Другие грабли (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич
«Потому что» — это не ответ. «Фигня случается» — это тоже не ответ.
Не буду спорить, иногда кажется, что фигня случилась на самом ровном месте, но на самом деле у любой фигни есть признаки ее приближения, причины и предпосылки. Нужно только уметь их заметить и правильно истолковать.
Люди не могут проваливаться в прошлое просто потому что. Причем, как я понял, исход совершался в разные годы, по некоторым источникам, и далеко за пределами двадцатого века (документальных подтверждений сему факту, разумеется нет, но отдел Х уверял, что это так по косвенным признакам), но подавляющее число провальней относилось к одному и тому же временному периоду — началу двадцать первого века. А с середины века, начиная года с две тысячи сорокового — ни одного гостя из будущего, как отрезало.
Как выразился Сашка, словно им кто-то калитку, сука, к хренам прикрыл…
Все это наводило меня на не слишком веселые размышления, но, похоже, что только меня одного, а профильный комитетчик такими вопросами себе голову не забивал или просто делал вид, что.
Опросник, который он притащил, поставил меня в тупик. Ну, не то, чтобы в совсем тупик, но определенные сложности все-таки вызвал, потому что начиналась эта бодяга с анкетных данных, а я им свои настоящие анкетные данные раскрывать не собирался на предмет «как бы чего ни вышло». Если им удобнее считать меня обычным провальнем с ментальным сдвигом сознания на тридцать лет назад, так тому и быть.
Поэтому мне нужно было разработать себе новую легенду, да еще и сделать так, чтобы она оказалась труднопроверяемой. Настолько трудно, чтоб в итоге они на нее просто плюнули, наверное. Поэтому от идеи с поджогом сельсовета, в котором хранились все метрики, я отказался, и записал себя в детдомовские. Старик-отец неизвестен, мама тоже, фамилию подарило государство, а назвали меня Василием Ивановичем, потому что начальник дома малютки недавно фильм посмотрел и уж больно ему образ в душу запал.
По легенде выходило, что родителей не знал, детство свое запомнил смутно, а школьные годы у меня были обычные, как у всех, чего про них рассказывать. Тут, главное, слишком в детали не вдаваться, легенда — это не художественное произведение, где чем больше красивостей, тем лучше. Здесь все именно на деталях и сыпется.
Потом уже, начиная со службы в армии, я начал писать с себя, опять же, в особые подробности не вдаваясь. А потом анкетная часть закончилась и началась историческая, в которой меня попросили описать самые значимые, с моей точки зрения, разумеется, для мировой истории события и по возможности привязать их к конкретным датам. Тут-то и выяснилось, что из всего курса истории я вынес большое красивое «ничего не помню» в красивой обертке, и что источник знаний о будущем из меня так себе. События я помнил, даты — весьма смутно, иногда даже год затруднялся назвать.
Потом пошли более детальные вопросы. Писатели, певцы, музыканты, с чьим творчеством знакомы, кого встречали лично, прочая байда.
После блока культуры следовал политический, с просьбой описать постсоветское государственное устройство, перечислить партии, если их больше одной, указать свои политические предпочтения. Я бился над этим трудом два вечера и две ночи и заполнил его, как мог. По возможности — честно, во всех остальных случаях — так, как бы проверяющим было наиболее удобно для поиска причин, чтобы меня в покое оставить.
И что любопытно, все эти дни, что я корпел над талмудом, хвоста за мной так и не было, и Сашка демонстративно не показывался на глаза. То ли пытаются убедить меня в том, что доверяют, то ли у них какие-то другие методы… Ну, или все-таки среди учителей есть их внедренный агент, хотя я в школе расспрашивал и выяснил, что я в этом году единственный новый учитель, а остальной состав без изменений.
Все эти разделы — культура, изобретения, политика — были разбиты на циклы по десять лет, и поскольку опросник был один для всех, и размечен до середины двадцать первого века, из которой, как я уже говорил, люди проваливаться перестали, примерно треть книги осталась незаполненной. Ну, потому что я в две тысячи девятнадцатом отбыл, и все остальное уже не моя проблема и меня не касается. В рамках этого опросника, конечно же, не касается. А вне его рамок… ну, как говорил мой старик отец, сталкиваясь с задачей, которую все остальные считали неразрешимой, будем посмотреть.
