Сын Моржа и Куницы - Елисей Дым

— Кребудень это что? — спросил у мира Егор.

— Это кто, — мрачно ответили из-за заборчика.

— И кто? — послушно переспросил Егор.

— Рано тебе знать.

— Да там девчонка младше меня была! — возмутился несправедливостью парень.

— Может и не девчонка.

— А кто?

— Сам подумай.

Егор подумал.

— Вроде тебя?

— Вроде меня.

— Всё равно нечестно.

— Мы дольше взрослеем, — Куней наконец-то соскребла себя с асфальта и поднялась на ноги. — Мне по вашему счёту лет двадцать пять.

Окинув её откровенным взглядом, Егор признался:

— Больше двадцати бы не дал. Даже сейчас.

Огневолосая густо покраснела, одергивая на себе лохмотья.

— Чего пялишься! У тебя что-то из одежки сохранилось?

И тут седой подал голос, простонал невнятно. Девица тут же забыла про свой внешний вид, бросилась к напарнику. А Егор тем временем огляделся.

Выкинуло их к оживлённой дороге. Мимо с шумом проносились автомобили, громыхали и пёрхали сажей грузовики, ползли автобусы всех мастей, от микро и до трёхсекционных гармошек. Мелькали и такси со знакомыми шашечками на жёлтых бортах.

Вся эта машинерия выглядела будто прямиком из восьмидесятых или даже старше. Хватало новеньких и блестящих корпусов, но с угловатым дизайном и рыбоглазными фарами. Точил и зубил тоже в достатке, аналоги «девяток» и «десяток» составляли едва ли не треть потока.

Изредка по асфальту катили кареты. Натуральные кареты, лакированные, блестючие мелкими оконцами и богатой золотой вязью по вычурной формы корпусу. Без конной тяги и даже без окон спереди. Кто и как двигал такую диковинку, со стороны понять было невозможно. Пару раз на запятках карет стояли здоровенные гайдуки в яркой полувоенной форме, крепко держась руками в белых перчатках за особые золочёные или серебрёные скобы.

Палило солнце.

Сладко пахло разогретой зеленью: липами, акациями, ещё чем-то знакомым. Почти так же, как в тот день, когда Егор покинул привычный ему мир.

Вдоль дороги тянулся широкий тенистый бульвар, плотно усаженный мощными раскидистыми деревьями и отделённый от дороги и тротуара тем невысоким заборчиком и кустами, с которыми так близко познакомился Егор. В отдалении торчали верхние этажи домов, с серыми и охристыми стенами.

Куней справилась со здоровяком, перевалила его через оградку и затащила за кусты, укрыв от взоров пешеходов и водителей.

Устало опустилась на траву и требовательно протянула руку к Егору.

— Рюкзак свой дай, разбодяживать тебя будем.

— Чего?!

— Грабить буду! — и девица подскочила, полная сил.

— А ваши… А, ну да, та синяя дрянь.

— Ага. И мою котомочку, у южных кожевенных мастеров справленную, и мешок этого обалдуя, — горюнилась рыжая. — Одёжку сменную, три пары. Нож костяной артефактный, из рога единорога, один. Флягу бесконечную, из лунной меди кованую, одну. Трусики… Так, это тебе не по возрасту, но всё же — пять! Карту денежную, одну. Нет, две! Кошелёк… ой!

— Шубу отечественную, три, — поддакнул Егор.

— Этого не знаю. Но вижу, что потешаешься, негодяй!

— Да нет, я чего. Просто вспомнилось.

— И мешочек с круглым золотом утопили. И бинокль, — перечисляла она, с каждым словом все больше куксясь. — Ничего не осталось.

— Совсем ничего? — ужаснулся Егор. — А запас в пространственном кармане?

— Что?!

— Ну, или в кольце с внутренним объемом?

— Да что за бред ты несёшь?

— Что, нет таких?

— Есть такие! Но я тебе кто, магистр Пространства? Погонщик Стаи? Или, может, тех-банкир, на золоте ем, с золота пью? Знаешь, сколько кольцо на кубометр стоит?

— Сколько?

— Не знаю! Давай сюда чертов рюкзак!

— И чего так орать-то?

Куней постучала пальцем по лбу Егору.

— Люди. Люди ходят, а я в этом, — и она провела руками по телу. Определённо, провести было по чему. Этак, волнительно волнообразно. И порванная одёжка очень даже волнительности способствовала, как реквизит из фильма про Тарзана.

Не то чтобы Егор смотрел тот фильм… Нет! Друг рассказывал!

Егор сглотнул.

— Ты такая красивая, что не заметят. То есть тебя заметят, а не… Короче, всё нормально!

— Короче! Рюкзак.

Пришлось отдать.

Девица без капли сомнений высыпала на траву все пожитки егоровы. Ворошила, откладывая и перекладывая, фыркала недовольно, развернула с сомнением упаковку трусов-боксёров, взяла свежие, ещё с ярлычком неоторванным. Также захапала последнюю чистую футболку. Носки отложила.

Остальное, не глядя, отодвинула в сторону. И вообще пребывала в своих мыслях и грустях. Решилась:

— Отвернись.

Егор послушно отвернулся.

Уши скрутились трубочкой, желая донести до хозяина детали происходящего за спиной. А рыжая, как назло, тихо шептала, чем-то шуршала, скребла, пощёлкивала, причмокивала и вообще, издавала всякие звуки. Всякие! Егор краснел и бледнел, звуки никак не заканчивались.

Издевалась как могла.

И вот, из-за спины послышалось повелевающее:

— Можешь смотреть.

Из футболки Егора и остатков своей одежды она неведомым образом сотворила короткий белый топик с зелёной оторочкой и белую же мини-юбку с оранжевыми полосами вдоль бёдер и кокетливым оранжевым треугольником спереди. Боксеры, похоже, пошли на шортики безопасности, но ими хвастаться не стала.

Крутанувшись перед зрителем и уловив реакцию, девица победно усмехнулась. Воткнула мачете в землю, подрезала дёрн и спрятала под ним свёрток с обрезками и лохмотьями. Дёрн притоптала.

— Пошли.

— А он?

— Пусть лежит, не украдут. Или украдут? Погоди.

Она подошла к аллее, покрутила головой и радостно указала на некое синее пятно вдалеке.

— Идём покупать мороженое! Много мороженого! Весь киоск!

— А деньги-то есть? — Егор начал привыкать к закидонам рыжей.

— А денег… нет, — оторопела Куней, вспомнив о пропаже кошелька и прочего.

Замерла, задумалась.

— Ограбишь кого-нибудь? — подсказал Егор.

Девица недовольно помотала головой. Растерянно оглядывалась. Что-то не складывалось в её планах, на потерю всех денег она не рассчитывала.

По ярко-синему небу плыли веселенькие облачка.

Куней думала.

И Егор сжалился. Достал из рюкзака коробок спичек и протянул спутнице.

— Спички?

— А ты открой.

Она открыла, завизжала, запрыгала, отколола коленце, бросилась к Егору, крепко обняв и прижав к двойным свидетельствам мужской погибели и, чуть не задушив, сильно поцеловала в губы. Дважды. И трижды. Короче, несколько раз; Егору было не до арифметики.

— Ля, ля, ля! Хей-хей, за эскимо летит Куней!

И усвистала к видневшемуся среди зелени киоску.

Через несколько минут вернулась с бумажными пакетами, битком набитыми эскимо и плоскими вафельками. Видать, уболтала продавца. Сгрузила на ближайшую скамейку. Сама же