Чернокнижник - Александр Евгеньевич Сухов
Выйдя во двор, с удовольствием потянулся и на какое-то время подставил лицо солнечным лучам. Все-таки жить в обновленном теле здорово. Бороду с буклями убрать бы, но нельзя. Если раньше седина прикрывала дряблые и морщинистые шею, подбородок и щеки, теперь если её сбрить, все заметят насколько я помолодел. Не юноша, но, боюсь, даже на шестьдесят не буду дотягивать. Эко народ возбудится и непременно пожелает узнать причину моего столь явного преображения в лучшую сторону.
— А ну-ка, дед, колись, в каком углу твоего сада растет молодильная яблоня?
Упаси Создатель, в «умную» башку какого чинуши из пенсионного фонда или какой социальной службы взбредет учинить проверку моей личности на предмет подмены. Суету учинят, привлекут внимание общественности. Но хуже всего, хренова куча доморощенных ученых понаедет изучать геронтологический феномен деда Трофима. А мне оно надо?
Как там в песне поется:
Парень я молодой,
А хожу и с бородой!
Я не беспокоюся,
Пусть растет до пояса.
Вот когда прогоним фрица,
Будет время, будем бриться,
Мыться — бриться, наряжаться,
С милкой целоваться!
Пусть фрица прогоняют другие, а мне двух женщин вполне хватает для приятных телесных утех. Лидии и Марии моя борода абсолютно не мешает. Мешает только Илему Этанарскому, но этот персонаж, несмотря на былую крутость, вынужден приспосабливаться к определенным жизненным коллизиям. Ну все, хватит стенать по поводу нынешней магической беспомощности. Неодаренного человека, будь тот хоть олимпийским чемпионом по уличной борьбе заломаю, как нехрен делать. Да и коллег по чародейскому цеху у меня имеется чем удивить. Того же Пантелеймона я мог бы враз укокошить и был вполне готов, запустить в его организме процессы взрывного некрораспада. Благо парнишка оказался вполне миролюбивым и даже пожалел старика — отпустил с миром, не отобрав уворованную энергию. Вообще-то он её и не нашел. Наверное посчитал, что она, пройдя сквозь тело полного неумехи, безвозвратно рассеялась в пространстве. Такое бывает с неопытными колдунами.
Иду я, значит, по двору, неожиданно из-за забора до моего слуха доносится уж очень знакомый голос.
— Вы Иван Иванович, не понимаете всю серьезность нынешней ситуации. — Опять эти два алкаша-интеллигента оккупировали мою лавку и ведут, как им кажется, весьма умные и содержательные разговоры. — Если американцы поставят Киеву дальнобойные реактивные установки, а те в свою очередь ударят по Крымскому мосту, мы будем вправе сбросить атомную бомбу на Пентагон или Белый Дом. А это, сами понимаете, Третья Мировая.
— Не усугубляйте, Виталий Прохорович, пиндосы не полные идиоты, чтобы передать Украине столь мощное оружие.
— Ха! Не полные! Вы еще скажите, что Задорнов был неправ.
— Не, то что они тупые, я с ним полностью согласен. Давайте выпьем за упокой светлой души Михал Николаевича, чтоб земля ему пухом и Царствие Небесное.
— Буль-буль-буль. — затем дружное: — Иехх!
— Крепка родимая! — похрустев огурцом, выдал Боков.
— Хороша, ажно до копчика продирает! — поддакнул собутыльнику Спиридонов. — Иван Иванович, а вот вы помните Нинель Александровну… ну как ее? В плановом работала, светленькая такая…
— Коржова Ниночка. Н у как же, разумеется, помню, она еще с главбухом… Хи-хи-хи!..
Ну всё, кажется, утренний опохмел переходит в завершающую стадию. От актуальных боевых действий на Украине и зловредного американского империализма мужики по традиции перешли на обсуждение женского пола. Не первый раз слушаю разговоры этой парочки, вполне изучил незамысловатый сценарий. Еще минут пять пообсуждают прелести неведомой мне госпожи Коржовой и отправятся вкушать приготовленный хозяйкой завтрак.
Хоть в последнее время собутыльники после себя мусора не оставляли, на всякий случай выглянул на улицу. Меня не заметили, пришлось первым поздороваться:
— Привет, молодежь! Как настроение?
— Вашими молитвами, Трофим Афанасьевич, — Ваня Боков церемонно снял с головы панаму.
Примеру друга последовал Спиридонов:
— Присоединяйтесь к нашему столу, уважаемый Трофим Афанасьевич. Не соблаговолите ли принять полста граммов, дабы полнее прочувствовать всю прелесть этого воистину чудесного утра?
— Не, спасибо, дел по горло. Это вы птахи вольные, под приглядом и заботой, обо мне же позаботиться некому — всё сам, всё сам.
Закрыл калитку и направился в сарай. Неожиданно услышал голос Бокова:
— Виталий Прохорович, а вы не в курсе, чем до открытия антибиотиков триппер лечили? — Вот это переход! Неужто Ванечку в свое время наградила стыдной болезнью та самая Нинель Коржова?
— Нет, не интересовался данным вопросом, ибо Господь миловал, а презерватив уберег.
— Кто б знал, кто б знал, — запричитал Иван Иванович, — мне она тогда показалась такой чистой, наивной… ну сами понимаете.
— Бывает-с, друг мой, нам мужикам время от времени приходится нести урон на поле, так сказать, любовных баталий, — сочувственно заметил Виталий Прохорович.
Далее дверь сарая закрылась за моей спиной и отсекла от «крайне содержательного» разговора двух нетрезвых бездельников.
А еще через час общения с моими умертвиями на карте Кировской области было отмечено с дюжину приблизительных мест предполагаемых стоянок разного рода бандитских шаек, промышлявших в начале девятнадцатого века и в еще более древние времена по реке Вятке и её притокам. А также тщательно мной
зафиксированы на бумаге разного рода россказни о разбойничьих кладах, прикопанных в том или ином месте. Сам не ожидал, что улов окажется настолько богатым. Разумеется, не факт, что зарытые клады вообще существуют, но хотя бы какая зацепка. Я все-таки надеюсь, что народная молва на голом месте не возникает.
— Ты барин, не сумлевайся, — убеждал меня Сидор Власов, самый пожилой из зомбаков, степенный мужчина на вид лет сорока, — я собственными глазами видал, как Тимоха Кудрявый в кабаке хранцуским золотом расплачивался за всю свою артель. Еще похвалялся, что ажно цельную бочку этих… ну как их?.. Лудоров с Парыжу приволок. Еще возмущался, что господа охвицера собственную деньгу тратили на выпивку и баб, вместо того, чтобы учинить в этом самом Парыже добрый грабеж. Сам-то он не растерялся, бо при каптенармусе полковом был ординарцем. А по возвращении, неугомонный в разбойники подался. Однако не подфартило ихнему брату, на конвой царский нарвались, почитай всех перестреляли. А тех, которые выжили на каторгу отправили. Благо ноздри не рвали и раскаленным железом не клеймили, бо царь-батюшка Александр Первый вельми добр к своим подданным. Сам атаман погиб в схватке. Золотишко прикопал в известном только ему приметном месте, но никому из ватаги не сообщил. Охочие до чужого добра тут же кинулись в лес, на поиски. Да куды там, пойди найди чужую ухоронку-то в наших палестринах. Больше месяца вся деревня в лесах пропадала, и не токмо наши, но и соседские, потом бросили это занятие, бо
