ОПГ «Деревня» 2 (СИ) - Alchy
— Ты, Николай Иванович, голову себе не забивай лишним, — втолковывал он оробевшему издателю, — что тебе непонятного?
— Картинки. — Лаконично ответил тот и последовательно ткнул в азбуке на трактор, экскаватор и индюка.
— Тут же приписано, трость или тропинка! — Втолковывал ему Губин. — А здесь эвкалипт, дерево такое есть, в жарких странах.
— А испанская курица почему на И? — Не унимался Новиков.
— Я почем знаю, — рассердился купец. — иглу пусть твои малеватели изобразят! Ты для того здесь и сидишь, переписать и переделать, чтоб всем понятно было, грамота эта по стране пойдет! — Польстил он Новикову. — Разобрался же?
— Разобрался, — проворчал издатель и с затаенной надеждой спросил у Губина. — Скажи, Михаил Павлович, а откуда азбука такая, из каких стран?!
— Оттуда, откуда надо! — Назидательно припечатал купец. — Али обратно в ссылку захотел?
В Шлиссельбург Новикову не хотелось, поэтому сжав зубы — приступил к творческому переосмыслению предоставленного учебника. Самолюбие грела мысль, что новая азбука выйдет из его типографий. И чем черт не шутит — под его самоличной редакцией! А Губин с сочувствием посмотрел на него: «Тяжело ему, без ноутбука и текстового редактора…» — и вышел.
Издатель, корпя над азбукой — и не подозревал, что впереди ему ещё предстоит ознакомление со сказками Пушкина и другими шедеврами литературы. Книг потомки, после бурных дебатов — выделили купцу немало. «Александр Сергеевич ещё не родился!» — Отвечал Захар на робкие упреки товарищей в плагиате: «И может уже не родится… Человек он талантливый, другое напишет, не хуже!» Дело оставалось за одобрением Павла, которому сейчас было совсем не до изящной словесности.
У императора всея Руси от привезенного с Урала купцом — вставали дыбом волосы и не хватало времени. Хорошо Нелюдовой — поохала и поахала, увидев керосиновую лампу, сунули ей в руки несколько томиков художественной литературы, рекомендованных потомками для издания и она сидела, погрузившись в чтение, никому не мешая. Пищала, конечно, от охватывающих её эмоций, но старалась держать себя в рамках, не отвлекая мужчин.
Павел, оценивающе поглядывая то на несколько стопок книг, то на Суворова с Макаровым — приходил к выводу, что круг посвященных придется расширить. Но потом, вначале надо самим вникнуть, а то ещё получится так, что посвятят в тайну того, кого на дыбу предпочтительней. И Павел, вооружившись пером — вчитывался в строки из будущего…
— А я тебе говорил! — Торжествующе восклицал император, зачитывая Суворову лестные отзывы потомков о своих воинских реформах и введенной шинели. Тут же смурнея, натыкаясь на уничижительные строки о слепом следовании прусскому образцу, особенно хаяли парики с буклями, да муштру и фрунт.
Александр Васильевич соглашался, не вслушиваясь — упиваясь тем, что написали о нем. Растерянно вопрошая: «Это что же, теперь знаменитого перехода через Альпы не будет?! Как и швейцарского похода!?» Павел Петрович кивал, подсластив пилюлю: «Увольте, генералиссимус, с такими блядями союзничать резона нет! Но вы не расстраивайтесь, будут другие походы, в покое нам отсидеться не получится!»
Александр Семёнович Макаров, у которого времени привыкнуть (подобно Павлу и Суворову) и осознать этакий кунштюк, как появление далеких потомков в горах Урала, не было — наверстывал упущенное. Читая не отрываясь, делая выписки и скрежеща зубами. Ныне покойный Шешковский — в свое время взял его к себе в тайную экспедицию не за красивые глазки и умение понравиться начальству.
