Егерь: назад в СССР (СИ) - Рудин Алекс

И как только она умудрилась так тихо подойти? Правильно говорят — за рыбалкой ничего не замечаешь.

— Что случилось, баба Таня?

— Рыбалишь? — спросила она. — Ну, рыбаль, я подожду.

— Да я уже всё, — ответил я, подхватывая ведро. — Наловил, сколько надо. Так что у вас случилось?

— Случилось-случилось, — закивала баба Таня. — И где я только недоглядела? Ведь и не выпускала, вроде. Один раз только вырвалась, так почти сразу обратно прибежала. И вот — поди ж ты!

— Что там у вас? — улыбаясь, уточнил я. — Курица убежала, что ли?

Мы потихоньку пошли к дому старушки. Ведро с рыбой и удочку я оставил возле мостков. Здесь, в деревне, никуда они не денутся.

— Вота, погляди-ка! — сказала старушка, проводя меня вокруг дома во двор. — И как только она умудрилась-то?

Я отодвинул ветку яблони, которая дотянулась до самой стены дома.

Ничего необычного. Заросший травой двор, обнесённый посеревшим штакетником. Возле забора — клумба с малиновыми соцветиями «кошачьей лапки». По другую сторону забора — густые заросли отцветшей сирени.

— Гляди! Ишь — кормит! — проворчала баба Таня.

В углу двора стояла собачья будка. Перед ней — полукруг вытоптанной земли с бесчисленными отпечатками собачьих следов. Две алюминиевые миски — одна с водой, другая — с остатками каши.

Из будки на нас с подозрением смотрела Найда — бело-рыжая дворняжка.

— Иди-иди, глянь!

Баба Таня поманила меня к будке. Найда беспокойно завозилась, заскулила.

Я осторожно заглянул в будку. Возле набухших розовых сосков Найды копошились шестеро слепых щенков.

— Ну-ну, — сказал я.

Это прозвучало глупо. Но что ещё тут скажешь?

А ещё — я почувствовал, о чём меня сейчас попросят.

— Дел бы ты их куда-нибудь, а? — попросила баба Таня. — Не прокормлю я столько на свою пенсию.

Она не говорила, куда я должен был деть щенков. А я не спрашивал. И так всё было понятно.

— А я тебе яичков дам! — просительно сказала баба Таня.

Я неуверенно кашлянул.

— Баб Таня! Вы это... покормите их пока. Я вам крупы принесу, и мяса. А сам что-нибудь придумаю.

— Да что тут придумаш?

Старушка безнадёжно махнула рукой.

— Лучше уж щас, пока маленьки.

— Не надо, баба Таня, — твёрдо сказал я. — Я обязательно придумаю, кому их отдать.

Окуни шипели на сковороде, покрываясь вкусной и хрустящей румяной корочкой. Я не стал счищать с них плотную чешую. Просто надрезал рыбёшек вдоль хребта и снял вместе со шкуркой. Белое мясо обвалял в муке, смешанной с солью, и бросил на сковороду, в раскалённое подсолнечное масло.

По кухне шёл густой запах жареной рыбы. Я открыл форточку. За окном сгущались сумерки. Квадраты света из окна косо падали на траву у стены дома.

Когда рыба поджарилась с одной стороны, я перевернул её деревянной лопаткой, помогая себе ножом. Ещё три-четыре минуты — и можно ужинать!

За спиной тихо скрипнула дверь.

Я обернулся.

В кухне стояла Лида. В том же самом синем платье в белый горошек, что и вчера. На плечи накинут белый вязаный платок. Его углы Лида неуверенно мяла рукой.

— Здравствуй, Андрей! А я вот... решила зайти.

Глава 20

Я проснулся от ощущения пустоты рядом. Открыл глаза — Лида стояла посреди комнаты, белея в темноте обнажённым телом.

Я пошевелился, и кровать скрипнула. Лида бросила на меня быстрый взгляд.

— Куда ты? — хриплым со сна голосом спросил я.

— Побегу, пока не рассвело, — ответила Лида.

Наклонилась, коснувшись тёплыми сосками моей груди, и быстро чмокнула меня в губы.

— Не нужно, чтобы кто-то про нас знал, Андрюша.

— Почему?

— Ты уедешь, а я останусь, — ответила она, натягивая бельё. — А я ведь и так уже один раз брошенка. Да ещё с ребёнком. Осудить, может, и не осудят. А судачить будут. Зачем мне это?

