Последнее лето ярла Ульфа (СИ) - Мазин Александр Владимирович
— Я обвиняю этого человека в том, что он насильно овладел моей сестрой, пролив ее кровь и обесчестив!
А ведь как хорошо сидели. Киевский князь Аскольд, в отличие от брата Дира, плохого мне не делал. И отнесся с уважением. Прокорм моему хирду выделил. Хотя мог бы гостевые расходы и на Рюрика повесить. Я ж вроде с ним пришел. И место мне с братом определил — за верхним княжьим столом. А жене моей пусть и в женской части (у них так принято), но рядом с собственными супругами. А когда ко мне по-хорошему, я всегда отвечаю тем же. Мы даже подарками обменялись. Мелочью, но — символично.
И вдруг такое заявление!
—…овладел моей сестрой!
Я офигел.
Но ненадолго. Потому что обнаружил, что указующий перст боярского сына нацелился не в меня, а в моего братца.
Медвежонок, уже порядком угостившийся (да он вообще не просыхал последние дни), поглядел на обвинителя, призадумался на секунду… Словенский он понимал уже достаточно хорошо, однако вино и пиво, смешавшиеся у него в организме, сказались на скорости мышления.
Повисла полуминутная пауза, а потом Свартхёвди осмыслил сказанное и отреагировал. Направил на Имяслава обглоданное баранье ребро и прошамкал набитым ртом:
— Лжешь, пес.
Потом прожевал, запил и завершил уже на языке Севера:
— Фар и бро хинн фейгум хундр![1]
Это было несправедливо. Уж в чем в чем, а в трусости боярича обвинять не стоило. Даже если он не знал, что Свартхёвди — берсерк, все равно, чтобы бросить вызов нурману подобных габаритов и опыта, требовалась недюжинная храбрость.
— Это ты врешь, собака! — заорал Имяслав, швырнув на княжеский помост какую-то окровавленную тряпку. — Вот ее кровь!
Свартхёвди настолько удивился, что даже не рассердился.
— Я никого не убивал уже одиннадцать дней, — сказал он. — Что болтает этот дурачок?
— Это кровь моей сестры! — Имяслав аж подпрыгивал от ярости.
— Подними и разверни, — потребовал Рюрик.
Имяслав зыркнул на него белыми от бешенства глазами. Не подчинился.
Рюрику это не понравилось.
— Я старший брат твоего князя! — процедил он. — Делай, что велю!
Вот это уже Аскольду не понравилось. Но он тем не менее дернул головой: делай.
Имяслав повиновался и продемонстрировал всем кусок льняного полотна с пятнами засохшей крови.
Народ в пиршественной недовольно заворчал. Киевские дружинники Имяслава знали и считали своим. А вот нас — нет.
— Может, ты ее не убил, а ранил? — негромко уточнил я у Медвежонка.
— Да я же сказал, что железа кровью одиннадцать дней не смачивал! — возмутился Медвежонок. — А если он о бабе, что была со мной прошлой ночью, то эта кровь точно не ее. В ее норку и до меня захаживали.
Подстава, значит. Вопрос: чья? Ярится борец за сестринскую честь довольно искренне. Такой хороший актер?
Я повернулся к князьям, откашлялся, привлекая внимание, и громко поинтересовался, причем не у «потерпевшего», а у князей:
— Сестра этого человека вчера родила?
— Ярл! — Аскольд уставился на меня. — О чем ты?
— При родах женщина теряет много крови, — невинным тоном сообщил я. — Бывает, что и побольше, чем попало на эту подстилку. Но когда она в первый раз была с мужчиной… Нет, не думаю, чтобы эта кровь была девственной. Моего брата Тор и Фрейр не обидели с размерами, но не настолько, чтобы он проткнул ее насквозь. Хотя… — продолжал я задумчиво. — Может, у нее внутри что-то порвалось. — И уже обращаясь непосредственно к «истцу»: — Твоя сестра жива?
— Лучше бы он ее убил! — с пафосом воскликнул Имяслав. — Честь нашего рода…
— Так она жива? — перебил я. — Это хорошо. Я могу прислать к ней нашего лекаря.
— Ей не нужен лекарь! Лекарь не вернет…
— Ты дурак? — осведомился я. — Из твоей сестры крови вытекло, как из зарезанной свиньи! Пока ты тут руками размахиваешь, она лежит и умирает!
— С ее здоровьем все в порядке, — отмахнулся Имяслав. — Князь, этот человек должен за пролитую кровь!
