Тринадцатый VII - А. Никл
А вечером мы с Машей отправились в Третьяковскую галерею.
Здесь было припарковано много дорогих машин. Мы же вышли из семейного лимузина.
Голубое платье графини блестело в свете фонарей, а позади нас к зданию галереи топала Булочка. Хоть тут не было ограничения на магических питомцев.
— Алексей Дмитриевич, вы таки откликнулись на наше приглашение! — радостно встретил меня распорядитель.
— Конечно, кто бы отказался посетить выставку в его честь.
— И такие случаи бывали. Сколько выставок мы организовали в честь императора, но он так ни на одну не пришёл.
Было сложно сохранять дружелюбную улыбку, когда речь зашла о злейшем враге. У меня невольно сжалась челюсть, но на мою удачу распорядитель решил не продолжать разговор, а проводить нас в главный зал выставки.
Помимо множества картин, в которых угадывались очертания Зубастика. Именно очертания, потому что художники без дара видящего добавляли больше своей фантазии. А моих портретов здесь было всего три штуки, и то перерисованных со старой фотографии из глобала.
— Ой, а тут и меня нарисовали с Булочкой, и когда успели! — воскликнула Маша, кивая в конец зала. — Давай посмотрим, а потом к банкетному столу? Я специально ничего не ела.
— Ничего не ела? — я удивился такому подходу.
— Ну да, чтобы больше вкусностей влезло. Слышала, что десерты сегодня поставляют лучшие кондитеры, — хихикнула Маша.
— Тогда и мне надо попробовать.
— Это опасно. Можешь подсесть на сладкое, как на запрещённые вещества, — она продолжала шутить.
— Ты недооцениваешь мою выдержку.
Пока мы шли к указанной картине, то столкнулись с Годуновым и Голицыным, которые вели ожесточённую беседу о цене картины, у которой они стояли. На ней был изображён летающий регат, и оба мужчины хотели её купить. Хотя по мне, здесь абстракции было больше, чем самого регата.
— Впору уже аукцион устраивать, — хмыкнул Годунов.
— Тише вы, не надо подавать идеи распорядителю, — шикнул на него Голицын.
— Уважаемые, а вам-то зачем картина с регатом? — спросил я после короткого приветствия.
— Как зачем? Подобные работы — это отличный показатель статуса. А цены на такие картины начинаются от пятисот тысяч рублей.
Стоящая рядом со мной Маша выпучила глаза.
— То есть, если я тоже начну регатов рисовать, то стану несказанно богата! — осенило её.
— Всё гораздо сложнее, графиня. Ваша работа должна быть представлена на подобной выставке. Если одну купит кто-то из высокопоставленных аристократов, то можете рассчитывать, что и с продажей остальных проблем не возникнет, — учтиво объяснил Голицын.
У Маши загорелись глаза.
— Лёш, ты же купишь мою первую картину? — шёпотом спросила она.
— Я-то куплю, но это работает гораздо сложнее. Тут нужен хороший маркетолог, который и в глобале шумиху наведёт.
— Отлично. Тогда завтра же куплю себе краски!
По тону было слышно, что с этой идеей Машу не остановить. Ну, как говорится, чем бы графиня ни тешилась…
О, а вот и распорядитель снова идёт в нашу сторону. У меня как раз к нему назрел серьёзный вопрос.
— Раз эта выставка в мою честь и на всех картинах мой питомец, разве нам не полагается процент от продаж? — спросил я, подойдя к мужчине.
Он быстро заморгал, словно я первый, кто додумался спросить о деньгах.
— Как правило, нет, — осторожно ответил распорядитель. — За счёт подобных выставок вы повышаете ваш статус в глазах общественности, а мы зарабатываем.
Хитрая схема. И если бы я хотел получить деньги за использование моего имени, то обязательно бы поспорил и ещё юристов пригласил. Но нет, сейчас общественное мнение было дороже денег.
— Понял вас, тогда мы хотим купить вон ту картину, — я указал на картину, где Маша и Булочка стояли рядом с Зубастиком.
— Она стоит…
— Это неважно, — отмахнулся я. — Пришлёте счёт моему финансисту.
— Будет сделано, князь, — вежливо улыбнулся распорядитель и удалился к другим гостям.
— А зачем тебе эта картина? — тихо спросила Маша, когда мы дошли до моей покупки.
— Не хочу, чтобы твой портрет висел где-нибудь ещё.
— Звучит приятно, — улыбнулась Маша. — Хотела бы я увидеть лицо отца, когда он узнает, что в Третьяковке мой портрет висел!
— Думаю, он ещё от имперского бала не отошёл, — усмехнулся я.
— Зато он больше не надоедает. Даже пытался раз помириться.
— А ты что?
— Дождусь третьей попытки и соглашусь. Пока не хочу возвращаться в родительский дом.
— Ну смотри, этих попыток может и не быть.
Выставка прошла спокойно. Маша то и дело подходила к столу с угощениями за мини-тортиками. За вечер она попробовала их все и осталась довольна.
Булочка лениво лежала в углу главного зала. К гепарду подходили не меньше, чем к картинам, но питомица никому не позволяла себя гладить, поэтому по залу периодически разносился тихий рык.
А я наблюдал, как дворяне договариваются о покупке картин. К концу вечера они все были распроданы. Но я про себя отметил, что покупали в основном те, кто явно или в тайне осуждал политику императора. Были среди них представители всех фамилий, что ранее присылал мне Дмитрий Павлович — наш учёный.
Ох, и хорошо сегодня заработали те художники, что не побоялись подойти к Зубастику. А про хитрого распорядителя выставки вообще молчу…
Однако когда мы шли к выходу, меня задел плечом парень примерно моего возраста. Но взгляд у него был холодный… и глаза до боли знакомые.
Вместо извинений парень обернулся и тихо сказал:
— Я знаю твою тайну, Воронцов. Увидимся на Байкале, — усмехнулся он и спешно вышел.
— Ты вообще кто? — бросил я ему вслед.
Парень мне не ответил. Ну, не догонять же его при всех, бросая спутницу!
— Это кто такой? — спросил я у Маши.
— Это сын императора. Мерзкий тип, как и его отец. А о какой тайне он говорил? — шёпотом спросила Маша.
Глава 12