Сашка заявился ко мне в пятницу вечером, когда я корпел над последними частями талмуда.
— Работаешь? — спросил он. — Правильно делаешь, терпение и труд все перетрут.
— От работы кони дохнут, — сказал я.
— Велик и мудр русский народ, да еще и очень талантлив, — сказал Сашка. — Для любой точки зрения своя поговорка найдется, а может быть, даже частушка или анекдот. Скоро закончишь-то?
— Минут через сорок, если ты меня отвлекать не будешь.
— Я не буду, вот те крест, — сказал Сашка и устроился на диване в гостиной. — Нашли мы, кстати, отца той твоей девицы.
Поскольку он находился в соседней комнате и пребывал в плену заблуждений относительно истинных размеров моей квартиры, орал он так, что его, наверное, и на первом этаже было слышно, поэтому я оторвался от писанины и вышел к нему.
— Нашли?
— Да это несложно было, — сказал Сашка. — Подключили информаторов и нашли. Он, конечно, перепугался жутко, думал, что мы его ментам сдадим, но мы пообещали, что не будем.
— А есть за что сдавать?
— В том-то и дело, что нет, — сказал Сашка. — И никакого ликвидатора он, разумеется, не посылал, даже если бы знал, куда. Это не его уровень, он лавочник обычный, до этого случая толком и непуганый, к хренам, так что нет. Не от него этот гость был, можешь расслабиться. Не коллегу ты грохнул, не брата своего в борьбе с несправедливостью.
— А кого тогда?
— Выясняем, — равнодушно сказал майор. — Как выясним, так сразу же обязательно тебе расскажем. Может быть. Если будет на то оперативная необходимость и соизволение вышестоящего, сука, начальства. Ты, Чапай, иди дописывай, не отвлекайся, а я пока видак посмотрю. Есть что новое?
— Нет, откуда?
— Значит, я в старом покопаюсь, — сказал он. — И вот еще, Чапай, на завтра ничего не планируй.
— Потому что завтра меня расстреляют?
— Не, это уже на следующей неделе, а может и вовсе после праздников, — сказал Сашка. — Завтра мы с тобой в гости поедем, хочу тебя с одним интересным человечком познакомить.
— А мне это зачем?
— Для расширения кругозора, — сказал он. — Для более полного понимания сложившейся, к хренам, картины.
— А вам это зачем? — спросил я. — В смысле, какая вам разница, полностью я эту вашу картину понимаю или нет?
— Значит, есть разница, — назидательно сказал он. — Мы, комитет, без причины ничего не делаем, и если мы что-то делаем, значит, такая причина есть, пусть сейчас ты ее и не видишь.
— А я когда-нибудь вообще ее увижу? — спросил я.
— Не исключено, — сказал он. — Но тут и от твоего зрения много чего зависит.
— У меня зрение хорошее.
— Я бы даже сказал, отличное, — хмыкнул он. — Ты ж снайпер, я результаты, так сказать, твоих трудов видел и до сих пор развидеть не могу, потому что зависть меня гложет. Жуткая черная зависть. Шесть жмуров как с куста, а в тебя, сука, даже не попали ни разу. И это если учесть, что дело в ограниченном пространстве происходило…
— Семь, — сказал я.
— Ну, пусть будет семь, если ты хочешь, — легко согласился он. — Но официально пока все-таки шесть. Как седьмое тело найдем, так обязательно на твой счет запишем.
Глава 19
На следующий день Сашка зашел ко мне часов в одиннадцать, я как раз вторую чашку кофе допивал.
— Готов к труду и обороне? — поинтересовался он.
— Всегда готов, — сказал я. — Кофе будешь?
— Нет, я уже выпил, — сказал он. — Допивай свой и поехали.
— В Сибирь?
— На урановые рудники, — сказал он. — Стране нужен уран. Дашь стране урана, Чапай?
