Позывной «Хоттабыч» - lanpirot
— Я понял, о чем вы, товарищ Сталин! — Я поднял голову и взглянул в его глаза, продолжающие искрить «электрическими» разрядами.
— Нет, товарищ Хоттабыч! — Сталин поднялся со своего кресла и впился ответным взглядом в мои глаза. — Ты не сейчас это понял — ты знал это все свою сознательную жизнь, боец! Любовь к своему Отечеству, к Родине — подчас стоит невыносим дорого! И платить за эту, подчас безответную любовь, приходится потом, кровью и самой жизнью! Не так ли, товарищ оснаб? — снизив накал своего патриотического выступления, пробравшего меня аж до самого мозга костей, вполне миролюбиво поинтересовался вождь.
— Так точно, товарищ Сталин! — согласился с главой государства Петр Петрович. — Проверено на себе!
— Уф… — Сталин вновь устало опустился в кресло.
— Иосиф Виссарионович, — обеспокоенно произнес Берия, — вам действительно отдохнуть нужно!
— Сейчас, Лаврентий Павлович, закончим с этим вопросом — и пару часов выкрою… — Значит, так, — Сталин вновь собрался и начал отдавать распоряжения, — на тебе, товарищ Берия глубокий анализ причин, что привели в мире Хоттабыча к таким непоправимым для Советского Союза последствиям!
— Слушаюсь, товарищ Сталин!
— Мы не должны допустить сей чудовищной вакханалии, и глумления над всем теми светлыми и чистыми замыслами, к которым мы, не жалея ни сил и ни жизней, идем наперекор всему капиталистическому миру! В нашем реальности этого не должно случиться! Ни! Ког! Да! — жестко произнес он по слогам.
— Абсолютно согласен, Иосиф Виссарионович! — бесстрастно ответил Берия, но его глаза за стеклами песне тоже зажглись каким-то красноватым потусторонним блеском. У меня даже мурашки от этого вида по спине пробежали. — Сделаю все возможное и невозможное!
— Я знаю, Лаврентий, ты сможешь! — Кивнул Сталин и перевел взгляд на моего бывшего командира. — Товарищ оснаб… Петр Петрович…
— Слушаю, товарищ Сталин! — Оснаб почтительно поднялся со своего места и замер в ожидании дальнейших распоряжений.
— Да садись, уже, Петр Петрович! — отмахнулся от него главнокомандующий. — Здесь все свои! А твою военную выправку я уже имел счастье наблюдать неоднократно!
— Слушаюсь! — Петр Петрович чинно опустился на свой стул.
И все это у него вышло так чинно-благородно, что я засмотрелся, а затем мысленно «расплевался»: вот же, мля, да он, похоже, в военной форме и родился! Белая косточка себя за версту выдает! Мне, сиволапому мужику, так никогда не суметь! Печально, но факт…
— Значит, с тобой, Петр Петрович, поступим следующим образом, — продолжил выдавать «инструкции» Иосиф Виссарионович, — все свои дела по разработке спецподразделения «Ахиллес» передашь Лаврентию Павловичу.
— Слушаюсь, товарищ Сталин! — ответил оснаб.
— «Ахиллес»? — Брови наркома приподнялись. — Похоже, что эта разработка мимо меня прошла, Иосиф Виссарионович?
— Да, — согласно кивнул Сталин. — Именно для этого мы вернули на службу товарища оснаба — его очень интересные рацпредложения меня весьма заинтересовали. Но теперь, Лаврентий Павлович, это твоя головная боль! Изучи, как следует… Это — очень важная и перспективная разработка! Некроманты врага — наша головная боль! Разработка, конечно, еще довольно «сырая», доведите её до ума, товарищ Берия, как вы это умеете.
— Не сомневайтесь, товарищ Сталин! — ответил нарком. — Обязательно доведем!
