Николай Побережник - Гнев изгнанников
– Не шевелитесь, и останетесь живы!
Коты крутились вокруг, отойдя шагов на пятьдесят в лес, не решались подойти, огрызались и рычали. Колдун перебросился парой фраз со своим напарником и крикнул в ответ:
– Твои звери нам не страшны!
– А мои стрелы?
– Ты не станешь напрасно стрелять в темноте…
В этот же момент стрела, выпущенная мной угодила колдуну в бедро, а он истошно завопил… совсем старик, судя по голосу.
– Я предупреждал!
– Не стреляй больше, – крикнул второй, голос молодой, но уверенный.
– Кто вы? Что вы ищете в этом гиблом месте?
– Нас наняли… – начал было молодой, но старик одернул его.
– Вы очень смелы, раз сунулись в эти места в это время года!
– Или жадны! – тихо произнес молодой, с укором и обидой в голосе, я это хорошо расслышал.
– Вас наняли найти меня? Живым? – я подошел чуть ближе, не сводя глаз с замерших меж деревьев силуэтов.
– Неважно, – слабеющим голосом произнес старик, – велено было найти.
– Ну вот, нашли…
– Эй! Никитин… – молодой помог колдуну опуститься на снег и опереться на дерево, – или как там тебя? Мне бы перевязать его, а?
– Прок в том какой? Назови причину, по которой я должен оставить вас в живых, – я снова чуть сместился вперед и вправо, подбираясь ближе.
– Сестра у меня младшая в посаде… головой она хворая, сгинет, если одна останется, – выкрикнул молодой.
Я уже не ответил, продолжал подкрадываться к ним. Колдуну перевязка уже не поможет, «отходит». Вероятно, стрела пробила бедренную артерию… фу! Это так порошок воняет, что покойный колдун разбросал? Но нет, ошибся – в паре метров справа я заметил «потроха» третьего, что тянулись следом из крови, плоти и содержимого кишечника. И как коты это делают… за пару секунд раз и разобрали на запчасти.
– Деда отпусти, он уже с предками, если они его, конечно, примут, – лезвие шахарского клинка, выплыло из темноты и легло меж шеей и воротом кафтана наемника.
Парень не боялся умирать, это можно было прочесть в его глазах, когда я вышел из-за дерева. Но мне на секунду показалось, что я услышал, как он произнес «прощай родная, храни тебя Большая Луна», однако, он и рта не раскрыл… дела…
– Давай по совести… – убрав меч от шеи наемника и сделав шаг назад, предложил я, – я сохраню жизнь брату незнакомой мне девчонки, а ты скажешь, что я и моя спутница погибли в бою с вами, а на запах смерти пришли хозяева болот и растерзали твоих друзей… эм… а ты чудом спасся, как тебе расклад?
– Расклад хорош, – опустил глаза наемник, – но могут не поверить мне.
– И пусть, кто у вас верховодил?
– Он, – наемник кивнул в сторону кровавого следа.
– Ну вот, с тебя-то какой спрос?
– Может и так, – вдохнув, ответил он.
– Так что, договорились? – я стряхнул снег с коряги рядом и сел на нее, положив меч на колени.
– А эти что же? – наемник кивнул на котов, что молчаливыми тенями смерти ходили в сотне шагов от нас.
– Я уйду, и они уйдут вместе со мной.
– Ты колдун?
– А тебе что сказали, когда нанимали искать?
– Что отступник и убивец.
– Ну… княжьей волей теперь, наверное да, так и есть, – я поднялся с коряги, – до рассвета жди, потом иди.
– Там, за день пешего хода, застава дружины, на выходе из леса как раз, – показал рукой наемник.
– Ясно, – кивнул я и пошел в сторону растерзанного тела наемничьего верховоды, обыскал его.
Вернувшись, скинул под ноги лохматую шапку, в которой лежал неплохой боевой нож хартской ковки и кошель.
– Ноготков за меня много дали?
– Не знаю, – ответил наемник, аккуратно и уважительно даже, уложил тело колдуна на снег и, обыскав, протянул мне тугой кожаный кисет.
– Ого! – оценил я вес.
– Нет, – понял мое удивление наемник, – это вся казана наша.
Без зазрения совести пересыпал часть ноготков из кисета в кошель верховоды, вернул ополовиненную наемничью казну парню и сказал: – возвращайся к сестре, раз ты один у нее!
– Так и сделаю, – вздохнул он.
– И зла не держи за друзей своих, я в своем праве в этих местах, Большая луна тому свидетель.
Сунул за голенище трофейный нож и, убрав кошель за пазуху, я поспешил к вожаку, так как действие колдовского порошка, похоже, прекращалось и коты, рыча и скалясь постепенно стали приближаться к нам.
