Последний свет (СИ) - Лекс Эл
— О, я выжила не твоими стараниями. Это лично моя заслуга, знаешь. У меня и правда было много, очень много вариантов погибнуть. Это могло произойти в первый день, потом дважды — во второй день, потом еще один раз — в третий. На четвертый день я всерьез думала выйти за световые барьеры и просто не возвращаться, и хорошо, что я этого не сделал. На пятый день… Говоря проще — я помню каждый раз, когда я могла погибнуть, остаться калекой или еще чего похуже… Скажи, отец, ты знаешь, что такое голод или жажда? Ты способен хотя бы представить себе такую ситуацию, что у тебя нечего есть или пить? Не кухарка не приготовила, не помощник забыл или не успел сходить в магазин, а их просто нет. Нет возможности купить еду, потому что нет денег и нет возможности ее украсть, потому что воровство… что там воровство, а?
— Воровство хуже предательства. — Верпен снова вскинул подбородок, словно вещал для огромной толпы последователей.
— Вот-вот. — Трилла кивнула. — Я почти что физически не могла ничего украсть, у меня просто рука не поднималась… Но это было лишь до тех пор, пока я не нашла выход из этой ситуации. Пока я не нашла того, воровство у кого не будет входить в противоречие с моими внутренними убеждениями. О, я смотрю, в твоих глазах наконец-то появился проблеск интереса. Тебе наконец стало интересно, как и почему я выжила, хотя по всем законам должна была умереть от холода, голода и жажды максимум через неделю после того, как меня вышвырнули на улицу. Что ж, я тебе отвечу. Я выжила благодаря тому, что во мне проявился Свет. Проявилась Вспышка. Тебе бы она, кстати, понравилась, она позволяет делать то, что ты и хотел со мной провернуть — исчезать. Меня подобрали светлячки и с тех пор я приняла твердое решение, согласно которому у меня больше нет и никогда не было родной семьи. С того момента они стали моей семьей, моей единственной семьей. Семьей, для которой мне ничего не жалко. А ты превратился для меня лишь в объект. Объект для мести. Я много думала о том, как вернуть тебе сторицей то, что ты сделал со мной, но все, что приходило в голову, казалось мелким. Одноразовым. А меня это не устраивало. И знаешь, что помогло мне определиться с выбором? О, ты взбесишься. Мне помогло то, что ты, отец — идиот. Окончательно лишившийся последнего проблеска разума из-за произошедшей катастрофы идиот. Спесивый и надменный идиот, который за своим раздутым эго не видит того, что находится прямо перед носом.
— Я не идиот! — внезапно взвизгнул Верпен, на мгновение снова став тем истериком, с которым я разговаривал пару минут назад. — Не смей меня так называть!
— Точно? — спокойным голосом спросила Трилла. — Тогда скажи мне, не-идиот, почему ты не удалил мои учетные записи из сети Верпен? Почему оставил внешний доступ, почему не аннулировал идентификаторы? Впрочем, лучше ничего не говори, потому что все, что ты скажешь — будет ложью. Я сама отвечу, почему так произошло — потому что ты был уверен, что я не выживу. А ты не можешь позволить себе сомневаться в своих собственных мыслях и решениях, потому что, если ты начнешь это делать, то может оказаться, что ты ошибался в своей жизни постоянно. А если я не выживу — значит, и незачем удалять мои данные из сети Верпен… Хотя нет, даже не так — их не просто незачем удалять, а ты даже подумать не мог о том, чтобы их удалить. Потому что подумать об этом уже само по себе значит усомниться в правильности своего решения и его последствий. Так что даже если на подсознательном уровне ты понимал, что это нужно сделать, дальше подсознания эта мысль не поднималась… И ты даже не представляешь, как я обрадовалась, когда додумалась до этой мысли и когда попробовала организовать себе внешний доступ в сеть Верпен… А уж когда он увенчался успехом!..
И Трилла снова засмеялась. Зло, обидно, горько засмеялась, как смеется окруженный врагами боец, обнаружив у себя в рюкзаке завалившуюся за подкладку последнюю гранату.
