Стоп. Снято! Фотограф СССР (СИ) - Токсик Саша

Дяде Мише далеко за пятьдесят. У него крупные ладони с длинными пальцами пианиста. В них навеки въелась моторная копоть и масло. На голове примятая засаленная кепка, из-под которой торчит мясистый нос картошкой.

— Закоптили движок, — сообщает он, — видать, масло было говённое, кхе-кхе-кхе, — это он так смеётся. — А где его другое возьмёшь?

Он достаёт из керосина все детали по одной, бережно протирает их ветошью и соединяет обратно.

— От этого не заводится? — уточняю.

— Нет, —говорит слесарь, — но от этого сбоить может. А беда в карбюраторе. И жиклёр засорился, и прокладка похерилась, видали? — он показывает нам крохотный резиновый кружочек, — и игла в клапане западает. Бензин небось на автобазе брали?

Мы синхронно мотаем головами.

— Экономии на копейку, а убытков на пять рублей, — подводит итог он.

—Это всё починить можно? — уточняю.

Дядя Миша с тоской смотрит на самогон. Аванс его организм уже переработал.

— Починю, куда деваться, — он резво встаёт с места, — надо же людЯм помочь.

Новая прокладка, на мой взгляд, точная копия предыдущей находит своё место. Дядя Миша ловко, как детский конструктор собирает двигатель и протягивает его мне.

— В расчёте? — намекает он.

— А если не заработает?

— Куда он денется?!

— Ну а всё же?

— Тогда пригоняй сюда свой "дыр-дырчик"! — вскипает мастер, — но не может такого дела быть! Я свою работу знаю!

Рискую, но всё же передаю священный Грааль в руки пожилого слесаря, и он моментально исчезает с ним в глубине мастерской. Рабочий день у дяди Миши заканчивается досрочно.

Осталось только установить моторчик на место, но с этим справляюсь даже я, с моими зачаточными техническими знаниями. Бородач с любопытством подходит к нам.

— Шо, доломали, черти полосатые?! — говорит он весело.

— Алик, ты уверен? — театрально шепчет Женька.

Уверен, не уверен… Какая теперь разница?

Сажусь на железного коня. Разгонять его надо как велик, педалями. Тяжёлый, зараза. Представьте себе велосипед, весом в сорок кило! На первых двух метрах едва не наворачиваюсь с конструкции. Щёлкаю кнопкой.

Дыр-дыр-дыр!!! Радостно отзывается простой двухтактный движок. Не зря мопеды называют в народе "дырчики". Чуть поддаю газу...

Дрррррррррр!!! Подхватывает движок, и меня выносит в открытые ворота на улицу. Несусь вдоль заборов, пугая кур. Скорость несусветная. Километров тридцать в час, но сердце замирает, как на двухста!

Пижонски разворачиваюсь с торможением, и с видом триумфатора, вкатываюсь обратно во двор.

Бородач настолько впечатлён реанимацией друга своей юности, что доверяет его нам на неделю, без всяких залогов и расписок. Удивительное, всё-таки время. Далеко не всё здесь измеряется деньгами.

Ещё через полчаса наш "эндуро советского разлива" скачет по кочкам на дороге в Кадышев.

"Еду я по выбоинам, из выбоин не выеду я".

Отличный транспорт. Главное, зубы стиснуть покрепче, иначе язык прикусить можно. Меньше чем через час мы взрываем покой бывшего уездного городка оглушительным треском, вызвав восторг у дремлющих на пустыре дворняг.

Под их бодрый лай проносимся по улицам и тормозим перед "Универсамом". На шум сбегаются любопытные продавщицы. В первых рядах рыжая Настя. Интересно, которая из них любвеобильная Натаха, не продавшая мне плёнку.

Даже Людмиле Прокофьевне ничто человеческое не чуждо. Она выглядывает через витрину, думая, что её не видно за манекенами. Скучно живётся в Кадышеве.

Слезаю с мопеда гордо, словно "беспечный ездок" и иду ко входу в магазин. Внутри заведующей уже нет. Решила, что несолидно выходить навстречу какому-то школьнику. Нахожу её в кабинете.

— Здравствуйте, Людмила Прокофьевна.

— Здравствуй, — она делает вид, то удивлена, — ты рано. Неделя ещё не прошла.

