Манглабит Варанги (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич
Обескураженный Самсон молча принял бурдюк — после чего сделал щедрый глоток неразбавленного вина, в настоящий миг показавшегося ему не более крепким, чем простая вода.
— Недурное…
Глава 15
Лагерь крестоносцев гудит торжеством. Нетрезвые, радостные голоса вояк то затягивают христианские гимны (что с учётом подпития исполнителей, путающих слова и кричащих на разные голоса, звучат откровенно кощунственно), то славят героев дня, отличившихся в битве. В особенности же Раймунда Тулузского, коий и победил в сражении… И, как ни странно, Боэмунда Тарентского — чья последняя вылазка из лагеря была действительно весьма успешной.
О первой, разгромной для крестоносцев половине боя, в ходе которой норманнские рыцари под началом Боэмунда едва не были разбиты, на радостях предпочли забыть.
И пожалуй, имена только двух вождей в этот славный вечер практически не вспоминают: никак себя не проявившего Стефана из Блуа — и, как ни странно, Танкреда. Хотя именно «Танкред Отвиль» сумел организовать оборону лагеря в критический момент схватки… Но о мгновениях пережитого ужаса и бессилия, когда сарацинская стрела в любой миг могла забрать жизнь любого из воинов, крестоносцы предпочитают не вспоминать. Заодно предав забвению и рядовой подвиг Даниила Витальевича…
Впрочем, последнее его мало беспокоит — в отличае от Ромки, коий мог сегодня погибнуть… И теперь Белик сам вызвался встать в боевое охранение вместе со своим «знаменем», разбив стоянку рядом с сотней русов варанги, вновь заперевшихся в кольце телег. Недолго думая, капитан приказал возвести точно такое же укрепление и своим воинам… Стоит отметить, несколько разочарованным из-за своего безучастия во второй, победой половине сражения! И особенно грабеже сарацинского лагеря…
Впрочем, недовольный ропот воинов ещё далёк от того, чтобы перерости в откровенную смуту. А потому Даниил Витальевич без зазрения совести покинул своих рыцарей, дабы встретиться с Романом и поговорить с ним по душам, наедине…
Стоянка русичей встретила капитана негромкой, проникновенной песней, слова и мелодия которой показались ему смутно знакомыми — и трогательно родными… Замерев на месте, Белик попытался вслушаться в неё, чтобы уловить хотя бы общий смысл… Увы, капитану не очень повезло с «загрузкой» в неигровую «непись», строго ограниченную базовыми настройками. Так что в итоге Даниил так и не сумел понять текста древнерусской песни — и придя в себя, он двинулся к костру Ромы, стряхнув краткое наваждение…
Негромко поющие, заметно уставшие русичи жарят на углях куски свежей конины — и аромат шашлыка стоит ещё тот! Как, впрочем, и над всем лагерем крестоносцев… А вот пьют варанги мало и в основном воду — что весьма похвально для их командира. Мало ли сельджуки рискнут вернуться и напасть на празднующих победу христиан под покровом ночи, стремясь отомстить за дневное поражение⁈
Костёр Романа Даниил нашёл не сразу — а когда нашёл, без приглашения сел подле мерцающих малиновым углей, над коими едва-едва пробиваются невысокие языки пламени. Сидящие подле огня русы — сам сотник и крепкий, матёрый чернобородый детина с косым шрамом через половину лица — встретили «Танкреда» настороженными, недовольными взглядами, и капитан постарался как можно скорее разрядить обстановку:
— Мир вашему дому! Точнее сказать, костру… Хм… Мир вам, ромеи.
После столь неуклюжего приветствия «норманна» на губах Романа заиграла невольная улыбка — и хмыкнув, он ответил:
— И тебе мир, Танкред Отвиль. С чем пожаловал?
Второй русич остался все также безмолвен, и все также недоволен — Белик же, сняв с пояса уже знакомый Самсону бурдюк, призывно им встряхнул:
— Килийский мускат. Здесь немного осталось, допьем?
И вновь Роман хмыкнул:
— Действительно веришь, что розовая водичка развяжет мне язык?
Белик, несколько обескураженный такой встречей, пожал плечами:
— Как угодно. Но объяснить, почему ты хотел убить моего дядю, варяг, ты все равно обязан.
