Владыка морей ч.2 (СИ) - Чайка Дмитрий
— В Карфагене похожая семья поселилась, — ответил Коста. — Баба и две девки подходящего возраста. Но его самого там нет.
— Значит, все-таки экзарх Африки Григорий… — протянул Вацлав. — Дерьмово. Тронешь его, получишь войну с императором. Это же родственник его. А ведь мы сами ромеям передышку дали. Арабы сейчас с персами воюют вовсю. Ромеев только покусывают слегка.
— Может, это Григорий, а может, и не Григорий, — возразил Коста. — Пока не найдем предателя, не узнаем. Может, это и не его семья вовсе.
— Надо поймать эту сволочь до зимы, — задумчиво посмотрел на Косту Вацлав. — Потому как зимой ты уже в Константинополе должен оказаться. Там, брат, такие дела начнутся, что небу жарко будет.
Следующее утро Коста встретил в отделении княжеского Сберегательного банка, открывшегося в Александрии. Почему он был сберегательным, никто так и не понял, потому как ничего он не сберегал, а напротив, брал деньги за любой чих. Ростовщики выли волком и в отчаянии только что не бросались на людей. По Уложению государеву все займы с лихвой объявлялись недействительными, а само лихоимство каралось каторжными работами и конфискацией имущества. Злились ростовщики, но ничего сделать не могли. Они усматривали во всем этом недобросовестную конкуренцию и, положа руку на сердце, это она самая и была. Княжеские финансисты давили противника, как каток, забирая себе лучшие куски. Они давали низкие ставки, но и обеспечение требовали двойное, либо двойное же поручительство. А вот поручительство было делом не бесплатным, и это кое-как примирило с действительностью бывших финансовых воротил из Александрии. На ячменную лепешку им оставалось.
— Какой монетой возьмете, господин? — банковский клерк из беглых имперских евнухов скроил умильную рожу, которая должна была выражать восторг от посещения такого важного клиента. Косту здесь знали, и служебный вексель обналичат без положенных процентов.
— Имперским золотом и серебром, — ответил Коста. — И нуммиев еще дайте на четверть солида.
— Сию минуту, господин!
Весь разговор шел из-за решетки, закрывавшей полутемную утробу кабинета. Тут с безопасностью было строго. Банк охраняла хорутанская гвардия, а не какая-нибудь городская стража. Коста пересчитал полученные деньги, приложил к расходной книге измазанный в краске палец и вышел на улицу. Он терпеть не мог банк, его тяжелый, спертый воздух и его служащих, забиравших каждый раз свою толику из тех средств, что приходили ему из Братиславы от продажи кофе. Денег от этой торговли пока было немного, но Коста не унывал. Он постепенно приучал знакомых к этому напитку, рассчитывая когда-нибудь развернуться широко. Государь не запрещал своим слугам зарабатывать, если это не мешало делу. Мудр князь. Он понимает, что людскую натуру не исправить. А раз так, то пусть люди не прячутся, словно воры. Коста с каждым караваном из Индии на две сотни солидов товара привозит, и на том три конца делает. Так его кубышка в Солеграде пухнет понемногу, обеспечивая его дополнительную верность короне. Дураком надо быть, чтобы предать государя и такие деньги бросить. Крепче якоря то золото чиновников держат. Ибо сказано в Писании: где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. Ведь вроде бы твои те деньги, а попробуй забрать все и сразу. Сходишь для начала в Тайный приказ и там пояснишь, куда это ты их потратить собрался. Впрочем, если причина уважительная окажется, то препятствий чинить не будут.
На следующей неделе Коста поедет в Аммоний, имперский городок прямо на границе с пустыней. Провинция Ливия Нижняя осталась за Константинополем, и в тех местах было спокойно. Но если выяснится, что покушение подстроено кем-то из чиновников императора, то это тут же станет большой проблемой. Торговля с ромеями, что только-только начала налаживаться снова рухнет безвозвратно. А это никому не нужно. И какая же сволочь подослала предателя к княжичу? Это мог быть кто угодно. Ведь стольким сильным мира сего нужна была эта смерть!
— Здравствуйте, почтенный Константин! — бывший ростовщик Роман поклонился. Они уже виделись, и он знал, с кем говорит, хотя Коста не стремился к широкой известности. Хотя… Разве можно долго утаивать такое? Люди, имеющие большие деньги, редко бывают набитыми дураками.
— Здравствуйте, почтенный Роман, — вернул любезность Коста. — С караваном собрались куда-то?
