Комсомолец - Федин Андрей Анатольевич
Миссию на сегодняшнее утро я видел четко. Переключился на мысли о ней. Прислушивался, подходя к дому Рихарда Жидкова, но кроме стрекота сверчков от дома Каннибала не доносилось ни звука: не звенела цепь, не лаял и не рычал пес, не царапали камни собачьи когти. Не расслышал я и человеческих шагов, звяканья посуды или орудий труда. Однако над входной дверью дома светился фонарь (уже или еще?). Вокруг него беззвучно кружили разнокалиберные насекомые. Свет фонаря отражался на пыльной поверхности оконных стекол.
Я прошелся вдоль забора, заглядывая сквозь щели между досками во двор Рихарда Жидкова. Спит хозяин дома или уже бодрствует, я не понял. Не услышал и возни пса. С дороги хорошо просматривалось лишь освещенное крыльцо – двор от меня прятали ветви кустарников и темнота. Калитку нашел приоткрытой. Мне словно оставили намек: проходи, не заперто. Приглашение в мышеловку. Я и хотел бы им воспользоваться, вот только я вчера видел зубы местного четвероногого стража, не желал вступать с ним в схватку.
Намеренно скрипнул калиткой.
– Эй! – негромко позвал я. – Хозяин! Есть кто дома?
Входить во двор не спешил – напротив, готовился при малейшей угрозе со стороны пса отпрыгнуть от забора в сторону дороги: берег штаны. Моя задумка сработала. Я не рассчитывал, что меня услышит Жидков, хотел лишь разбудить собаку. Услышал звериное рычание, звяканье цепи, потом во дворе раздался собачий лай: сперва неуверенный, будто пес пока не понял, действительно ли услышал голос чужака, или тот ему приснился. Новый скрип несмазанных петель калитки придал лаю уверенности.
Хриплый, мощный лай в утренней тишине звучал оглушающе громко. Я спешно отгородился от двора калиткой. Ждал, что вот-вот замечу несущуюся мне навстречу тень, увижу массивную собачью фигуру. Услышу удар мощных лап о доски забора, шумное звериное дыхание, лязг зубов. Не удержался – попятился. Затаил дыхание. Всматривался в темноту, ожидая, что вот-вот отражение лунного диска блеснет в собачьих глазах. Так этого и не дождался. Лай и перезвон звеньев цепи не умолкали. Но и не приближались.
Я не услышал, как распахнулась дверь дома. Казалось, лишь моргнул… и вот уже благодаря желтому свету лампы увидел на крыльце щуплую фигуру Рихарда Жидкова. Мужчина появился беззвучно. В одном лишь белье. Вертел головой – оглядывался по сторонам. Взглянул он и в мою сторону. Но вряд ли меня заметил. Поправил трусы, скрывавшие ему ноги едва ли не до колен, одернул майку, шаркнул башмаками. Нахмурился, сплюнул. Жестом пригрозил… не мне – кому-то, прятавшемуся за стеной сарая, в темноте двора.
– Тихо! – скомандовал знакомый голос.
Собачий лай сорвался на жалобный визг и вдруг смолк. Ему на смену пришло едва слышное поскуливание. Звякнула цепь, цокнули о камни звериные когти. Ветер зашелестел листвой, заставив меня вздрогнуть: футболка для прохладного осеннего утра оказалась тонковатой. Невольно вспомнил о лежавшем в чемодане свитере. Я кашлянул, привлекая к себе внимание. Жидков дернул головой, повернулся ко мне лицом, прищурился, вглядываясь в темноту за забором.
– Кто там?! – спросил он.
Я помахал ему рукой.
– Дядечка, это я, Вадик Кашин из Каплеевки! Я за чемоданом пришел!
Не уверен, что хозяин дома рассмотрел меня сквозь кусты. Фонарных столбов около дома Рихарда Жидкова не было, а луна хоть и выглядела яркой, но в качестве фонаря не годилась.
Но голос мой мужчина точно узнал.
– Что-то ты рано, юноша. Ночь на дворе.
Он провел ладонями по майке на животе. Поманил меня рукой.
– Ну, входи, раз пришел, – сказал Жидков.
Он зевнул, пригладил волосы на затылке. Сжал кулаки, вздрогнул: майка а-ля «Крепкий орешек» согревала его не лучше, чем меня – футболка. Мужчина переминался с ноги на ногу, явно борясь с желанием вернуться в дом, а то и вовсе забраться под одеяло. Радости от встречи со мной на его лице я не увидел. Хотя и раздраженным Жидков не казался – скорее, невыспавшимся. Я вплотную подошел к калитке, изобразил нерешительность. Потоптался на месте. Разглядывал двор сквозь штакетник забора.
