Великокняжеский вояж (СИ) - "shellina"
Раздражение просто захлестывало. Еще и башкиры... Никогда не думал, что они окажутся настолько неповоротливыми и еще более подверженными старому, чем русскому. Шаимов настолько переволновался, что едва удар не получил. Мое же предложение полностью перечеркивало их привычный уклад жизни, это же ломать себя придется... Тьфу, я даже сплюнул, когда шел к своему оседланному коню. Я дал им время. Год, и если они через год так ничего и не решат, и только будут продолжать мычать что-то невразумительное, наряду с нашими крестьянами, то я себя знаю, могу и вспылить. Как же мне уже надоело всех уговаривать и упрашивать, как дети малые, ей богу. Неужели нельзя просто молча попробовать? Ну, не пойдет нововведение, всегда можно откатить обратно и попробовать другой вариант. Сейчас же ничего еще не налажено и не закреплено законодательно, так что простор для социальных экспериментов просто огромный. Нет, надо упереться в то, как твои предки в каменном веке жили, и так же продолжать. Я понимаю, что страшно, что неизвестно и от того еще страшнее, но что, кровавые бунты и не менее кровавыми подавлениями — это лучше? Потому что никто не даст им просто так лошадей пасти, никто. Это слишком расточительно, и, или ты вписываешься и занимаешь достойное место, или погибаешь как мамонт, который тоже, похоже, не сумел себя перебороть и попробовать что-то новенькое.
— Ваше высочество, — голос был мальчишеский, ломающийся, и говорящий с явным акцентом. Посмотрев в ту сторону, откуда он раздавался, я увидел Юлая, который все эти дни благополучно прятался от меня, как черт от ладана. Теперь вот появился, но, скорее всего, от неизбежности. Ему старший сказал ехать со страшным царевичем, который, похоже, по слухам, такими вот Юлаями питается за ужином, и приходится что-то уточнять.
— Что тебе? — ответил я довольно грубо, еще не отойдя до конца от ссоры с женой.
— Где мне ехать? — тихо спросил он.
— Да хоть где, хочешь, так со мной рядом поезжай, — я махнул рукой пробегающему мимо Лопухину и велел включить мальчишку в круг допущенных лиц, которых пропускала ко мне охрана во время поездки. Ванька кивнул и побежал дальше, а я вскочил на коня. — Пошевеливайся, а то без тебя уедем, будешь потом от Шаимова прятаться, чтобы не объясняться, каким образом в Уфе потерялся и не успел присоединиться к поезду, — не глядя больше на него, я тронул поводья и подъехал к Румянцеву. Нужно было успокоиться и подумать, как жить дальше, но пока не получалось. Надеюсь, скачка меня успокоит, и я приду к правильным выводам.
Глава 16
Чем ближе великокняжеский поезд приближался к Екатеринбургу, тем все больше карет да всадников отделялись от него, чтобы разъехаться по всем важным предприятиям, коих уже сейчас в Уральских горах было большое количество. Великий князь подходил к делу инспекции весьма ответственно, но все прекрасно понимали, что он не сможет посетить всех промышленников с их вотчинами, ему на это несколько лет точно понадобится, а этих лет ни у кого не было, потому что перешептывания то утихающие, то набирающие силу, снова и снова возвращались к одному и тому же вопросу: случится ли война с королем Фридрихом, и будет ли Петр Федорович принимать в ней участие лично, потому что все-таки драка в кои-то веки на территории Европы пойдет не за чужие интересы, согласно различным договорам, а за свое, полученное в качестве приданного. Самое главное, никто не знал, как сам Петр Федорович относится ко всем этим слухам, потому что ни разу за всю поездку эта тема не была поднята, во всяком случае не принародно.
А в последние дни все обсуждали только одно, заметно охладевшие отношения между августейшими супругами. С чем это было связано, знал, похоже, только Олсуфьев, великолепный синяк на лбу которого не могла скрыть даже шляпа. Но спрашивать что-то у Олсуфьева — это был дохлый номер, потому что секретарь Петра Федоровича уже давно ясно дал понять, что от него никто и ничего про частную жизнь великокняжеской четы не узнает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Обо всем этом думал Сергей Строганов, задумчиво поглядывая в окно своей кареты, в которой он все дальше и дальше уезжал в сторону своего Таманского завода, в сопровождении Бахарева и Штелина. У последнего было задание: все разузнать, как следует изучить и составить письменный отчет. Бахареву же поручили раскурочить завод так, как ему захотелось бы, да еще мальчишке этому, ученику Никиты, Ивану Ползунову, Петр Федорович лично приказал костьми лечь, но воссоздать ту машину, о которой тот ему поведал. Сам Строганов считал, что все это блажь и придумки слишком молодого Великого князя, но завод многих прибылей не приносил, и сам Строганов не считал все эти нововведения большой потерей.
