Гай Орловский - Все женщины - химеры
Над этим в поте лица пашут, мелькнула у меня мысль, «Скальгрим», «Гиацинт» и еще сотня подобных им корпораций. Стараются опередить друг друга всеми способами, ибо тому, кто придет к финишу первым, - не просто пряник, а все пряники. Или по меньшей мере на выбор.
Мы помним чемпионов, а тех, кто пришел вторым на долю секунды позже, уже никто не знает, потому и такая борьба, когда подсматривание, подслушивание, похищения, даже убийства, только бы притормозить конкурента…
Всевозможные девайсы управляют протезами, а вот- вот более мощные чипы вживят в мозг, где смогут неизмеримо усиливать возможности человека… что уже перестанет быть человеком.
После душевой я вытерся и, одевшись, сел на диван к телевизору, но включать не стал, а Мариэтта позвала с кухни:
- Готов?
- Уже раздеваюсь, - крикнул я.
- Все мужчины дураки, - заявила она. - Я спрашиваю, готов к ужину?
- Тогда одеваюсь, - ответил я, не поднимаясь с дивана.
- Это необязательно, - крикнула она. - Здесь тепло.
- А костюм? - спросил я с достоинством. - А галстук?… Раньше всегда переодевались по сигналу перед обедом и перед ужином.
Она громко фыркнула.
- Ну да, тогда и в постель одевались.
На обеденном столе на двух просторных тарелках победно пламенеют большие куски мяса на широких листьях какого-то бурьяна, который придется съесть, теперь это модно, а еще там масса оливок, которые у нас упорно называют маслинами, ломтики мандаринов, хурма и какие-то мелкие орешки.
Мариэтта смотрит гордо, это значит, надо выдавить какую-то похвалу, я промямлил с натугой:
- Ого, как красиво!… И наверное, вкусно. У меня уже слюнки текут… классные сиськи…
Она вскинула брови.
- Что-что?
Я сказал виновато:
- Прости, нечаянно на тебя посмотрел. Это что за орешки?
- Гагарма, - ответила она. - Их недавно сконструировали. Ген от миндальных, ген от волоцких, пару генов от кедровых… Тебе в самом деле нужен состав, химик?
- Мне только ты нужна, - сказал я великодушно. - Ишь, как готовишь. Это же главное для женщины, верно?… Еще бы научилась вышивать крестиком… цены бы тебе не было.
- Кота заведи, - посоветовала она.
- Зачем?
- Говорят, умеют вышивать.
Я отмахнулся.
- Взрослого не хочу, а котенка пришлось бы обучать самому. А это, говорят, не легче, чем что-то объяснять женщине. Я такого лучше за хвост и о стену.
Она буркнула:
- Хорошо, у меня хвоста нет. А вот у тебя есть.
- Мир, - предложил я. - Не будем друг друга о стенку. Подеремся лучше в постели.
- Перед сном, - согласилась она, - это необходимо для здорового цвета лица.
- Я позабочусь о твоем здоровье, - пообещал я.
Она посмотрела на меня внимательнее.
- Вот снова что-то в твоем лице… это новое… С чего бы стал заботиться? Я же могу привлечь за сексизм!… Забота о женщине - это по-мужски оскорбительный и оскорбляющий намек на неравноправие полов.
- Неужели ты меня выдашь оккупантам? - спросил я жалобно.
- На первый раз прошу, - ответила она. - Сама накажу после ужина.
- Ну вот, - сказал я, - вам можно, а нам нет…
- Именно, - подтвердила она. - Мы должны отыграться за все тысячелетия неравенства, а вы должны чувствовать постоянно вину перед нами и выплачивать репарации.
Ужин в самом деле удался. Даже я, равнодушная к еде скотина, как и положено настоящему мужчине, и то ощутил некое удовольствие, из-за чего и съел, как мне кажется, лишнего.
Принял еще раз душ, а то упрел за столом, и рухнул в постель. Мариэтта пришла на пару минут позже, влезла под одеяло, уже настроенная на улучшение цвета лица, как вдруг вскрикнула:
- А это что еще?
Я приподнял голову, ящеренок с трудом уцепился за свисающий край одеяла, но забрался по нему на постель быстро и, подпрыгивая бодро, поспешил к нам.
- Это Яшка, - пояснил я. - Бедненький…
Она сказала сердито:
- Как такое чудовище может быть бедненьким?
Яшка подошел по ней и, встав на груди всеми четырьмя лапами, уставился в нее по-детски большими и серьезными глазами.
- Матери и уродливых детей любят, - ответил я обвиняюще. - Нет в тебе материнского инстинкта!… Ты сама чудовище, если тебя не тянет ухватить его и тискать, целовать, ласкать, щекотать…
Она попробовала спихнуть его из-под одеяла, но Яшка, цепко вгоняя коготки в мягкую ткань, удержался в этот шторм и победно пробрался в ложбинку между нами, где и затих, довольный и счастливый.
