Евгений Щепетнов - Здесь слезам не верят
Снова посмотрела в зеркало и вдруг понравилась себе, ухмыльнулась – красотка! А что? Ноги длинные, грудь торчит, третий номер – ее гордость, задница слегка обвисла, но еще сто очков вперед даст задам девок помоложе! Лицо свежее, волосы блестят, черт подери, можно еще и валютной проституткой поработать! И вроде как голова прочистилась… мысли ясные!
Вышла с мокрой одеждой в руках, осмотрелась по сторонам, сморщилась – как можно так жить? Как ОНА так жила?! О господи, ну какая гадость, а?
Побрела в другую комнату, спохватилась, она же голая! Совсем голая! А там мужик! Молодой, судя по телу! И тут же усмехнулась, ей ли голых мужиков пугаться? Да через нее столько прошло – и голых, и одетых, по одному, по двое, всей толпой сразу, вспомнить жутко! Да что же с ней стало-то?! Как докатилась?!
Положила мокрую одежду на стул со сломанной спинкой, пошла к шкафу, дрожа от холода (сквознячок из выбитой форточки), нашла помятую, но более-менее чистую юбку (старую, еще молодой носила – и налезла!), водолазку с не отстиравшимися пятнами на груди, трусы надевать не стала – все застиранное, нечистое, противно!
Подумала, накинула вытертую меховую безрукавку – любимая безрукавочка – спасение долгими зимними ночами. Сразу прошла дрожь, разлилось тепло. Подумала, надо бы выпить, чтобы согреться! Сто грамм – и дрожи вообще не будет!
Пошла на кухню, парень сидит у стены, как был – голый, откинулся на спинку чудом выжившего (еще бабушкиного!) стула, ноги раскинул, руки повесил до пола – спит. Перед ним на столе кусок колбасы со следами зубов, половина буханки хлеба, надкусанный сыр, возле стула – половинка выпитой бутылки лимонада. Как ел, так отвалился от стола и уснул. Устал, видать. Не так-то это просто – людей убивать!
Тихонько, на цыпочках подошла, постояла, разглядывая, затаила дыхание, будто перед котом, который может вдруг проснуться и сбежать. Давненько не видала нормальных мужиков, особенно таких! Да, парень побывал в передрягах. Анна могла поспорить на все, что угодно, что эти отметины на его теле – следы от пуль! Вояка, точно! Вон сколько ранений! В кино такие видела, просветили, ага.
Тело странное, непропорциональное какое-то… вроде все как у обычного мужчины, но… грудь очень широкая, мощная, мышцы обрисованы, но как-то резко, жгутами, будто свиты из стальной проволоки. Ноги жилистые, сильные, как у спортсмена, ступни большие, соответственно росту. Руки тоже сухие, жилистые, ладони, как лопаты – широченные, вот так схватит этими «лопатами», прижмет…
Анна облизнула губы и вдруг поняла, что хочет, чтобы ОН прижал… да так, чтобы косточки захрустели… а потом… чтобы засунул в нее эту здоровенную штуку, что повисла у него между ног!
Желание было таким могучим, таким непреодолимым, что она непроизвольно сунула руку под юбку и потерла в паху. Возбудилась еще больше, дыхание участилось, а рука заработала так, будто от скорости движения зависела ее жизнь. Шумно перевела дух, вздрогнула несколько раз, сдерживая стон, и снова замерла, не в силах оторвать взгляда от своего новообретенного постояльца.
Кто он такой? Что сделал с ней? Ведь это он сделал, никто иной!
Потихоньку отодвинулась от спящего, подошла к столу, сунула руку в пакет, в котором лежали еще четыре бутылки водки. Достала одну, аккуратно, чтоб не расплескать, налила в стакан, поднесла ко рту и вытянула все, до последней капли… чтобы тут же, опрометью, галопом броситься в ванную и выблевать выпитое! Фонтаном – так, будто выпила не чистую как слеза водочку, а содержимое разбитого унитаза!
И драло ее еще минут пять – выворачивая желудок наизнанку остатками закуски, желчью, едва ли не кровью – до изнеможения, до колик, до дикой боли в животе! Опомнилась на холодном полу, когда позывы к рвоте прекратились и остался лишь звон в голове – колокольчики, серебряные колокольчики в руках тысяч дюймовочек.
Сидела еще минут десять, приходила в себя, соображала. Решила – снова он! Снова этот парень! Гипноз? Он ее загипнотизировал? А может, случайность? Нет, ну бывало же у нее такое, что не могла выпить – сразу рвало! Может, и сейчас так же?
Снова пошла в кухню, достала другую бутылку, уже вина. Дрожащей рукой налила грамм сто, собралась с духом, прицелилась стаканом…
Теперь ее драло дольше и еще мучительнее. Она рычала, выворачивалась наизнанку, плакала навзрыд и снова пыталась выблевать свой желудок. Когда совсем изнемогла, просто перегнулась через край ванны, повисла на нем как тряпка, решив, что сейчас точно умрет.