— У тебя есть ребёнок?

— Сын, три года.

— А с кем он сейчас?

— С моей мамой. Помоги застегнуть.

Лида повернулась спиной и присела на край кровати.

Я послушно застегнул крючки бюстгальтера. Одной рукой обхватил Лиду за мягкий живот, другой провёл по холодному плечу. Погладил спутавшиеся волосы.

— Не надо, Андрюша! — тихо сказала она. — Пора мне. Я ещё приду, хочешь?

— Хочу, — ответил я, целуя её гладкую кожу.

Лида мягко освободилась. Встала и через голову натянула платье.

— У тебя расчёска есть? — спросила она.

— Нет, — улыбнулся я.

Не включая свет, Лида рукой расправила перед зеркалом волосы. Набросила на плечи платок.

— Всё, побежала. Андрюша, там, на столе кофе индийский в банке — вчера в магазин завезли.

И лёгкой тенью выскочила из комнаты.

Входная дверь тихо закрылась. Я не услышал это, скорее, почувствовал по лёгкому дуновению воздуха.

Ещё немного полежал, чувствуя приятную опустошённость внутри, затем поднялся. Шлёпая босыми ногами по холодному полу, прошёл в кухню.

Привычными движениями растопил печку, посмотрел, как разгорается огонь, жадно пожирая сосновые лучины.

Так и мы с Лидой горели сегодня ночью, чтобы дать друг другу немного тепла и заслонить от одиночества. Немного тепла — по большому счёту, это и всё, что нужно любому человеку.

Я налил в чайник воды и поставил его на конфорку. Поёживаясь, умылся холодной водой из рукомойника. Остатки сна сразу слетели.

В углу, неудержимо трясясь, затарахтел холодильник.

Я открыл его, секунду подумал. Поставил на вторую конфорку ковшик, плеснул в него воды и опустил вариться сразу шесть яиц.

Черенком чайной ложки подковырнул тугую крышку кофейной банки. Она открылась со звонким щелчком. Я отодрал серебристую фольгу, поднёс банку к лицу и втянул восхитительный запах кофе. Как же, оказывается, я от него отвык за это время!

Насыпал в чашку две ложки кофе и столько же сахара, залил кипятком и размешал. На поверхности запузырилась светло-коричневая пенка.

За окном только начинало светлеть. У меня была редкая возможность неторопливо подумать о будущем.

В первую и самую главную очередь надо было решить, что делать с будущей болезнью отца.

В груди шевельнулась робкая надежда. А вдруг в этой жизни всё будет по-другому, и он не заболеет? Несколько секунд я позволил себе тешиться этой мыслью, а потом решительно задвинул её подальше.

Итак, какие выходы у меня есть на медицину, кроме официальных?

В первую очередь — Катя.

Неважно, что она всего лишь фельдшер. Наверняка, Катя сможет подсказать профильные институты, может быть, назовёт фамилии медиков, которые занимаются проблемой рака.

Во-вторых — Георгий Петрович. Я не знал, есть ли у генерал-майора какие-то связи в области медицины. Станет ли он помогать простому егерю, которого видел всего раз в жизни. Но это была возможность, и я не собирался её упускать.

Допив кофе, я оделся и отправился в сельсовет. Нужно было позвонить Тимофееву.

Несмотря на ранний час, Фёдор Игнатьевич был на месте. Я услыхал это ещё на подходе к сельсовету — председатель громко распекал кого-то. Заглянув к нему в кабинет, я увидел, что Фёдор Игнатьевич говорит по телефону.

— У меня половина фонарей в деревне не горит! Да, половина! Снова совхозного монтёра привлекать? А кто ему будет оплачивать эти работы, и по какой ведомости? А материалы? Да, я понимаю, что вам ехать далеко. Но и мы вас не каждый день дёргаем. Когда можем — справляемся своими силами. А сейчас — извините, но будьте любезны выполнить свою работу, товарищ Рыбальченко! Да! До свидания!

Фёдор Игнатьевич бросил трубку на рычаги.

За стеной негромко мурлыкал знакомый радиоприёмник. До этого его заглушал громкий баритон председателя.

— Здравствуй, Андрей Иванович! Ты по делу?

— Доброе утро, Фёдор Игнатьевич! Мне бы в Ленинград позвонить.

— Звони, не стесняйся! Я покурю пока.