Не тихий Тихий океан - Протасов Сергей Анатольевич

Этот их рейс, помимо стандартных охранных задач, был, можно сказать, ревизией. Встревоженное общественной петицией камчатцев дальневосточное высшее руководство отправило со срочной проверкой к далеким берегам штаб-офицера для особых поручений при приамурском генерал-губернаторе подполковника Страдецкого. Тот, подойдя к делу весьма серьезно, в кратчайшие сроки собрал богатый материал о произволе иностранных купцов и промысловиков (да и не только иностранных, и не только купцов), позволявших себе слишком вольно трактовать законы Российской империи. Запрещенный этими законами ввоз спирта в «инородческую» страну, коей является Камчатка, выглядел мелкой шалостью на фоне всего прочего безобразия, творившегося вокруг вывоза мехов и добычи рыбы и всех прочих богатств тех земель. Последователи американца Прота с брига «Пай»[17] развернулись во всю мощь.

Визит двух вооруженных пароходов, достаточно резвых, чтобы догнать и арестовать практически любого браконьера, позволил хотя бы на время снова очистить воды у западного побережья Камчатки и Командорских островов, обеспечив серьезное пополнение местного плавсостава и бригад каторжан, занятых на многочисленных новых стройках. По законам военного времени все тяжбы решались сразу на месте.

Кроме того, был доставлен груз дополнительного продовольствия, различных машин и строительных материалов из трофеев, а также предметов одежды, постельных принадлежностей, медикаментов и прочего, пожертвованных жителям Камчатки Красным Крестом и графиней Шуваловой.

Установив предварительно связь по радио, благополучно опознались еще в утренней редеющей дымке и, обменявшись приветствиями, продолжили путь. Вспомогачи были уже, считай, местными. На Курилах их прозвали южным экспрессом за регулярные рейды в том направлении, откуда они возвращались не только с трофеями, но и с сувенирами, почти как туристы.

Сейчас уже не было секретом, что последние полтора месяца каждый поход этой пары в Тихий океан сводился, по сути, к рейсу между Кунаширом и атоллом Бикини, являвшимся германской протекторатной территорией. Там они пополняли запасы с дежурного угольщика «Северогерманского Ллойда» или Джалуитской компании, попутно запасаясь всякими диковинками у местных, и шли обратно. Именно из-за этой экзотики еще до окончания боевых действий и рассекретилась южная точка их маршрута.

Такой путь, но не по прямой, а с заметным изгибом к японскому берегу, а оттуда к острову Яп (с некоторым отклонением по меридиану), позволял держать под ударом как восточные направления подвоза контрабанды в Токийский залив и Внутреннее Японское море из Америки через Аляску или Гавайские острова, так и южные со стороны Австралии.

Два рейдера, шедшие друг за другом с интервалом примерно в сутки, за один проход туда-обратно успевали поднять немало шума, заметно растягивая зону напряженности к югу от района непосредственных боевых действий. Что, естественно, отражалось на страховых рынках в области грузоперевозок. А поскольку всякий раз помимо десятка и более отпущенных нейтралов удавалось кого-то перехватить, имелись и результаты, вполне осязаемые на месте.

Общий счет был в семь судов с военными грузами, не считая мелкого японского каботажа. Причем четыре из них с боевым углем стояли теперь в лагуне атолла, ожидая решения своей участи. Учитывая, что атолл временно перешел под аренду российского правительства, а его лагуна считалась военным портом с администрацией, наделенной полномочиями призового суда, сомнений в том, что хозяин груза и самого судна поменяется, не было. Вопрос был лишь в том, куда их потом перегонять. Во Владивосток или навстречу Дубасову.

За прошедшие месяцы «Кубань» и «Рион» успели широко прославиться. Попутно освоились в здешних водах, так что с появлением этих двух крейсеров эскорт серьезно усилился. Однако расслабляться никто не собирался. Понимали: последний отрезок маршрута самый опасный. Отнюдь не стоило исключать вероятность вылазок одиночных японских рейдеров или даже целых отрядов в Охотское море.

