Князь Голицын - Дмитрий Лифановский
— Ты, Петр, запиши песни свои, будет что исполнить гостям на вечерах в имении.
Я задумался, а потом ухмыльнулся:
— Сейчас, у меня вроде еще одна появилась. Но ее мне не исполнить. Доктор будет исполнять.
И отошел к столу записать «Мохнатый шмель». Написал ее довольно быстро. Заодно ноты для гитары и фортепьяно написал. И передал саму песню с нотами доктору, а ноты для фортепьяно матушке со словами:
— Вот, поет доктор, а подыгрывает матушка. А песни и ноты я завтра распишу.
Доктор взял гитару и ознакомившись с текстом стал петь:
Мохнатый шмель — на душистый хмель,
Цапля серая — в камыши,
А цыганская дочь — за любимым в ночь
По родству бродяжьей души.
Так вперед за цыганской звездой кочевой,
На закат, где дрожат паруса,
И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса!
И вдвоем по тропе навстречу судьбе,
Не гадая — в ад или в рай,
Так и надо идти, не страшась пути,
Хоть на край земли, хоть за край.
Так вперед за цыганской звездой кочевой,
На свиданье с зарей, на восток,
Где, тиха и нежна, розовеет волна,
На рассветный вползая песок!
Так вперед за цыганской звездой кочевой,
До ревущих южных широт,
Где свирепая буря, как божья метла,
Океанскую пыль метет!
Так вперед за цыганской звездой кочевой,
На закат, где дрожат паруса,
И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса!
После исполнения все стали обсуждать услышанные песни. А я отправился спать, предварительно обговорив с дядькой завтрашнюю пробежку.
Вечер 2 июля 1882 года. Москва
Тверская площадь. Совещание после позднего ужина в кабинете московского генерал-губернатора князя Долгорукова. На совещании присутствовали генерал-губернатор князь Долгоруков, обер-полицмейстер генерал-майор Янковский и Митрополит Иоанникий.
Обстановка в кабинете была напряженная. Князь Долгоруков смотрел с ожиданием на своих собеседников. Обер-полицмейстер нервно перебирал недавно доставленные донесения из Калуги. Митрополит рассеянно вертел в руках свежую газету. Хоть он и был внешне спокоен, но чувствовалась напряженная задумчивость.
Не выдержав Митрополит заговорил:
— Евгений Осипович, Вы уже по третьему кругу просматриваете донесения. Это последние донесения на данный момент?
— Да, — ответил Янковский, — Телеграф уже раскалился, наверно, когда такие объемы передавали. И это не считая курьеров на железной дороге.
— Так передайте их Владимиру Андреевичу для ознакомления. Надо немедленно принимать решение. И уже сегодня выезжать на доклад Его Императорскому Величеству. Петр может не сдержаться. Владимир Андреевич потом, после ознакомления мне передайте, пожалуйста, документы, — сказал Митрополит и опять замолчал, глядя в никуда задумчивым взглядом.
— Уже не сдержался, — сказал Янковский, передав документы князю Долгорукову, и тоже задумчиво стал смотреть на знакомый до мелочей интерьер в ожидании, когда все ознакомятся с донесениями.
Долгоруков ознакомившись с каждым документом, передавал его Митрополиту. Митрополит посмотрев на Янковского, передал ему газету со словами:
— Ознакомьтесь пока и Владимиру Андреевичу дайте почитать. Много там интересных измышлений, — а сам стал читать предоставленные донесения.
Разглядывая газету князь Долгоруков с потаенной надеждой произнес:
— Не сильно то и заметно свечение.
— Кто не увидит, тем газетчики разъяснят где и как смотреть, — хмуро ответил Янковский, — А вот то, что князь Голицын, и не Голицын вовсе, а Романов, уже получается сегодня вся Московская губерния знать будет. Через три дня будет знать вся Российская Империя. А для всего мира и недели хватит. И ведь не простой Романов, а святой. Я договорился с фотографами, они обещали фотографии ко мне прислать. Наверное, уже прислали. Владимир Андреевич, прикажите, чтобы срочно сюда доставили.
— Не святой, а благословенный он, Евгений Осипович. Петр сам сказал что ему не дано защищать и умиротворять. А это как раз дело святых, — возразил Митрополит. — Он воин. И радуйтесь что не небесный, а вполне земной. Иначе бы вся Россия взвыла. Уж больно много грехов у нас накопилось.
Долгоруков вызвал секретаря и распорядился срочно доставить фотографии. И спросил Митрополита:
— Что Вас беспокоит, Ваше Преосвященство?
— То что Петр нас обманул во время службы, — расстроенно ответил Митрополит. — Вы же помните крылья у него за спиной, Евгений Осипович.
Янковский заинтересованно посмотрел на Митрополита и кивнул:
— Да, они четко просматривались. Да и все находящиеся в храме их видели и слышали разговор Петра Алексеевича и его наставника.
— Так вот, это был спектакль, — раздраженно пояснил Митрополит. — Не знаю как, но Петр каким то образом может еще и ветром видимо управлять. Он же не скрываясь сказал, что дело в сквозняках. И ведь не соврал паршивец. Действительно все сквозняки делали. Только он ими управлял.
— Это как так?! А как же свечение при всем народе на площади? — удивился Янковский, — Мы же все его видели!
— А вот это действительно благословение. И никто это не оспаривает, — сказал Митрополит, — А дальше уже идет спектакль Петра Алексеевича. Но вот в чем беда. Это Петр думает, что он сам все делал. Вы же господа своих детей не останавливаете когда они пытаются какие-то вопросы по взрослому решать? Только поощряете и наблюдаете со стороны. Вот и тут так же. Чем бы дите не тешилось, лишь бы не плакало. Ребенок желает сам все делать? Так позволим ему, вреда от задуманного не будет. Понимаете, о чем я говорю? А тут еще и эти донесения.
Указал рукой на них расстроенный Митрополит.
— Так что же выходит Петр, под наблюдением находится? — спросил Долгоруков.
— Мы все под Богом ходим. И он о нас все знает, — сказал Митрополит и перекрестился, — Я не о том говорю. Понимаете, у Петра силы великие, но какие и на сколько сильные, мы не знаем. А Петр не скажет. Но мы предполагаем, что для него нет стен, которые его удержат. А будем давить на него, так сбежит в Сибирь. Не даром интерес к ней проявляет. На него только три человека влияние оказывают. Это Елизавета Петровна, мамка Николаевна и дядька Николай. Так и за них он предупредил мстить станет, если что сними случиться. Он сам сказал, что отец его Алексей Александрович Романов, и Елизавета Петровна не опровергла его слова. А здесь газеты уже весть пустили, и ведь точно попали. Мы это точно знаем, а остальные пока что только предполагают. Слава