— Очень уж неудобно время по солнышку определять, — кладу перед ней зелёную пятидесятирублёвую купюру. — Опаздываю везде.

Она смахивает деньги в ящик стола и выкладывает передо мной часы.

— Даже не хочу знать, где ты так быстро раздобыл деньги, — говорит она.

— Украл, конечно, — ухмыляюсь, — украл, выпил, в тюрьму. Романтика.

— Ты украл?! — принимает игру заведующая, — да у тебя на лбу десять классов написано!

Мы оба смеёмся. Весело мне с ней и легко. Так словно это человек моего времени и моего круга. Она тоже чувствует что-то подобное.

— За покупками приехал? — она небрежно меняет тему.

— Да, у вас книги продаются?

— Какой ты разносторонний, — смеётся.

— Да, решил библиотеку пополнить. — невозмутимо отвечаю.

— Нет, не продаются, — говорит вроде как с сожалением. — У нас отдельный книжный напротив автовокзала. Знаешь, где это?

— Там, где пиво разливное.

— Фу, ну у тебя и ориентиры!

— А что? Я человек простой...

— Сколько тебе лет, Альберт? — спрашивает она в лоб, — непохож ты на старшеклассника.

— Может быть, я Дориан Грей? — говорю, — и вы на самом деле в дочки мне годитесь.

— Брррр… — она действительно ёжится, — не пугай меня так. И ещё ты обещал фотографии привезти.

— Не готовы пока, — развожу руками.

Лидке я фотографии тоже ещё не показал. Я считаю плохой приметой светить свою работу до того, как о ней выскажется заказчик.

— Людмила Прокофьевна, а можно вас об одолжении попросить?

— О каком? — она с интересом сверлит меня глазами.

— Можете узнать, где ещё в ближайших районах есть книжные?

— Ты всерьёз решил взяться за библиотеку, я смотрю.

— Да, я книголюб, — невозмутимо киваю.

— Хорошо, — прикидывает что-то заведующая, — послезавтра у меня совещание в облпотребсоюзе. Там смогу уточнить. И если хочешь попасть сегодня в книжный, поспеши. Они через полчаса закрываются!

— Значит, через два дня увидимся, до свидания! — беспечно улыбаюсь и выхожу, чувствуя затылком взгляд заведующей.

Сверяюсь со списком "книголюба" из Белоколодецка. Сначала идут поэты серебряного века, затем детективы и приключения. Ещё выше ценится отечественная фантастика. И подлинными бриллиантами в горе угля считаются книги фантастов зарубежных.

В крохотном книжном мы натыкаемся на двухтомник Блока. В наличии есть только два экземпляра. Второй находкой становится "Туманность Андромеды". Судя по солидной стопке, социальная фантастика Ивана Ефремова не пользуется в Кадышеве популярностью. Беру всего Блока и три экземпляра Ефремова. За всё отдаю пятнадцать с мелочью рублей. Больше денег у меня нет.

— И сколько ты рассчитываешь выручить? — спрашивает уже на улице Женька.

— Не меньше пятидесяти рублей.

— Офигеть!

Женька смотрит недоверчиво. С другой стороны, он уже видел за последние дни немало удивительного. И мопед в пользовании, и Лиходееву в купальнике. Это тебе не сигареты на стоянке поезда продавать.

— Ведь таких книжных много... — начинают вращаться его коммерческие мозги.

— Да...

— А мы теперь на колёсах…

— Именно...

У Женьки от предвкушения захватывает дух. Это дело словно создано для него. Сам я всерьёз соваться в нелегальную торговлю не собираюсь. Но для стартового капитала эта схема подходит.

К моему дому мы подкатываем уже после шести вечера. Меня снова ждёт чёрная Волга и очень злой товарищ Комаров. Мама, к счастью, на репетиции и ей он вынести мозг не успел.

— Где тебя черти носят?! — шипит он.

— Мы что, договаривались о встрече? — троллю его я.

— В машину быстро!

— Жень, загони мопед во двор, пожалуйста, — по-хозяйски сажусь в Волгу и захлопываю дверь.

— Какого хрена ты фотографии Молчанову отдал? — напускается на меня Комаров.

— А кому должен был? — удивляюсь.

— Мне, конечно.

Вот в чём дело. Я лишил "ответственного товарища" возможности отчитаться об успехах. Украл из-под носа его организаторскую славу. Перешагнул "через голову".