— Ну что вы! — рассмеялся откупщик. — Я слишком толст и ленив для этого. Я не хожу с караванами, я теперь вкладываю деньги в чужую торговлю.
И он проникновенно добавил, глядя прямо в глаза Косте:
— Я не нарушаю законов нашего повелителя, благослови его святой Марк! Вам ли этого не знать, почтенный Константин! Ведь от вас не укроется ничего! Кстати, не хотите ли поучаствовать в торговле? Обещаю два солида на каждый ваш собственный, что вложите в дело. Я лично гарантирую, что вы получите эту сумму!Даже если караван сгинет в песках!
— Вы что, меня купить хотите? — презрительно усмехнулся Коста, не оценив дешевый заход. — Не нужно, почтенный, денег у меня достаточно.
— Что вы! Что вы! — замахал руками Роман, который не смутился ни капли. Он особенно не рассчитывал на успех, но ведь попробовать-то стоило. — Как вы могли подумать такое, господин? Я не хотел дать вам денег! Напротив, я хочу получить деньги с вас!
— Как это? — растерялся Коста.
— А разве не вы ищете предателя? — удивился ростовщик. — Ведь об этом объявили недавно, я сам слышал. Тысяча солидов за живого, двести за сведения о нем. И мне кажется, я знаю, где он может быть.
— И где же? — сжал зубы Коста. Принимать услугу от этого человека он не хотел. Уж больно скользок бывший ростовщик.
— В Африке(1), — ответил Роман. — Но я скажу, где он, только когда получу свои две сотни маленьких, кругленьких золотых. Неукоснительно исполняя законы нашего благословенного господом повелителя, я уже начал забывать, как они выглядят.
— Ты получишь свои двести маленьких кругленьких золотых, уважаемый, — в тон ему ответил Коста, — но только тогда, когда твои сведения окажутся правдой. И ни днем раньше. Говори, я тебя внимательно слушаю!
— Это далеко. Я пошлю с вами человека, он покажет, — умильно улыбнулся Роман. — Видите ли, я не глупец. Я догадывался, что за этого парня объявят награду, и давно ищу его. Мой караван выходит завтра на рассвете. Не опаздывайте, господин.
* * *В то же самое время. Константинополь.
Император дряхлел. Недавно ему исполнилось шестьдесят пять, а жизнь воина еще никому не прибавила здоровья. Болели старые раны, ныли суставы, застуженные в ледяных горах, болела голова, разрываемая изнутри красным туманом. Кровопускания помогали ненадолго, а потом головные боли возвращались снова. Слишком уж мало поступало хороших новостей. Хотя сегодня поступили именно такие.
— Ваш царственность, — торжественно докладывал патрикий Александр. — Хазары два месяца назад прошли Железные ворота и сейчас грабят Атропатену и Табаристан. Болгары не стали нападать, как и обещали.
— Если все пойдет так, как ты сказал, мы получим передышку, а хазары неизбежно сцепятся с арабами, — задумчиво произнес император.
Точнее, один из трех императоров. Его старший сын Константин сидел здесь же, напугав патрикия бледностью своего лица. Каждое утро из его спальни уносили золотой таз для умывания, в котором плавали сгустки крови. Молодой еще муж, которому и тридцати лет не исполнилось, медленно умирал, и его смерти ждали многие. Константина уже списали со счетов, начав делить власть за его спиной, и за спиной его отца, которому тоже оставалось недолго. Он знал это и ненавидел всех вокруг, читая в их глазах свой приговор.
Старший сын Мартины Ираклий тоже носил титул Августа. Совершенно безумная ситуация, удивляющая своей бессмысленностью. В Империи не раз правило несколько человек одновременно, но все они жили в разных концах мира, защищая часть страны от нашествия варваров. Так было после смерти Константина I, так было при Диоклетиане. Сейчас же все никчемные отпрыски великого воина жили в столице, предаваясь удовольствиям, а не служа своей стране. Многие решения за императоров принимала Мартина, которая с каждым днем забирала все больше и больше власти. Она ненавидела пасынка Константина, а он ненавидел ее. А еще у Константина был десятилетний сын и он, в отличие от харкающего кровью отца, рос здоровым и крепким мальчишкой. Еще один Ираклий, которого почему-то называли Константом(2). Это безумный клубок должен быть распутан, и Мартина ломала над этим голову день и ночь, выстраивая все свои шаги наперед. Ведь те самые сны, после которых она просыпалась с криками ужаса, так никуда и не делись. Напротив, они становились все ярче и отчетливее, как будто подавали знак, что совсем скоро им предстоит сбыться наяву.
