чего тут занятного? У Петра Алексеевича разве есть другие наследники? Да и вообще у Романовых с ними небогато.
— И что с того? Кому с того выгода?
— Ты же сказал, что они не служат отцу твоему. Так что выходит — с Речи Посполитой. А там как раз выборы короля. И отец твой поддерживает Августа Сильного курфюрста Саксонии. Ему противостоят сторонники принца Конти.
— Принц Конти? Француз?
— Да.
— А французам то какое дело до поляков?
— Французы, Леша, дружат с османами. Супротив Габсбургов. И им жизненно необходимо разбить Священную Лигу, собранную против османов. Чтобы усилить давление тех на Габсбургов.
— А саксонцам не плевать ли на нее?
— Плевать. Но если твой отец отстоит Августа на престол, то тот будет ему обязан. И поддержит его в вопросах супротив османов.
— Свежо предание, — смешливо фыркнул Алексей. — Слышал я как-то на торге, что оказанная услуга услугой не является более. Ну помог он. Сказал спасибо. Крепко пожал руку и послал куда подальше. Снять ведь папа его не сможет. А потому делать Август станет только то, что ему выгодно. Разве нет?
— Ты прав. Так и будет. — согласился Ромодановский. — Но его положение в Польше шатко, и он будет вынужден дружить с твоим отцом. Кроме того, принц Конти точно станет нам врагом.
— Заключит мир с турком и пойдет вместе с ним на нас войной?
— Кто знает? На Смоленск они до сих пор облизываются. Да и Новгород их все еще прельщает. А наш успех под Азовом вызывает, как мне доносят, зависть вперемежку с раздражением.
— Союзнички…
— Других нет, — тяжело вздохнув развел руками Федор Юрьевич.
— Думаешь, это они?
— Да. Если взять тебя в плен, то можно будет отцу руки выкручивать.
— А Милославские?
— Что Милославские?
— Им это разве не выгодно?
— Выгодно. Но мыслю не решатся они на сие злодейство. Слишком нагло и не к месту…
* * *
Тем временем в монастыре шел разговор между Софьей и неизвестным.
— Упустили мы Петра. Ушел.
— А комендант?
— Он сказался больным. И заявил нашему человеку, что сия болезнь у него от мыслей дурных, что удумал руку на монарха поднять. Оттого деньги, взятые у нас, он де на пожертвования спустил и Петра не трогал. Хотя верные ему люди подразнили царя.
— Что за бред?! — воскликнула царевна.
— Мы пообещали ему, что дело так просто не оставим.
— Он пообещал сдать нас Петру, если не уймемся. А если с ним что случиться дурное, то письмо его, загодя написанное, перешлет верный человек.
— Зараза… Пес шелудивый!
— Я не рискнул отдать приказ лихим людям. Вдруг не врет? От Карла опять же были получен ответ. Косвенно. Нашего человека, который подошел к нему с предложением он велел повесить. Потому он так долго и не давал знать о себе.
— Вот как? — удивилась Софья.
— Старый король умер, слишком не вовремя. А новый слишком молод и резок в своих суждениях.
— Ему же сейчас… сколько?
— Пятнадцать.
— А регент? Он разве это допустил?
— У него нет регента. А совет? Он не стал препятствовать. Тем более, что юный Карл XII не склонен прислушиваться к советникам и держится очень жестких моральных норм, будучи весьма религиозным человеком. Это было большой ошибкой нашего человека подходить с такими вопросами к юному королю.
— Остается только надеяться на нашего человека в посольстве и, если и там не выгорит, то на партию принца Конти.
— Да, только на них.
Постучали в дверь.
Софья сделала жест, и неизвестный укрылся за ширмой.
— Войдите.
Зашел один из ее слуг. И тихим голосом произнес:
— На царевича было покушение.
— Что?!
— Пытались выкрасть.
— Удалось?
— Он оказался им не по зубам. Разогнал с шестеркой своих охранников похитителей. Сам невредим, как и его люди. А на месте нападения осталось лежать десяток трупов. Сам же уже у Ромодановского, люди которого по всей Москве рыщут. Пытаются тех, кто нападал найти.
— Нашли кого?
— Того мне не ведомо.
— Хорошо. Ступай.
Слуга вышел.
— Слышал? — обратилась Софья Алексеевна к своему визави, выходящего из-за ширмы.
— Хорош бесенок. Хорош. Я потому и опасаюсь его в живых оставлять. Это он с
