Людмила Астахова - Кошка колдуна
– У меня общеисторический интерес. Может, ты осторожно расспросишь во-о-он того рыжеусого дядечку? Скажешь, госпожа Кэтрин очень хочет когда-нибудь посетить Киев-град.
– Да я и сам бы не отказался, – вздохнул мальчишка. – Там Зрючий Мастер живет, Владимир Муромец кличут. Вот бы в ученики к нему…
– Госпожа Кэтрин вряд ли посетит Киев в ближайшем будущем, а ты, Прохорус, стремись к большему – самому стать Мастером. Где твои амбиции, отрок?
Уверена, Диху просто не мог допустить, чтобы его хозяйское слово не стало последним и самым веским. Вот ведь вредина ирландская!
А где-то в подсознании назойливо звонил маленький колокольчик воспоминаний… Диху, но не Ольстерский, а какой? Я, конечно, понимаю – мало ли в Бразилии… пардон, в Эрине этих Дихов, но про сида с таким именем я точно где-то и когда-то читала. Вот бы еще вспомнить – что?
Диху
Караван двигался до обидного медленно. Нет, Диху давно научился терпеть неудобства, связанные со смертными, с их хрупкостью, несдержанностью, слабостями вроде вечного голода, нытья, потребности долго спать и сладко пить… Богиня, даже вечной жизни не хватит, чтобы перечислить все недостатки этих существ! Диху смирился, притерпелся. Видели бы его сейчас родичи! Видела бы она… Право, хорошо, что не видит. Ни его, ни цели его пути, ни девы-эмбарр рядом с ним. Но купеческий поезд плелся еле-еле, и потомок Дану уже несколько раз успел прикинуть, не лучше ли отстать от каравана, точнее, обогнать его. Нужда в корабле останавливала Диху. Конечно, нужное судно можно найти и в Выборге, но разве не удобнее сразу договориться о продолжении путешествия с подходящим человеком?
Здесь, среди глухих лесов, таивших Силы слишком древние и слишком могущественные даже для сида, Диху было неуютно. Люди вокруг не замечали, но он-то чуял внимательные и недобрые взгляды из чащи. Чужие глаза, глаза этой земли, где он был пришлым и незваным, не отрываясь, следили за каждым шагом сида. Эти взгляды сквозь переплетение ветвей по обе стороны тракта нервировали Диху, заставляли усомниться в надежности маскировки. Не раз и не два ему казалось, что затаившаяся в чащобе опасность пробуждает узоры Силы, что татуировки горят сквозь одежду, прожигая насквозь смешные покровы его чар и человечьего наряда.
В одиночку он миновал бы опасные места быстрее, а случись драться, схватился бы с местными хозяевами… или договорился бы миром. Но с ним была эмбарр – лакомый кусок для любого существа, умеющего видеть; с ним был боярский бастард – прямо-таки ходячий ужин для лесной нечисти. С такой обузой много не навоюешь. Одна надежда на удачу. За века скитаний Диху даже надеяться научился. Что может быть глупее для сида?
Каждый снегопад, каждый порыв ветра мог быть приветом от Кайлих. Кровь не обманешь. Разве не могла она учуять эмбарр сквозь границу миров? Могла. Еще как. Но он же был осторожен, крайне осторожен, отмеривая каждый шаг и поступок трижды, особенно теперь, когда добыл средство достижения цели.
Кайлих, о Кайлих жестокосердая, Кайлих семи битв и семи побед!.. На этот раз все получится. Должно получиться. И если вину нельзя искупить, так хотя бы исправить.
Он прокричал бы это ветру, но привычная осторожность не позволила даже прошептать вслух имя той, кто не ведает, что такое прощение.
Катя
Еловый лес и в двадцать первом-то веке, уже изрядно прореженный человеком, сам по себе место мрачное и весьма негостеприимное на вид. Даже когда под вечер на машине едешь, совершенно не тянет остановиться-прогуляться. Старинный тракт был гораздо у́же заасфальтированного шоссе, средневековые ели да сосны так и вовсе не познали мощь бензопил, бескрайние болота и не подозревали о существовании мелиораторов с мощными насосами, а серым скалам еще долгие века не грозили направленные взрывы и превращение в щебень. С одной стороны, это, безусловно, радовало, а с другой стороны… Чащи вокруг были такие, что только ленивый не устроит засаду. Будь, скажем, я каким-нибудь Соловьем-Разбойником, обязательно дожидалась бы где-то неподалеку каравана богатеньких «буратин». Но, видимо, купцы тоже знали толк в провокационных свойствах диких лесов, а потому не поскупились на многолюдную и хорошо вооруженную охрану своего добра и жизней, состоящую из колоритных добрых молодцев разных национальностей. Татар было больше всех – в подбитых и простеганных кафтанах с луками и саблями, эти смуглые дядьки вызывали у меня легкую оторопь. И приходилось по нескольку раз на дню напоминать себе: «Здесь нет никакого монгольского ига и не было». А еще, кроме небольшого количества франтоватых бойцов-новгородцев, в отряде были ратники из какого-то финского племени, вроде ижоры. Под меховыми куртками они носили совершенно дивные рубахи, расшитые традиционным узором, но как назло я не могла подойти и попросить показать мне их. Быть у ручья и не напиться, жить в мире-мечте историка-этнографа – и не иметь возможности утолить свое любопытство. Обидно, да?