— Я на вас надеюсь, товарищ Берия! А вы, Петр Петрович, с сегодняшнего приступаете к обязанностям постоянного куратора товарища Хоттабыча. Ваша задача: в кратчайшие сроки максимально раскрыть его Силовой потенциал! Как? Думайте сами — голова у вас отлично работает, я уже успел в этом убедиться. Продумайте все, что потребуется для его социализации в нашем, практически незнакомом товарищу Хоттабычу, мире…
С потока на стол неожиданно рухнул большой кусок штукатурки. Который, ударившись о столешницу, разлетелся на маленькие кусочки. Я поднял глаза, прищурился (хоть и стал лучше видеть, но без «мощных окуляров» все равно, что слепая курица), вид потолка и стен, разукрашенных змеящимися трещинами и отвалившейся штукатуркой, меня попросту шокировал. Это же кабинет главы государства! Верховного главнокомандующего!
— Что, товарищ Хоттабыч, удивлены состоянием моего кабинета? — ехидно поинтересовался Иосиф Виссарионович.
— Еще как, товарищ Сталин. — Скрывать этот факт от проницательного вождя было бесполезно. — А что случилось?
— И вы еще спрашиваете? — Сталин расхохотался. — Ведь это вы тут… так скажем, немного нахулиганили…
— Я? — Моему изумлению не было предела. — Когда?
— Товарищ Сталин, разрешите? — вмешался в ход беседы оснаб.
— Слушаю.
— Товарищ Хоттабыч не в курсе произошедшего…
— … — Изобразил удивление на лице Иосиф Виссарионович.
— Он в тот момент находился в искусственной коме, под наблюдением профессора Виноградова, — пояснил Петр Петрович. — Так, по соображению Владимира Никитича, легче перенести болезненное вмешательство наших Мозголомов. При попытке ментального проникновения в глубины подсознания товарища Хоттабыча, произошел глобальный выплеск Силы, повлекший за собой это маленькое локальное землетрясение.
— Вы серьезно? — От услышанного я был просто шокирован. — От моего воздействия сдвинулись тектонические плиты?
— Похоже, что так, товарищ Хоттабыч, — произнес Сталин. — А какова причина настолько глубокого воздействия на мозг наших сотрудников? — тут же поинтересовался он.
— Некоторые моменты существования товарища Хоттабыча до сих пор нам недоступны, — отчитался оснаб. — Особенно те, что произошли с ним сразу после смерти, а так же после воскрешения. Понимает, товарищ Сталин, если мы разберемся в первопричине — это будет настоящий прорыв! — возбужденно произнес он.
— Прекрасно понимаю, товарищ оснаб. — Согласно кивнул вождь. — Но рисковать жизнями людей и нашей столицей — не позволю!
— Мы просто не ожидали подобного эффекта, товарищ Сталин! — чеканя каждое слово, произнес Петр Петрович.
— И это я тоже понимаю, — согласился с доводами оснаба вождь. — Но впредь… — И он погрозил Петрову пальцем.
— Так точно, товарищ Сталин! — ответил оснаб. — Учтем на будущее!
— Все! На сегодня достаточно! — произнес Иосиф Виссарионович устало приваливаясь к спинке кресла. — Вы свободны, товарищи
Глава 16
— Подъем, старая, ты, калоша! — Веселый голос командира вырвал меня из блаженного сновидения, в котором я, как в забытой далекой молодости обихаживал сладкую, как патока, медичку Аннушку. — Солнце уже давно встало!
— Вот черт неугомонный! — проскрипел я, продирая слипшиеся веки. — Такой сон не дал досмотреть!
— Чего показывали-то? — полюбопытствовал оснаб, присаживаясь на табуретку рядом с моей больничной шконкой.
— Того самого показывали, — ворчливо отозвался я, поднимаясь на кровати и опуская босые ноги на пол, — чего я, по причине преклонного возраста, давно лишен!
— Ох, тля! Бабы, что ли, снились? — «Виновато» потупился Петр Петрович, но по его хитрому лицу было видно, что нисколько не раскаивается в содеянном, а попросту мысленно ржет и морально «издевается» над своим старым, даже ошень-ошень старым другом.
— Бабы, как есть бабы… — Я недовольно покосился на Петрова. — Всю малину