Подобно Суворову, едва мысли о потомках уложились в голове — Макаров рвался на Урал. Лично удостовериться, досконально всё выяснить, не довольствуясь сухими строками из книг. Павел с ним был солидарен: «Поедешь, Александр Семёнович, обязательно. Вместе с генералиссимусом, пусть пока твои людей, о коих потомки спрашивают — ищут и собирают. А ты расширяй штат, подбирай сотрудников, чтоб после твоего отъезда работа ведомства не прекратилась. Эвон скока у нас фигур, за коими теперь присматривать придется…»
Приватно Павел Петрович выпытывал у Губина, какие они из себя, потомки? Хотелось всё бросить и самому ехать к ним, но нерешенные дела, шаткость положения, особенно в свете послезнания и ещё не состоявшаяся коронация — останавливали.
— Говоришь, не рвутся к моим стопам, почтения выказать и милостей просить? — В который раз переспрашивал заочно проникшийся симпатией к потомкам Павел у купца.
— Никак нет, ваше величество! — Бойко отвечал Губин, несколько пообвыкшийся в общении с императором и переставший дичиться, и ежеминутно бухаться на колени. — Опаску имеют, люди они не родовитые, этикету не обученные. Боятся впросак попасть, и вы уж извините ваше величество, не привыкли спину гнуть, у них так не заведено. Но за державу радеют, обещались изладить многое, чего у нас пока нет. Особливо опасаются, что про них и знания за границей проведают, там быстро переймут…
У Павла после этих слов начинался нервный тик и дурная кровь приливала к голове, но справедливость их опасений он понимал. И разделял, чем больше он читал переданные сведения, тем отчетливей видел — как трудно и опасно предстоит играть. Как в тексте написано — в «Большую игру», которая и спустя двести с лишним лет не прекратилась там. А с большой долей вероятности, если верить потомкам, которые и сами не были на сто процентов уверенны — зашедшие в тупик противоречия привели к гибели всего мира.
«Парочку бы этих атомных бомб сюда, как там пропечатанно — для паритета и стратегического сдерживания, лет десять-двадцать покоя для страны выиграть». — Невесело мечталось Павлу: «А с другой стороны, такие люди, что не бегут с советами и не крепостных с землями просят, а возможности работать — ценней оружия!»
— Советов и предписаний, как управлять страной не соизволили передать, выходит?! — Нарочито грозно переспрашивал император.
— Никак нет, ваше величество! — Поклонившись, пряча улыбку ответствовал Губин. — Не можно, говорят, простым служащим, хоть и с послезнанием, доселе лишь деревней управлявшими — императору России указывать. Вот знания все и соображения готовы передать, а более того, трудом и знаниями желают поспособствовать возвышению страны! У них это даже как уничижительное определения никчемных людей, кои к жизни не приспособленных. Про таких говорят: «они точно знают, как обустроить Россию», — подразумевая, что они только болтать горазды.
Просьбу купца, о намерении отправить своих детей на Урал, в обучение — одобрил и сам задумался: «А может и Сашку туда, за компанию? Без этих вот лизоблюдов из малого двора, которые меня убивать будут в том будущем? Пусть его мордой в грязь ткнут, в факты. Как с его попустительства, а возможно и с молчаливого одобрения — отца жизни лишили».
Тот Александр, о котором писали летописцы потомков — Павлу не очень понравился, порой до желания лишить престолонаследия. Однако справедливо вспоминал свои прегрешения, кои и привели к трагедии, и смягчался: «управлять народом по законам и по сердцу в Бозе почивающей августейшей бабки нашей государыни императрицы Екатерины Великой» — Передразнил император, вспомнив строки, которые должен был произнести наследник при коронации: «На Урал, сучонка неблагодарного! Управляющим завода, ты с заводом совладай, прежде чем за империю хвататься!»
Суворов, довольно прищурившись — крутил колесико керосиновой лампы, то убавляя, то прибавляя пламя, сбивая с толку испуганно вскидывающуюся Катеньку. «Сиди, читай, что ты как оглашенная подпрыгиваешь?» — Подтрунивал над ней генералиссимус. Нелидова, выдернутая из плена грез — томно и с немым укором смотрела на Александра Васильевича, как бы говоря: «Нельзя же так!» Александру Васильевичу на укоризненные взгляды Екатерины было, мягко говоря — индифферентно. Повернулся к Павлу, постучав ногтем по стеклу — привлекая внимание:
— А вот не зря я тебе говорил, ваше величество, что не надо с Персией войны прекращать! Только вот из-за таких ламп стоило в драку ввязаться!
