Injectio платины 2 (СИ) - Анфимова Анастасия Владимировна

— Но вы хотя бы что-нибудь запомнили из «Наставлений» Есионо Тонго? — страдальчески изогнув брови домиком, поинтересовалась собеседница.

— Наверное, госпожа Андо права, и у меня действительно плохая память, — вздохнула девушка. — Но некоторые выражния я уже никогда не забуду.

Она полуприкрыла веки и отчеканила:

— Бывает так, что свекровь говорит: «Так делать не следует». Если то, что она сказала — правильно, то следует подчиниться этому приказу. Если свекровь говорит: «Сделай это», и пускай даже это и неправильно, сноха должна беспрекословно следовать этому».[6]

— Похвально, Ио-ли, — благосклонно улыбнулась супруга названного папаши, но через секунду её лицо вновь сделалось строгим, а в глазах зазвенели стальные нотки. — Только просто запомнить недостаточно. Вы должны строго следовать наставлениям великой императрицы, неукоснительно исполняя их.

Женщина посмотрела на скромно молчавшую хозяйку дома, — Вы поступили мудро, госпожа Амадо, приказав Ио-ли переписывать книгу Есионо Тонго.

— Спасибо за высокую оценку моих скромных способностей, госпожа Сабуро, — не вставая с кресла, поклонилась старушка.

— Как вы здесь устроились, Ио-ли? — переменила тему разговора жена чиновника.

— Всё замечательно, госпожа Сабуро, — заверила девушка. Она и так не собиралась жаловаться на свою наставницу, а после этого разговора охота упрекать в чём-то хозяйку дома перед женой приёмного папочки пропала окончательно. Всё равно та поверит всеми уважаемой старушке, а не невесть откуда свалившейся родственнице. — Госпожа Андо делает всё, чтобы мне было удобно. Всегда есть свежие угли для жаровни, горячая вода, чтобы умыться. А служанка госпожи Андо вкусно готовит.

Обменявшись любезными улыбками с хозяйкой дома, знатная гостья поинтересовалась:

— Может быть, вам что-нибудь нужно, Ио-ли?

— Нельзя ли мне сходить на рынок, госпожа Сабуро? — попросила Платина.

— Это ещё зачем? — недоуменно вскинула аккуратные брови супруга начальника уезда и скорбно покачала головой. — Вы меня разочаровали, Ио-ли. Если вам чего-то не хватает, просто скажите Угаре и отправьте её домой. Я распоряжусь прислать всё, что нужно. Но благородной девушке не следует самой месить грязь, толкаясь среди грубых, вонючих простолюдинов. Для этого есть слуги. Надеюсь, вы меня поняли?

— Да, госпожа Сабуро, — чувствуя себя оплёванной с ног до головы и понимая, что опять вляпалась в неприятности из-за своего языка, путешественница между мирами зло выругалась про себя: «Вот же, зараза! А я думала, монашка преувеличивала, когда говорила, что они здесь из дома не вылезают». — Простите меня, госпожа Сабуро.

— Не огорчайте нас больше, Ио-ли, — проворчала знатная гостья. — Идите и пришлите ко мне мою служанку.

— Слушаюсь, госпожа Сабуро, — гася клокочущую в душе ярость, Платина подчёркнуто спокойно встала с табурета, стараясь в точности повторить заученные ранее движения, поклонилась, прижимая ладони к животу, и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Обуваясь, она окинула взглядом задний двор, быстро отыскав глазами Угару, о чём-то беседовавшую с другими слугами начальника уезда.

Услышав своё имя, она тут же подбежала к веранде.

— Вы звали меня, госпожа Сабуро?

— Да, — подтвердила девушка. — Тебя хочет видеть старшая госпожа.

— Хорошо, госпожа, — поклонившись, женщина шустро вскочила на веранду, разулась и деликатно постучалась в дверь.

Запахнув плащ, Ия неспешно направилась к павильону, время от времени оглядываясь через плечо.

Как она и предполагала, вскоре из дома вышла госпожа Андо. Видимо, знатная гостья высказала желание побеседовать со своей доверенной служанкой наедине.

Люди начальника уезда тут же отвесили хозяйке дома почтительный поклон, а та позвала Енжи и стала ей что-то энергично втолковывать.

«Ну вот, и Угара свой экзамен сдаёт, — мысленно усмехнулась Платина. — Небось, сейчас всё обо мне расскажет: как сидела, что говорила, сколько раз в уборную ходила».

