Константин Костинов - Моя понимать
– Ух ты, яггай! – Один из гномов схватил второго за рукав. – А я думал…
Гномы синхронно посмотрели на Димку. Перевели взгляд на плакат. Опять на Димку. На плакат.
– Слышь, яггай… Ты это… арестован.
На Димку уставились два дрожащих ружейных ствола.
Неожиданно ему стало смешно. В кармане лежит мандат о том, что он амнистирован и на службе у новой власти. Если бы не было мандата – в кобурах два револьвера. Да угрожать яггаю огнестрельным оружием все равно что вампиру – связкой лука.
Димке просто стало интересно, как же эти лихие парни – каждый ростом ему по пояс – собираются его арестовывать.
– Яггай, ты арестован.
– Да, – сказал Димка и прислонился плечом к стене.
Гномы помялись. Один приблизился к Димке и толкнул стволом в бок:
– Ты должен идти с нами.
– Зачем?
– Ты арестован.
– Что значить эта слово?
Гномы ошарашенно поглядели друг на друга.
– Что здесь происходит? – послышался ленивый голос.
– Да вот, гражданин Анри, – гномы чуть ли не обрадовались появлению начальства, тоже, кстати, гнома, – мы яггая арестовали, того самого, с плаката…
– Так ведите его в участок.
– Да он не идет.
– Тогда пусть отправляется своей дорогой. Вы что на инструктажах делаете? Или не слышали, что розыск гражданина Хыгра отменен?
На гномов было жалко смотреть. Димка не любил, когда люди попадают в неловкие ситуации (он уже собирался закончить шутку с тупым яггаем и показать мандат), поэтому решил объяснить командиру, что его подчиненные не виноваты.
– Уж извини, Хыгр. Понабрали тут…
«…лимиту по объявлению…» – мысленно продолжил Димка.
– …молодежь: ничего не знают, сами преступников боятся. А ты не к нам ли обратно? Не узнаешь меня, что ли?
– Нет. – Димка действительно не мог вспомнить гнома.
– А как ты мне сказал: «Твоя говорить плохо, сзади моя спина, моя откусить твоя голова» – помнишь?
Димка вспомнил. Троица гномов, нахально распивавшая в его кабинете, когда он пришел в участок в первый его день в должности начальника особого сыска.
– Моя помнить твоя.
– Слушай, Хыгр, а пойдем на самом деле в участок? Нет, не для ареста. Просто посидим, вспомним прошлое, погово… В смысле послушаешь новости.
А правда, почему нет? Полчаса есть, почему бы не пообщаться с людьми? Можно, конечно, предположить, что это такой хитрый способ его арестовать. Но, во-первых, слишком сложный – кто мог знать, что он пойдет по этой улице, что он вообще на улицу выберется? Во-вторых, пойманный яггай – очень опасная вещь. Тут главное – сразу понять: кто кого поймал.
– Моя идти.
Димка наконец-то услышал тот самый анекдот о самом себе.
– Летом прошлого года читал яггай лекцию по философии в академии. И вот один из студентов, молодой маркиз де Карваль, спрашивает его: «Господин яггай, скажите, вот одни философы считают, что человек мыслит головой. Другие же полагают, что мышление осуществляется сердцем. Если правы вторые, то получается, что человек может мыслить и без головы. Скажите, это так?» Яггай подумал и сказал: «Моя не знать. Моя проверить». После чего откусил маркизу голову.
Димке анекдот не показался настолько уж смешным, но гном Анри залился веселым смехом.
Кстати, сколько времени?
– Сколько? – Димка стукнул пальцем себя по запястью.
Увидел непонимающие глаза, выругался про себя и изобразил, как он вынимает часы из кармана.
– Первый час дня, – сообразил гном.
Пора идти. Кстати, нужно будет купить себе часы. И переделать в наручные.
– Значит, монархисты кончились. – Господин Шарль на самом деле был доволен.
– Да. – Джон был серьезен. – Все, кроме одного.
– Упустил.
– Отпустил.
Господин Шарль посерьезнел:
– Не понял.
– Это черный эльф.
Жители острова не убивали друг друга – их и так слишком мало. За исключением случаев кровной мести.
– Дон Мильер… – Если бы у господина Шарля были клыки, он бы оскалился.
Да, за исключением случаев кровной мести.
