Вдовье счастье - Даниэль Брэйн
С Фомой и тремя его сыновьями мы засиделись до глубокой ночи. Я приобщила и Ефима, и впятером мы обсуждали мое новое начинание. Лукея дважды заваривала чай, потом прибежала растерянная Марфа, остолбенела, увидев новую барыню за столом, сидящую по-простецки, с мужиками, раскрасневшуюся в азарте, с растрепавшимися волосами, всплеснула руками и с негромким криком «А расстегай-то, расстегай!» унеслась, чтобы тотчас появиться с еще горячим пирогом. Мы продолжали мозговой штурм, и я чувствовала себя среди мужиков-лапотников намного уверенней и свободней, чем в компании даже купцов, не говоря уже о манерных дворянах. Все-таки и я сама «от сохи», легко можно вывезти девочку из деревни, а вот наоборот… а нужно ли?
Мне это нравилось, черт возьми, и мужики нравились тоже. Хитрости у них хоть отбавляй, что далеко ходить, Ефим и Лукея два сапога пара, причем с сюрпризами два сапога. Но при этом хитрость и подлость простого сословия подкупали отсутствием фальши, и если оценивать качество зла, то белокурой титулованной хамке Вышеградской я припомню при случае все издевки, а та же Лукея…
Она же как я, только об этом не знает. Со всеми, кто сейчас окружает меня — Фома, его сыновья, Марфа, Лукея, Палашка — со всеми я одной крови. Я самая обычная женщина, несмотря на то, кем я была и кто я есть, и горжусь этим, имею на это право.
По молодости Фома пару лет прослужил в трактире, где чаевничали извозчики, и был в курсе многих тонкостей. Он взялся помочь с организацией, в частности, с тем, что мне представлялось самым сложным — получением жетонов, и предложил приспособить к делу своих племянников — молодых, но работящих и непьющих. Кроме того, оказалось, что для извозчиков придумали множество правил, и я старалась их все запомнить, понимая, что закон здесь суров там, где я и не подозревала.
Уже существовали правила дорожного движения — кто бы мог подумать, и за несоблюдение лихачей карали так, что мои современники во всех социальных сетях кричали бы о полицейском произволе.
Скоростные ограничения — не больше десяти верст в час летом и не больше двенадцати зимой. Я озадачилась, как в эту эпоху измеряли скорость и не было ли тут предвзятости, но посмеялась сама над собой. Нести прогресс в массы, изобретая радар — утопия, даже если бы я и умела что-то изобретать. Извозчикам определяли стоянки, за остановку в неположенном месте можно было схлопотать немаленький штраф. Оштрафовать могли и за нерасторопность, и за грубость, и за неряшливый вид.
Извозчики не могли останавливаться посреди улицы, обгонять и подрезать другие коляски, они были обязаны пропускать встречные экипажи и при движении держаться правой стороны. Привязывать лошадей к фонарям и тумбам воспрещалось, за это тоже можно было получить штраф, а то и лишиться жетона. Извозчикам запрещалось сходить на тротуар или стоять на углах улиц. Штраф за первое нарушение составлял два-три золотых… и когда Фома озвучил эту цифру, я строго оглядела своих будущих работников и предупредила, что штрафы извозчики будут платить из своего кармана.
Но в общем для меня не было ничего незнакомого, пусть ни такси, ни перевозками я никогда не занималась и не предполагала, что когда-то начну. Даже правила дорожного движения я бы слегка ужесточила… но это, если все выгорит, потом.
Уснула я, когда начинало светать, покормив закряхтевшего Гришу и завернувшись в толстое, тоже, наверное, «купеческое», одеяло. Я была сыта, полна планов, рядом со своими детьми, в своей квартире, и что бы ни произошло за сегодняшний день и что бы мне ни готовил день завтрашний, в моей судьбе случился перелом, и завтра мне будет, может, смертельно, невыносимо тяжело, но — уже легче.
Глава семнадцатая
Камень оказался камнем.
Громадную скалу немыслимым образом раскололи на куски и раскидали их в голой, озябшей от сырости роще. Продрогшие деревья обнимались тощими дрожащими веточками, а я брела по расчищенной тропинке среди белых камней и кустарника с красными ягодами.
Такую же скалу я видела на поклоне, и это действительно был песчаник, валуны почти мне по пояс белели в алых каплях ягод, на каждом обломке была выбита фамилия, а под ней россыпью поблескивали золотые, серебряные или медные медальоны, такой же в точности привез мне от пастыря Ефим, и теперь мне было нужно найти семейный склеп и напоказ прилепить на камень свидетельство того, что моего покойного мужа приняла Всевидящая, а у меня хватило средств выкупить у местного клира это доказательство.
Ночью прошел сильнейший снегопад, под утро снег развезло и затянуло город липким туманом, добирались мы с Ефимом утомительно долго через парализованные улицы — не бич это запруженных машинами миллионников двадцать первого века, отнюдь, хватало и лошадей, чтобы все встало намертво. Но мой экипаж был легкий, проходимый, и хотя лошадка к концу пути выбилась из сил, мы все же приехали на место. Камень же словно не тронула стихия, и я уже собиралась спросить у Ефимки, как это возможно, но вовремя увидела, что любой магии — ладно, почти любой — есть объяснение. Тропинки, камни и кусты расчищали от липкого тяжелого снега самые обычные люди, и мне пришлось подождать, пока мы сможем пройти дальше.
Первая аллея была «мещанской», затем мы свернули на «купеческую», и чем дальше мы уходили от края — кладбища? Погоста? Как назвать это место? — тем меньше становилось медных и серебряных медальонов. «Дворянская аллея» благородно светилась тусклым золотом в тусклый день. Я помечтала — как было бы замечательно влепить сюда медную табличку, но стоило скорее озаботиться тем, как влепить. По дороге я видела много посетителей, но никого, кто клеил медальон к камню, и поэтому я беспомощно взглянула на Ефима. Он остался единственным моим проводником против собственной воли, бедняга, и ему придется выносить мой невольный каприз.
Ефим вздохнул, стянул с себя кушак и бросил его на снег. Что же, мне встать перед обломком скалы на колени? Поклон, это называется поклон, и моя задача кланяться как можно ниже или достаточно преклонить колени и не рыть лицом снег?
Я с ненавистью к покойному шлепнула медальоном по камню, а когда отняла руку, увидела, что золотую пластинку будто втянуло в песчаник, и выковырять ее оттуда уже не представлялось возможным. Я усмехнулась: Всевидящая, если это ее шутки, знает людей, вот почему ни одна золотинка отсюда не пропала.
Как люди узнали,