Еще четыре дня я провел в пути, прежде чем добрался до большой рощи в холмах у границы княжества и земель Желтого озера. Ехал в основном ночью, лесами, рощами и замерзшими протоками, днем отсыпался сам и давал время на охоту и отдых котам. Вожак уже не особо «вредничает», когда с наступлением сумерек я седлаю его, привыкает к службе зверюга. Но сегодня с утра, хорошо спрятав под большой выворотень седло и кое-какие припасы, я «побеседовал» с вожаком и отпустил котов.
Через рощу проходит дорога, а у подножия холма, вдоль скованной льдом протоки, вытянулся зажиточный многодворец. С утра начал падать снег, чему я очень обрадовался – скроет большинство следов, а пару разъездов я видел, причем один иноземный… и как им не холодно кататься в доспехах?
– Пррр-р, – возница остановил сани около меня, – эй, наемный человек, ты или смелый или…
– Конь сорвался на ночлеге, зверь на стоянку вышел, – не дал я договорить вознице.
– Тогда ты еще и светом Большой луны благословлен! – добродушный мужичок искренне удивился, развалившись в санях, к слову, рядом лежал колчан с охотничьим луком, два коротких копья, да и ножны на поясе присутствовали, – разъездные, что утром на постоялом дворе отогревались да завтракали, рассказали, что следы кота болотного видели, и что много их следов-то тех!
Я оглянулся по сторонам и поежился, поправив лямку ранца.
– Садись рядом, – подвинулся возница, – чего судьбу испытывать.
Возница подгонял пару лошадей, которые весьма резво тащили сани по зимней дороге, в санях, кроме оружия и худой, многократно штопаной торбы не было ничего.
– Семейство свое перевожу к брату на заимку, то-то порожними еду… тебе если не по пути, так сейчас до тракта доедем, можешь сойти а в роще опасно.
– А ты куда едешь?
– Так говорю же, из посада у Городища семью перевожу, совсем житья не стало с иноземьем этим, тьху! – возница сплюнул через плечо и поднял воротник кафтана повыше, – а в землях Желтого озера брат у меня живет.
– Тогда по пути, – я достал несколько ноготков серебром и протянул вознице, – возьми.
– Благослови тебя и твое ремесло Большая луна, – возница охотно взял деньги и прибрал в карман.
– Я с осени в княжестве не был, расскажешь, что происходит? А то слушаю тебя и удивляюсь.
– А чего дивиться-то! Князь-то наш, совсем…
Я сделал удивленное лицо, на что возница наподдал вожжами лошадям, будто это ни виноваты в бедах княжества, и продолжил:
– Да непутевый он! Разве что по отцу крови княжеской, после Совета Родов вроде и править начал с умом, да не сдюжил, говорю же – от кровей отцовских княжецких, да разумением от матери – торгашецких! Вот и стороговал княжество иноземцам, тьху! Позору-то на Род сколько! Вот увидишь, снег сойдет, протоки вскроются – начнется в Родах отступничество, многие почтенные Рода теперь, считай, во врагах у князя и княжны его иноземной…
– А с чего?
– Как с чего! А сколько за зиму многодворцев спалено? Сколько сгинуло Родовых старейшин? Про то, как иноземные всадники хартов режут ночами, тоже не слыхивал?
– Нет…
– Я сам-то не видал, но разговоры да слухи ходят, да и молва людская неспроста о лихоимстве иноземцев пошла. А многодворцы сожженные, да заимки сам увидишь, скоро будет один по дороге, только два дома да постоялый двор и уцелели…
Слушал я возницу и не удивлялся совсем, единственное, о чем я не переставал думать, так это о Тарине. Не укладывалось у меня в голове, что Тарин служит этому князю… Нет, не такого мы хотели для Трехречья, когда помогли Талесу получить наследное право, а вот оно как обернулось, похоже, темные времена наступают в княжестве, да и в головах людей тоже.
– А что воевода Тарин? – отвлекся я от своих мыслей и спросил у замолчавшего возницы.
– Всякое говорят… кто-то видел его в хартских землях, еще болтают, будто словили его иноземцы да казнили… в начале зимы порубал он наемных людей от Хранителей и иноземные всадники с ними были, их тоже, того… ага… ну, так люди говорят.
– Понятно, в изгнании, значит, воевода.
– Выходит так.
К вечеру холмы и рощи постепенно закончились, и дорога, петляя, потянулась через замерзшие болота с высокой травой и плотным кустарником с запутанными ветками, издали напоминавшим гигантское мочало. Возница стал чаще стегать лошадей, переживая, что не успеем доехать до многодворца засветло, но успели и, сдав на конюшню транспорт, мы с возницей с удовольствием поужинали и, заплатив за соломенный матрас и подушку на каждого, переместились из корчмы в большую комнату с двумя десятками низких топчанов.