Не умерла. Минут через пятнадцать, слабая, как полураздавленная гусеница, побрела в кухню, села за стол, дрожащей рукой убрала водку и вино. Теперь даже мысль о том, чтобы выпить спиртное, вызывала у нее позыв к рвоте. Собрала все бутылки в пакет, закрыв глаза, чтобы не видеть эту рвотную жидкость, отнесла на балкон и оставила там, стараясь не принюхиваться к содержимому пакета. Вернулась в кухню, нашла тряпку, тщательно вымыла, вытерла лужу, оставшуюся от разлитой незнакомцем бутылки водки – запах поднимался вверх, к потолку, и у Анны снова начало подкатывать к горлу. Знала, следующего приступа рвоты она могла уже не пережить.
Парень так и спал – спокойно, посапывая носом, как младенец в колыбели, и Анне вдруг стало как-то спокойно, хорошо, будто этот незнакомец и в самом деле был ее любимым человеком. Смешно, на самом деле – убийца, ненормальный вояка, не так давно открутивший головы четверым парням – и кажется таким родным, таким домашним! А вдруг он и ее убьет? Вдруг у него приступы какие-нибудь, как в том сериале… забыла, как называется! Там у бывшего вояки крыша едет, и он начинает валить всех, кто находится рядом – без разбора, считает, что это враги, собравшиеся отрезать ему башку. Забыла, как называется, но классный сериал, ага. Кончается только плохо… убили его. Но это и понятно, кто будет нянькаться с сумасшедшим убийцей?
Сердце защемило – парня, скорее всего, закроют. Утром, а может, и раньше, найдут труп Механика и его парней, и какой бы Механик козел не был – убивать имеет право только государство, потому рыть будут по полной программе. И куда они пойдут в первую очередь, мусора эти? Конечно, по притонам, к гадалке не ходи! «А где у нас в районе притоны? Да вот там, у Аньки, к примеру!»
Припомнит охранник магазина, что перед тем, как убили Механика, заходил к ним странный тип.
Припомнит, что заходила Анька – сложат два и два и не позже чем вечером постучат в ее квартиру. Потребуют, чтобы впустила. А не впустить нельзя – возьмут болгарку, срежут на хрен петли и все равно войдут! А что тогда? Что потом? Ее загребут, как соучастницу, дадут по морде, она расплачется и сдаст голубоглазого. И пойдет он по этапу – за четверых отморозков, которые и слова-то доброго не стоят! Это как? Это правильно? А она, Анька, может стать и свидетелем, и соучастницей – это как менты повернут, а они поворачивать умеют, ой, как умеют! И наркоту у нее найдут – почему бы и нет? Сложно подбросить, что ли? И цепочку Механикову у нее найдут, а значит, она точно соучастница! Ой-ей… может, цепочку выкинуть? А толку-то… найдут у подъезда, все равно к ней привяжут. Если никто не подберет, конечно! Спрятать? Можно и спрятать… в тайничок, где ключи ныкает. Кстати сказать, сегодня не заныкала перед тем, как выпить! Дура! Парень мог открыть и спокойно уйти, предварительно отрезав ей башку!
И еще бо€льшая дура – зачем ему отрезать ей башку? Чего чушь-то нести? На кой ее башка парню?!
Думать надо, думать! Ночь еще не закончилась, трупы, возможно, еще и не нашли, а значит, есть немного времени! Странно, что вчера она повела парня сюда. Ведь все же ясно, как божий день! У нее будут искать в первую очередь! И почему об этом сразу не подумала?
«Да потому, что башка не работала, мозги все пропила, – безжалостно констатировала Анна. – Потому, что вместо мозгов был кисель! А теперь вот кисель слегка усох. Соображалка появилась. И эта соображалка, а еще – жизненный опыт, говорят: валить надо отсюда, и как можно быстрее!
Вот только куда? В другой притон? Денег нет – она почти все потратила! Идти через весь город? Да сдохнешь, столько шагать! Да и не пойдешь по оживленным улицам – до первого мента только и дошкандыбаешь! Ночью идти надо, днем нельзя. И опять же – куда, ну куда идти?»
Анна уселась за стол и начала с жадностью поедать колбасу, отрезая от длинного батона толстые куски. У нее внезапно проснулся ужасный, просто-таки одуряющий голод, такого голода она не испытывала с самой юности, когда после прогулки на свежем воздухе, казалось, в силах съесть целого быка! Глотала, запивая лимонадом – после эксперимента с водкой боялась притронуться даже к пиву, поглядывая на него подозрительно, не хуже, чем на водку. Кто знает, может, и от пива такая же реакция, как на «беленькую»? Не хотелось бы это испытать. Ну его к черту, это бухло!
Поела, чувствуя, как раздулся живот от невкусной, но вполне съедобной пищи, удивилась – как много съела!