Но обошлось. К полуночи транспорты и их эскорт благополучно добрались до залива Рубецу. А к концу следующего дня подтянулся и проштрафившийся «голландец», которому в Корсакове силами только что созданных там мастерских починили главный холодильник.

Тем временем Энквист, взяв с собой только транспорты, шедшие из Владивостока и залива Америка, развернулся и двинулся обратно к Хакотдате и Мурорану, куда все его корабли и суда прибыли еще до заката 26 октября. На всем переходе также никого не встретили.

Поскольку погода была ясная, когда вошли в пролив, солдатики, высыпав на палубы, с благоговением взирали на открывшиеся с обоих бортов пейзажи. Высившиеся вдали горы с вечными снегами и сравнительно близкие холмистые берега пролива, заросшие лесом, по случаю осени раскрашенным не только в ярко-зеленые цвета, производили немалое впечатление. А уж когда впереди показалась крутолобая сопка, словно щит закрывавшая собой Хакотдате, многие вообще обомлели от такой величественной картины.

По мере приближения стали видны воронки от тяжелых фугасов на ее вершине, словно зарубки, оставшиеся после жаркой сечи, и едва торчавший из воды под самым берегом обгорелый остов большого парохода. А когда открылась гавань, где хватало и погорельцев, и торчавших из воды мачт да надстроек утопленников, на палубах воцарилась тяжелая тишина.

Часть из новобранцев еще в учебных батальонах участвовала в выгрузке и захоронении погибших при Сасебо. Тогда на окраине Владивостока пришлось новое кладбище организовывать, чисто военное, куда потом продолжали везти из госпиталей и больниц. Таких тут было не много, но поделиться мрачными впечатлениями они успели со всеми. И вот теперь все тихо роптали меж собой: «Это сколько ж народу за это все положили, и как вообще отбить-то умудрились?!»

А караван, «похудевший» после отделения части судов, шедших в Хакотдате, все тянулся на восток, придерживаясь середины, где поглубже. Ночные поползновения японцев до сих пор не удавалось пресечь окончательно, так что правила проводки судов оставались все такими же суровыми. Без трального сопровождения за стометровую изобату разрешалось заходить только в случае крайней необходимости.

Вход в пролив нашего конвоя наверняка не остался не замеченным противником. Были опасения, что нападение японцев, наподобие случившегося ночью 18 октября, может повториться. Несмотря на принятые дополнительные меры по усилению береговой обороны, гарантировать безопасность даже в порту, имея такого изобретательного и настойчивого противника, никто не мог. Поэтому на все работы с транспортами отводилось всего два дня. За это время планировалось высадить в портах доставленные войска, не трогая тяжелое вооружение и снабжение, заменив их теми, что назначались к отправке в Токийский залив из состава гарнизона Хоккайдо.

В Хакотдате еще до наступления темноты начали свозить на берег пехоту и артиллерию с «Сестрорецка», «Ревеля» и «Джины». Доставленные ими резервные батальоны сразу отправляли на доучивание, для последующей замены заранее стянутого к порту уже побывавшего в деле и вполне сколоченного 117-го Ярославского полка. Едва появившись на транспортах, ярославцы приняли батарею горных пушек Барановского, полагавшуюся им по новым штатам, как ударному соединению.

Кроме того, изюминка полка – специальная рота связи – взяла на вооружение и начала осваивать доставленные на судах две подвижные станции беспроволочного телеграфа выделки Военной электротехнической школы. Для удобства высадки они обе были во вьючном исполнении, уже опробованном в ходе рейда генерала Мищенко[18].

Сопровождали станции поручик Дмитриев и команда его телеграфистов и нижних чинов, уже успевших повоевать со своей аппаратурой в Маньчжурии и имевших опыт их полевого использования. Благодаря их доработкам в конструкции и дальнейшей оптимизации укладки оборудования во вьюках удалось значительно сократить транспортный обоз, что принципиально повысило мобильность и возможности практического применения.