– Так… эта… а собачка меня не тронет? – спросил я.
– Не тронет, – пообещал Жидков. – Я привязал его. Еще с вечера. На случай, если ты по дурости ввалишься во двор. Не трусь. Дальше своей будки пес сейчас не отойдет. Так что не топчись у забора, юноша. Заходи в дом.
Я не заставил себя долго ждать – толкнул рукой калитку, вновь нарушив тишину скрипом. Склонил к земле голову, пряча в тени под козырьком довольную улыбку. Не смог ее сдержать, как ни пытался. Ведь всю эту возню с «тетушкой», чемоданом и буденовкой я для того и затевал: чтобы услышать от Каннибала фразу «Заходи в дом». Почувствовал себя тем вампиром из фильма, что не мог войти в жилище жертвы без приглашения, а потому из кожи вон лез, чтобы переступить порог. Вот так же и я радовался, услышав заветные слова.
Пес все же попытался помешать моему вторжению – возмущенно тявкнул. Однако не бросился мне навстречу. Не попытался преградить мне путь… или же не сумел это сделать. Лишь угрожающе щелкнул зубами, словно в бессильной злобе, грозно зарычал. Новый короткий окрик хозяина, негромкий, но решительный, вновь вынудил собаку замолчать. Жидков увидел меня (свет фонаря до меня не дотягивался, но очертания моей фигуры теперь четко вырисовывались на фоне забора и светлевшего неба), поманил к себе рукой.
– Давай, юноша, шевелись, – сказал он. – Не ждал тебя так рано… ну, да ладно. У вас, деревенских, странное понимание того, что такое утро.
Он снова зевнул – не потрудился прикрыть рот ладонью.
– Мне только чемодан надо забрать, дядечка, – проблеял я.
Нерешительно зашагал по двору, прислушиваясь к позвякиванию цепи и недовольному ворчанию пока невидимого мне пса. Моя робость хорошо вписывалась в образ сельского простака (я так думал). И не была наигранной: встречи с собачьими зубами я действительно опасался. С четвероногими питомцами у меня не сложилась дружба еще в прошлой жизни. В детстве мне дважды пришлось отбиваться от собачьих стай. Оба раза не сумел уберечь от звериных клыков ни себя, ни одежду. А потом еще получал призы в виде уколов от бешенства.
– Заберешь свой чемодан, никуда он от тебя не денется, – сказал хозяин дома.
Зевнул, качнул головой.
– Тетку-то вчера нашел?
– А то! – похвалился я. – На Ульяновской. Есть такая улица!
– Далеко пришлось ехать?
Мужчина задал вопрос словно нехотя.
– Еще как! Ее дом на другом конце города. Рядом с какой-то шахтой: то ли Кривовой, то ли Кирвовой – не запомнил.
– Имени Кирова, – подсказал Жидков.
Посмотрел мне за спину, будто ждал, что вслед за мной к нему во двор ввалится и вся моя родня.
– Точно! – сказал я. – Кирова!
Улыбнулся.
Мужчина покачал головой. Произнес:
– Это ж во сколько ты сегодня проснулся, юноша?
Он все еще посматривал на забор.
Я остановился около крыльца, махнул рукой.
– Да я и не спал почти.
Вздохнул.
– Душно было. И неудобно. Пружины эти скрипели…
Смотрел на Рихарда Жидкова снизу вверх – так он выглядел солиднее… даже с голыми лодыжками и в мятом белье.
– Тетка засобиралась на рынок, – сказал я. – Это куда-то «в город». Куда, я точно не понял. Мы ж и так в городе живем. Разве нет? Ну и я рванул на вокзал за вещами. А чего? Все равно не сплю. По холодку даже лучше в этих ваших автобусах ехать: не так тесно. Днем отосплюсь: дома всегда так делал.
Жидков перестал буравить взглядом забор, взглянул на меня (на буденовку).
– Завтракал? – спросил мужчина.
Я кивнул.
– Да. Перекусил малеха. Тетка кашу сварила…
Жидков зевнул, прикрыл рот рукой.
– Ну хоть чаю-то со мной попьешь? – спросил он.
Заложил большие пальцы за лямки майки.
Я невольно отметил, что Рихард Жидков пусть и ниже, но крупнее меня теперешнего. На плечах и руках мужчины отчетливо выделялись мышцы. «Жилистый», как сказал бы о Жидкове мой бывший тренер из качалки.