— Он прав! — веско вступил Аскольд. — Кровь пролита. За нее должно ответить.
Свартхёвди встрепенулся, но я остановил его жестом.
— Я готов заплатить! — заявил я. — Пусть мне отдадут свинью или овцу, чьей кровью испачкали тряпку, и дам за нее половину рыночной цены. А потом ее зажарят и подадут к столу! Не возражаешь, княже?
Имяслав офигел. И не он один. В помещении даже потише стало. Мне даже голос не потребовалось повышать, чтобы сообщить очевидное:
— Ты перестарался, боярский сын. Слишком много крови. Столько крови и с тридцати девственниц не соберешь. Да этой крови на две пяди кровяной колбасы хватит.
Тут я немного блефовал. Но сомнения зародил изрядные. Подавляющее большинство присутствующих имело дело с девицами и вполне представляло процесс и его результаты.
А еще я верил брату. Если он сказал, что подружка была с опытом, значит, так и есть.
— Княже! — возопил боярич. — Ты это слышишь⁈
— Слышу, — буркнул Аскольд. И ловко перевел стрелки: — Что скажешь, Рюрик? Это твой человек сотворил. Тебе и карать.
Вот теперь — момент истины. Строго говоря, мой брат не был человеком Рюрика. Формально мы всего лишь сопровождали князя в его путешествии.
Открещиваться от нас Рюрик не стал. Повернулся к Медвежонку и спокойно спросил:
— А ты что скажешь, Свартхёвди Сваресон?
— Скажу, что была у меня этой ночью баба какая-то, — проворчал Медвежонок. — Как звали, не помню. Чтоб я еще запоминал каждую… Они ж ко мне так и липнут.
Чистая правда. По здешним понятиям мой братец — красавец писаный. Нос картошкой, глазки — как у его тотемного зверя, мишки то есть. Грива соломенная — до плеч, борода торчком. Ростом он всегда был сантиметров на десять выше меня, а за те годы, что я его знаю, еще и заматерел: в плечах раздался, нарастил не меньше пуда рабочей мускулатуры, так что даже голышом потянул бы почти на центнер. А в полном боевом — килограммов на сто двадцать, из которых килограмма два приходится на драгметаллы, причем золото — в приоритете. И это не считая того, что инкрустировано в оружие, броню и одежду. В общем, герой-любовник высшего уровня. А уж как рявкнет, так весь здешний неслабый слабый пол сок пускает. Где уж тут запомнить какую-то боярскую… отроковицу.
— Значит, даже имени не помнишь? — уточнил Рюрик.
— А зачем мне ее имя? — искренне удивился Свартхёвди. — Мне с ней бесед вести не надо. А что мне надо, то не разговаривает.
— А увидишь ее — узнаешь? — спросил Рюрик.
— Может, и узнаю, — не очень уверенно отозвался братец. И, оживившись: — Если пощупаю, точно узнаю!
— А была ли она девицей, сказать можешь?
— Девицей? Конечно была! Годика два назад, думаю! — И заржал.
Ну да, шутка удалась. Боярич аж затрясся.
— Княже! — вновь возопил он. — Заступись!
Но Аскольд смолчал. И я его понимал. Мутная история. Умный правитель такую разруливать не станет… Если есть возможность свалить эту процедуру на кого-то еще.
Теперь бы самое время «потерпевшую» на суд вызвать. И допросить.
Но Рюрик решил не заморачиваться.
— Слово против слова, — сказал он. — Кто прав, пусть…
— У меня видаки есть! — в ярости заорал Имяслав.
— Видаки? — Рюрик шевельнул бровью. — Скажи мне, Свартхёвди, ты с этой… якобы девицей сам управлялся или тебе помогали?
— Сам, — ухмыльнулся Медвежонок. — Мне в этом деле помощь не требуется. Я ж не этот… щегол, — он махнул рукой в сторону боярича.
— Может, рядом кто был… Допустим, с факелом?
— Нет, с факелом никого. В таком деле темнота — не помеха.
— Понятно. И что же тогда видели твои видаки, Имяслав?
— Вот это они видели! — боярич указал на злополучную тряпку.
— Это мы все видели, — тем же ровным тоном признал Рюрик. — А я бы охотно выслушал тех, кто видел, как эту холстину пятнает кровь твоей сестры. И лично видел, что это именно девственная кровь. Но таких свидетелей у тебя нет. Значит… Слово против слова. И пусть боги решат, кто из вас прав! — заключил он.