Глава 27
По дороге от полицейского участка до гостиницы Димка размышлял о том, что Этой стране повезло, что во главе революции стоит именно товарищ Речник. Жесткий романтик, как бы странно это ни звучало. Не похожий ни на Робеспьера, ни на Ленина, Сталина, Троцкого, Гитлера… Вышеназванные товарищи (кроме, может быть, Сталина) относились к революции как к некой глобальной компьютерной игре-стратегии (если бы в их времена существовало такое понятие) – они продвигали прогресс, в их понимании, не обращая внимания на возможности конкретной страны, имевшей несчастье стать объектом их экспериментов, на желания жителей, ее населяющих, априори считая, что народ глуп и темен и не понимает, что прогресс для них – благо… Они строили страну, идеальный образ которой держали в голове, не задумываясь, как правило, возможно ли это построение на практике. Молчаливо предполагалось, что все достижения прогресса, ими продвигаемые, все технические новшества однозначно ведут к величию страны, счастью народа в целом и каждого отдельного его представителя, поэтому весь народ в едином порыве, без всяких исключений, будет строить то светлое будущее, которое нарисовалось в воображении одного человека. Когда же хрустальная теория разбивается при столкновении о чугунную реальность, никто не признает, что теория ошибочна, и не пытается ее исправить. Сразу выискивается враг, который гадит (внешний или внутренний) и из-за действий которого, ясен пень, ничего и не получается…
Димка подумал, что его мысли уже ушли куда-то в сторону от конкретных исторических личностей, и мозг взялся подыскивать научное определение для таких людей… Кажется, даже в литературе для них было придумано особое название… Как же… Нет, не вспоминается…
Да и ладно.
Возьмем товарища Речника. Он строит не государство, в котором он хотел бы быть правителем, а государство, в котором ему было бы комфортно жить простым мещанином. Есть у него трудности? Еще какие! Другой бы на его месте уже поседел, да вот беда – Речник – тролль, а значит, лыс. Нашел товарищ Речник врагов, которые испортили ему всю малину? Нет! Все свои ошибки он признает и, более того, исправляет. Гитлер бы уже объявил врагами мышанов, тем более что это почти правда, и в стране уже гремела бы антимышанская истерия. Товарищ Речник засекретил информацию о том, что мышаны работали на Хозяина, как раз для того, чтобы не допустить погромов. Робеспьер обвинил бы во всем дворян, и гильотина на площади работала бы безостановочно. И не на одной площади, а на каждой. А речник и короля бы отпустил работать сапожником в тихом предместье, если бы тот, конечно, согласился. Король был казнен под давлением радикально настроенных революционеров, которых, кстати, обвинил бы во всех бедах уже какой-нибудь товарищ Троцкий. В то время как товарищ Речник не хочет устраивать охоту на ведьм и до последнего надеется, что коллеги образумятся.
Димка еще раз покатал в голове мысли и пришел к выводу, что он, кажется, выбрал в этом конфликте правильную сторону. Было и еще одно, главное соображение в пользу товарища Речника.
На его стороне – господин Шарль, самый умный из всех известных Димке людей.
На этом выводе господин Хыгр осознал, что стоит у ворот рынка, куда умные ноги привели задумавшуюся голову, чтобы купить те самые часы, о которых он подумал в полицейском участке.
Черный эльф Жозеф с некоторым недоумением смотрел на то, как его друг, господин Шарль – то есть гражданин, конечно, – собирается в дорогу:
– Чарльз, только не говори мне, что ты бежишь из города.
– Не бегу, – бывший начальник особого сыска спрятал в сумку два пистолета, – а уезжаю.
– Чарльз… Это больше похоже на бегство. Если бы я не знал тебя…
Господин Шарль выпрямился:
– Так как ты меня знаешь, то просто подумай вот о чем. Стоит ли мне отменить очень важную и задуманную задолго до появления дона Мильера поездку только потому, что кому-то может показаться, что я струсил?
– Нет, но… А что за поездка?
– Мне нужно привезти в столицу человека. Он поможет нам в поисках шпионов из другого мира. Мы нашли одного, и то – на чистом везении.
– Полицейский, что ли?
– Нет, башмачник.
Димка нашел часы. Солидные, в серебряном корпусе, величиной с небольшую тарелку. То есть по размерам – как раз на запястье яггая. И самое приятное – недорого.
Практически по дешевке.
Димка почесал нос. Что-то тут ему не понравилось. Он обвел взглядом рынок.
Да… Рынок не тот, что раньше. Толчея стала больше, а шума при этом – меньше. Не слышно зазывных криков продавцов, а те, что слышны, такие унылые, как будто зазывал заставляют кричать под угрозой казни всех родственников. Шумные перепалки с торгом за каждый денье тоже не слышны… Покупатели и продавцы как будто присыпаны пылью – настолько они серы и унылы.
Цены на вещи, на часы например, поражают своей дешевизной. Еда же, напротив, подскочила в цене, пожалуй, втрое.