— О, ты бы знал, какими только словами я не вспоминала тебя! Как благодарила твоя параноидальность, следуя которой ты потребовал установить для всех учетных записей своей семьи приватный режим допуска, в котором администраторы сети не могли бы нас отслеживать! Вся сеть Верпен была передо мной как на ладони, вся информация, которую только можно представить. Я могла уничтожить твою корпорацию, просто разослав все тайны и секреты по всей сети… Но это опять же был одноразовый, конечный результат, который меня не устраивал. И тут Верпен заявила о внедрении технологии резонансной кодировки световых барьеров, которая якобы должна была покончить с нелегальными ходоками в ноктусы… Мне продолжать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})И Трилла хищно улыбнулась.
А Верпен снова, как будто только сейчас впервые увидел ее без маски, побледнел. Его лицо вытянулось, будто его неудачно отретушировали в фотошопе, а глаза лишились последних проблесков мысли.
— Ты… — пролепетал он. — Это ты…
— Это я. — кивнула Трилла. — Это я сообщала светлячкам новые коды каждый раз, когда вы меняли кодировку. Не проходило и пяти минут, а все, кто носил Пульсы, уже имели ключи к вашим ультимативным воротам. Воротам, которые на самом деле были дырявы, как твоя логика, но которые не было возможности поменять — ведь вы буквально только что заменили все световые барьеры Города на новые модели, которые поддерживали бы резонаторные коды. К тому же их менять было банально не на что, а возвращение старых моделей вызвало бы множество неприятных вопросов, которые обрушили бы акции компании в бездну.
— Это… Ты… — Верпен никак не мог воспринять информацию, не то что переварить ее. — Это все делала ты…
— О да. — со вкусом произнесла Трилла. — И то, что я делала, было практически единственным лучом света в моей жизни. Каждый вечер я заходила на сервера Верпен и убеждалась, что в компании по-прежнему творится хаос и беспорядок. Убеждалась в том, что с каждым днем ты все больше и больше теряешь контроль над корпорацией… И над самим собой.
— Как ты… — пролепетал Верпен. — Могла…
— У меня был хороший учитель. — Трилла пристально посмотрела на отца своими мертвыми глазами. — Учитель, который не сомневается в своих решениях, даже если они объективно — мерзкие по своей сути. Ты, отец, идиот не потому, что ты отказываешься думать о том, что ты можешь быть не прав. Ты идиот потому, что ты не можешь смириться с тем, что люди могут делать по отношению к тебе то, что ты делаешь по отношению к ним. Ты считаешь себя выше остальных, считаешь, что у других нет права поступать с тобой так, как ты поступаешь с ними. Так вот я здесь, чтобы открыть тебе правду на этот счет — кто угодно может поступить с тобой так, как он считает нужным поступить. Вопрос лишь в том, хватит ли у него на это смелости. У меня хватило. У меня хватает. И у меня всегда будет хватать. И я даже рада, что моя жизнь сложилась так, как сложилась, потому что благодаря этому я не выросла похожей на тебя.
— Я тебя… любил… — прошептал Верпен, поднимая руки.
— А я тебя — нет. — Трилла покачала головой. — Просто я не всегда это понимала.
Верпен покачнулся и прижал руки к груди. Издав тихий стон, он осел на колени, а потом завалился и упал на бок, шаря пальцами по груди, словно пытаясь нащупать сердце.
Сопровождающие нас мотыльки дернулись было к нему, но Трилла обернулась на них так стремительно, что даже до меня долетел порыв ветра.
— Стоять!
Никогда до этого я не слышал от блондинки такого яростного тона. Казалось, еще немного, и от температуры выдоха этого единственного слова вспыхнет мебель в кабинете Верпен.
Мотыльки замешкались и остановились. Казалось, что под напором ярости Триллы, но на самом деле, конечно, из-за того, что она официально открылась как наследница империи Верпен и имела для них, по сути, такую же власть, как и сам отец… Отец, который продолжал подергиваться на полу, держась за грудь и тихо хрипя.
— Да к дьяволу. — выдохнул один из мотыльков и взялся за тангенту рации на плече. — Это Эхо-три…
Трилла оказалась рядом с ним в одной мгновение. Мелькнуло световое оружие, рассекая провод от радиостанции, а потом девушка исчезла из виду, применив Вспышку, а появилась уже с другой стороны от растерявшегося мотылька, приставив оружие ему к шее.