Ей вдруг стало жарко. Распахнув накидку, она неторопливо зашагала по дорожке вокруг пруда, чьи берега почти очистились от снега, а лёд весело блестел под лучами обманчиво яркого солнца.

«Ясно, что в город меня не выпустят, — с грустной горечью думала девушка, шлёпая кожаными подошвами по камням. — Даже вместе со служанкой. А я уже две недели здесь сижу и ничего стоящего не узнала. Весь этот этикет, дурацкие «Наставления» и глупые стишки — полная чушь! Хотя, наверное, без них тоже нельзя. Вон как главная жена названого папаши от меня нос воротила в первые дни. А как старуха обалдела, узнав, что у меня нет любимого стихотворения? Может, для здешних благородных куриц поэм с манерами и достаточно, да только если я не хочу стать безвольной игрушкой своих новых родичей, то должна знать намного больше. Вдруг так случится, что всё же придётся удирать? А я совершенно не представляю, как ведут себя простые люди? О чём они разговаривают на улицах? Как продают и покупают? Я же буду белой вороной в любой толпе! И скучно тут так, что сбрендить можно. Поначалу ещё интересно было. А сейчас от всех этих нравоучений уже тошнит: «Не пристало благородной девушке…» Вот же ж! В гробу я видела ваше «пристало». Не пускаете? Так сама уйду, если так решила!»

Бормоча себе под нос нечто весьма нелестное по поводу местных порядков и обычаев, Ия зашла в павильон, задвинула засов на двери и полезла за сумкой с вещами из своего мира.

Платина понимала, что днём ей отсюда не выбраться, поскольку она постоянно занята и находится на глазах то у хозяйки дома, то у служанки супруги начальника уезда.

Остаётся вечер и ночь. Невероятной удачей является то, что Угара так крепко спит. Тем не менее это ещё надо проверить. Но, если женщина и в самом деле не проснётся, когда она выйдет из павильона, то экскурсия в город станет реальностью.

Вывалив вещи на постель, девушка выбрала расчёску поновее, отсоединила брелок в виде дельфинчика, освободила кошелёк от монет, купюр и бумажек. На миг задумалась: куда бы всё это деть? И просто высыпала в сумку. Потом взяла в руки паспорт с вложенным в него ученическим билетом.

Может, пришло время от них избавиться? Ясно, что домой ей уже не вернуться, а цветные фотографии уж очень сильно отличаются от местных портретов. Да и приёмный папаша советовал…

Здравый смысл подсказывал, что хранить их слишком опасно. Но какое-то иррациональное чувство мешало порвать последнюю видимую связь с родиной.

Морщась, словно от зубной боли, она выдрала из паспорта страницу с фотографией, подняла и скомкала пропуск. Взявшись через тряпку за толстую крышку жаровни, откинула её на сторону и бросила смятые бумажки на тлеющие угли. Вспыхнуло синее пламя.

Сама не зная почему, бывшая учащаяся циркового колледжа вдруг заплакала, размазывая слёзы тыльной стороной ладони.

Когда от документов почти ничего не осталось, Ия закрыла жаровню и стала торопливо убирать вещи обратно в сумку, но, взявшись за кинжал, прятать его не стала. Оставила и зажигалку. Уж если решила лазать в темноте, так пусть будет хоть какой-нибудь источник света.

Засунула сумку за циновку у стены, завёрнутый в тряпку клинок положила на верхнюю балку стропила, остальное рассовала по постели.

Ясно, что, когда у неё получится выбраться в город, никаких базаров уже не будет, зато заведения ветра и луны просто обязаны работать.

Вот только появляться на той улице как-то стрёмно. Ещё примут за работницу сферы сексуального обслуживания скучающего населения. Но это если идти в платье. А у неё в корзине лежит мужской костюм и круглая шляпа. Их Угара даже вынимать не стала. И вряд ли она что-то заподозрит, если ими воспользоваться, а потом тихонько вернуть на место.

Нужно только научиться самой наматывать грудную повязку потуже, и в сумерках никто её за женщину не примет. Даже туфли она выбрала мало чем отличающиеся от мужских.

Вдохновлённая тем, что случайная идея перестаёт казаться невыполнимой, Платина отомкнула засов на двери и вернувшись на табурет, протянула ладони к жаровне и продолжила размышлять.