Убейте, если я вспомню, были ли в моем Новгороде аналоги гильдий наемных охранников, но тут, в мире, где в тысяча пятьсот тридцатом году на территории Новгородской республики царила Ганза, ничто не препятствовало появлению такого объединения. Верховодил разношерстной компанией зуброподобный мужик с маленькими злыми глазками, блестевшими из курчавой поросли бровей и бороды. На висках брови и борода срастались, но меховая шапка мешала убедиться в отсутствии рогов. А так зубр зубром, и не только я это подметила. Прошка узнал, что звать мужика Турович, он из бывших ушкуйников, и я поверила сразу.
А болтали соратники меж собой на диковинной смеси тюркских, русских, финских и прибалтийских наречий – сленге, понятном только посвященному. Что, конечно, показательно. А вот гильдейских значков я не заметила, но может, они и не требовались. Впрочем, ребята и без отличительных знаков смотрелись куда как внушительно.
Но, как выяснилось, внушала караванная охрана далеко не всем. И не только я была такая умная и коварная Соловьиха-Разбойница, только не в мыслях, а на деле.
Может быть, это заговорила генетическая память, а может, сработал закон жизни, когда то, чего больше всего боишься, берет и тут же случается. Едва я услышала резкий свист, донесшийся откуда-то из чащи, сразу поняла – разбойнички!
Лошади в упряжке резко встали, как и весь санный поезд, начался переполох, крики, шум, охрана засуетилась – кто за луки взялся, кто за сабли, и только Диху, кажется, точно знал, что делать. Он вылез из саней, взял лошадей под уздцы, и мы съехали с дороги прямиком в лес, в какие-то кусты, и там встали.
– Что будем делать? – шепотом спросила я у сида.
Позади, на дороге, вопили люди, ржали кони и звенело оружие. Но страшнее всего были короткие вскрики, которые означали только одно: кто-то погиб.
Диху
В странном лабиринте сознания смертных сплетаются воедино вещи и понятия, друг другу совершенно чуждые. Диху всегда поражало это свойство людей: объединять несоединимое, объять необъятное, объявить невозможное возможным. В этом заключалась их сила, но тут же крылась и слабость. А все почему? Потому что бинарная логика и дуализм. Если же конкретнее, то удивлялся сид поначалу вот чему: и Айвэн, и даже его выдающаяся бабушка, да и прочие смертные знакомцы сына Луга искренне верили в его способность предсказывать грядущее. Дескать, коли ты нечисть, волшебное существо, бывший бог (нужное, как говорят в мире Кэт, подчеркнуть), то ясновидцем и оракулом быть просто обязан.
А вот и нет. С ясновидением у Диху всегда было худо. Умел бы предсказывать, разве позволил бы себе дойти до такого? Дар предвидения посещал детей Дану немногим чаще, чем людей. Предугадывать опасности и делать нужные выводы – этому он поневоле научился, и то ценой немалой. А вот в точности предсказать, за каким именно поворотом поперек тракта рухнет подпиленное дерево и выскочат из чащи разбойники, – увольте. Нападения он ждал, конечно, но не он один. Недаром купцы не поскупились на охрану каравана.
Впрочем, и покусившиеся на торговое добро разбойники тоже подготовились к нападению тщательно и с выдумкой. Классическая ловушка: падающие деревья перед караваном и позади, щелканье самострелов, настороженных правильно, так, чтобы снять всадников и обезвредить часть охраны, и никаких выбегающих из кустов добрых молодцев с дубьем. Верно, зачем подставляться под сабли охранников, когда можно спокойно пострелять из леса? В целом Диху такую тактику одобрил. Другое дело, что возиться еще и с разбойниками сиду было совершенно не с руки. Ввязаться в драку значило раскрыть себя, а окрест хватало враждебных глаз, и отнюдь не человеческих. Обитатели этих лесов только и ждут возможности отведать сладкой Силы потомка Дану, а не исключено, что и крови его, и плоти.