Он не знал, что у Штелина было еще одно задание, если потенциал Бахарев сочтет удовлетворительным, да еще и найдется какая-нибудь другая руда, а не только скудные запасы меди, и производство можно будет ловко переделать, то необходимо будет начать переговоры о выкупе Таманских вотчин в частное владение самого Великого князя, потому что он не видел у Строгановых вообще никакого желание заниматься сталью, а эти заводы можно будет использовать как прекрасную площадку для различных экспериментов, как социальных, так и промышленных.
У самого же Сергея Григорьевича Петр Федорович с кроткой улыбкой поинтересовался, не будет ли слишком большой наглостью с его стороны вот так вмешиваться в дела его вотчин. На что Строганов заверил Великого князя, что все нормально и он не в претензии. Еще бы он так не сказал, ведь его Саша оставался в лучших традициях практики заложников с Петром Федоровичем, которого тот приблизил к себе. Восторгу сына не было границ, но вот Сергей Григорьевич места себе с той поры не находил. Его волновало лишь одно, зачем Петр разделил его с единственным сыном, не для того ли, чтобы Сергей Григорьевич стал посговорчивей? Теперь Строганов жалел только о том, что не успел Сашу отправить на учебу за границу. А также он размышлял о том, как так получилось, что могущественный род попал в такую глубокую опалу, ведь Петр каким-то образом сумел настроить и государыню против них. Еще в Уфе он получил письмо от брата, в котором оставшиеся Строгановы жаловались на какие-то несуразные и очень глубокие проверки, которые по приказу Елизаветы Петровны начались на всех их предприятиях, раскиданных до Урала.
Сергей Григорьевич пребывал в полнейшем недоумении, что не так они сделали? Ведь не хуже и не лучше других на предприятиях Строгановых все устроено. Все всегда так работали, зачем что-то менять?
— О чем задумался, Сергей Григорьевич? — Строганов покосился на сидящего напротив Штелина, который оторвался от изучения каких-то бумаг, выданных ему перед отъездом Петром Федоровичем, и посмотрел на хозяина кареты. Нет, его собственная карета ехала где-то позади, но вдвоем и веселее, да и по комфорту кареты некоторых участников путешествия были как бы не лучше, чем у Великой княгини. Их делали в Англии, и покупались они за очень большие деньги. Только вот сам Петр Федорович, когда бросал на них неприязненный взгляд только кривился и говорил, что неужели на каретном дворе не могут сделать что-то похожее? Что в стране резкий дефицит тканей, который используют англичане? Ну так он дал задание Неплюеву, кроме всего прочего, определиться, можно ли на юге выращивать хлопок, потому что в основном Россия славилась своим льном. Штелин же уже ни раз и не два спрашивал себя, как так получается, что они все пляшут под дудку Петра. И ведь ничего он прямо не приказывает. Вроде бы только разговоры разговаривает, да вопросы иной раз задает. А вон как уже и бумаги изучает о деле, о котором лишь смутные представления имеет. Но ничего, дорога дальняя, изучит все как следует. Строганов же тем временем оторвался от созерцания пейзажа за окном и посмотрел на него.
— Да вот думаю, Яков Яковлевич, зачем его высочество Сашку моего с башкиром этим сводит, с мальчишкой, которого ему Шаимов навязал, — Сергей Григорьевич поморщился. Мальчишки как-то быстро нашли общий язык, все-таки они среди поезда большинство людей было гораздо старше их, даже великокняжеская чета, которая казалась с первого глаза очень юной, десятилетнему пацану казалась едва ли не стариками. А когда появился Юлай, уже порядком заскучавший ребенок нашел себе кого-то близкого по возрасту. Растерянный Юлай, которого словно в пасть к волку кинули в гордом одиночестве, сначала не подпускал к себе русского мальчишку, но потом возраст и чувство страха, а также дикое одиночество заставили его принять Сашу. Теперь же мальчишки не разлей вода были, и уже несколько раз огребли за непослушания и баловство. Юлая, кстати, еще больше начало тянуть к Саше, когда он понял, что наказывать будут не только его одного, но и сыну графа достанется. Уже дошло до того, что они начали часть вины другого брать на себя. Строганов был категорически против этой зарождающейся такой странной дружбы, но Петр, когда он попытался вмешаться категорически приказал заткнуться и готовиться к отъезду... без сына.