- Ну и урод, - сказала она с отвращением. - Что- то вообще допотопное. Зачем ты его завел?
- Для красоты, - объяснил я.
- Чего-чего?
- Я эстет, - объяснил я. - Мне для развития души необходимо прекрасное и возвышенное начало. Желательно еще и кончало. Земное уже есть рядом под одеялом, а это существо для души и тонкой изысканности стиля в туманной зыбке образа.
- Ничего не поняла, - отрезала она. - У тебя инсульта не было?… А то мелешь такую чушь. Тебе нельзя мозгами перенапрягаться, они у тебя слабые. Чего твой урод сюда прилез? Тебе что, жалко бросить ему тряпочку у порога?
Я ответил со вздохом:
- Он еще маленький, считает нас папой и мамой. Вот и жмется к родителям. К тебе даже вроде бы больше…
Она приподняла голову, оглядывая бедного дракончика с нескрываемым отвращением.
- Ничего подобного. Это просто тропизм.
- Значит, ты теплее, - сказал я и протянул к ней под одеялом руку, - вообще-то да, он прав, особенно в отдельных местах…
- Он на меня смотрит, - сказала она. - Я не могу так. Словно в общественном месте! Я девушка скромная.
- Мы эту проблему решим, - пообещал я. - Сейчас я его просто укрою…
Она с недоверием смотрела, как я набросил на дракончика свою майку, подоткнул с боков, чтобы не дуло, и он сразу довольно засопел в своей пещерке.
- Вот видишь, - сказал я с укором, - такое простое решение проблемы.
- А если он вылезет? Не вовремя?
- Да что дети понимают, - сказал я, - будь великодушнее. А то ты и в постели вся такая полицейская… Как ты униформу решилась снять! Наверное, с душевной борьбой?
Через сорок минут она заснула, раскрасневшаяся и довольная, одеяло сдвинулось до пояса, но я снова натянул ей до подбородка, прислушался к ровному дыханию, спит все так же крепко, отошел на цыпочках к двери.
На стене над кроватью появилось лицо Ани Меже- лайтис, молча кивнула, дескать, да, все верно, крепко спит, не волнуйся, я мониторю ее состояние, можешь идти туда, куда собрался.
Я спросил шепотом, едва двигая губами:
- Заказ из магазина прибыл?
- Спорттовары? - ответила она так направленно, что голос раздался только у меня прямо в ухе, - да, я велела положить в кладовке. Надеюсь, не краденое?
- Ты ж моя хозяюшка, - сказал я нежно, - поскорее обзаводись тактильностью, и я на тебе женюсь.
- Животное, - ответила она с подчеркнутой брезгливостью, - тебе мало духовной близости?… Ну ладноладно, дамся щупать…
Я торопливо спустился на первый этаж, забрал пакет, он не больше обувной коробки, пробежал, как мышь, к трансформатору. Там в шкафчике упрятаны кафтан, кожаные штаны, сапоги, даже кираса, хотя я же участвовал в косплеях, прятать не обязательно, можно с гордостью вешать на стену.
Быстро одевшись, я включил трансформатор, с сильно стучащим сердцем огляделся.
- Вроде бы ничего не забыл?… Или забыл?… Ну ладно, последний бой! Он трудный самый…
Я вернулся в гостиную к заветной стене и быстро перенес ногу через нижний край портала.
Глава 10
Пахнуло холодом и сыростью, подошвы ударились о пол полутемного мира лаборатории Рундельштотта, но здесь всегда так, просто после моей стерильной квартиры заметнее мрак, запустение и обилие запахов.
Подхватив мешки с гранатами, мечом и прочим, я торопливо пробежал к двери. Стражи в коридоре вздрогнули, едва меня вынесло из лаборатории, как вихрем.
Я сказал бодрым голосом:
- Ну что, орлы, в самом деле быстро?
Они вытаращили глаза, один выговорил с трудом:
- Быстрее некуда… Но у вас мешок…
- Наблюдательный, - похвалил я. - Но это теперь государственная тайна королевской важности. Кто пикнет - того в каменоломни. Или того проще - в жабу. Кто-то готов распустить язык?
Они попятились, старший сказал поспешно:
- Глерд Улучшатель, раз это государственная тайна, то мы ничего не видели!
- Правильное решение, - одобрил я.
Второй крикнул вдогонку:
- И вообще мы вас уважаем! Вон вы как коней пожалели…
Я сбежал вниз, стараясь не задеть мешком с гранатами за стену. Хотя и знаю, что не взорвутся, кольца сами по себе не выпадут, но страх уму не подчиняется, он в самом деле от неандертальцев и туда дальше во тьму веков, чуть ли не до амеб.
Фицрой оглянулся на скрип распахнувшейся двери, я торопливо протянул ему один из мешков.