Осознав смысл сказанного, дёрнулся было чернобородый русич, уже схватившись за рукоять клинка — но Самсонов остановил его жестом руки. После чего, посмотрев в глаза «Танкреда», спокойно сказал:
— Быть может, тебе лишь показалось, рыцарь? Быть может, тебе стоит забыть о том, что ты увидел? А то знаешь ли… Десяток сарацин мог вернуться — и устроить засаду на одинокого норманна, возвращающегося в свой лагерь. И найдут твое хладное тело на рассвете, с турецкой стрелой в боку, да на полпути к вашей стоянке…
Белик, не удержавшись, рассмеялся:
— И что же мне помешает «забыть» об увиденном до утра, а на рассвете, собрав всех норманн и сообщив обо всем Боэмунду, истребить твою сотню? А после в труп каждого ромея воткнуть по сарацинской стреле⁈
Глаза Романа заледенели, а рука сама собой легла на рукоять меча — но капитан лишь развёл пустыми ладонями:
— Гвардеец, а тебе не приходило в голову, что желай я тебе зла, я уже рассказал бы обо всем дяде — или же твоему командиру, Татикию, ещё днем? И разве не задумался ли ты о том, почему я явился в твой лагерь в одиночку, даже без оруженосца?
Роман промолчал, но вопрос его зацепил, судя по задумчивому взгляду… И Белик пошёл в наступление:
— Так вот, я желаю поговорить с глазу на глаз, и обсудить все мирно, без ненужных угроз и лишнего кровопролития… Быть может, ты также мог слышать, что мои отношения с дядей далеки от родственной любви?
Немного помолчал, и так и не дождавшись ответа все еще напряжённо обдумывающего его слова Самсонова, капитан продолжил:
— Я видел, что ты хотел выстрелить ему в спину — и отказался от затеи, лишь когда Боэмунда закрыли прочие рыцари. Но, как видишь, я ничего никому не сказал… Так могу ли я все же рассчитывать на откровенный ответ — зачем ты хотел его убить?
Ещё немного помолчав, сотник наконец-то заговорил:
— Тут все просто. И я, и Микула — Роман кивнул в сторону второго русича, сидящего за костром — дрались с норманнами при Диррахии. Микулу изувечили в той сече, у него с тех пор нет передних зубов, а потому он чаще молчит, ибо говорить ему сложно. А я… Я же потерял отца — в пламени сожженной норманнами церкви, куда они загнали последних уцелевших варангов. Именно воины Боэмунда остановили атаку нашей гвардии и заставили отступить варягов к храму, именно они его зажгли… И потому я очень сильно хочу смерти твоему дяди. И сегодня, увидев возможность поквитаться с ним, я не сумел сдержать себя…
Белик немного помолчал, пытаясь воскресить в памяти события схватки при Диррахии — не вспомнил, но в целом, самое важное Роман ему итак поведал. И немного подумав, капитан заговорил о самом сокровенном:
— Вечером на общем военном совете Раймунд Тулузский указал на необходимость направить вперёд не очень большой отряд всадников, чтобы те могли заранее предупредить о враге еще до того, как сарацины устроят нам очередную засаду. И я подумываю согласиться возглавить его — все одно Боэмунд не успокоится со своими придирками… Зато дядя обещал выделить два «знамени», и пару сотен боевых слуг, включая несколько десятков лучников и арбалетчиков, коих мы посадим на трофейных лошадей…
Сделав небольшую паузу, Даниил продолжил:
— Однако я бы с радостью принял в этот отряд и твоих людей. Ты бы оказался очень далеко от Боэмунда, более не рискуя собой и своими людьми… Ну и мог бы проследить за тем, что все захваченные поселения переходят под власть базилевса. Только представь: не менее полутора сотен рыцарей, двести норманнских пешцев, да восемь десятков твоих варягов — мы могли бы брать даже небольшие крепости!
Роман невесело усмехнулся — и только покачал головой:
— Если ты не понял, Танкред, под Диррахием бился не только Боэмунд. И мои русы недолюбливают не только сына Гвискара… Я делаю исключения для тебя лишь только потому, что тебя не было в той сече по молодости лет.
Белик недоуменно пожал плечами:
— Так в моем «знамени» вряд ли найдётся хоть один рыцарь, кто сражался с ромеями в Эпире… И потом, разве мы уже не бились плечом к плечу с общим врагом? Разве не проливали свою кровь вместе, даже сегодня⁈
