Собиратель земель (СИ) - Старый Денис
— Есть на чем писать? — решительно, собрав все свои внутренние резервы, говорил я.
— Бумагу имею, у тебя и купленная, — усмехнулся Ростислав.
Князь был явно рад, но эта радость… Что-то недосказанное было в мимике и поведении Ростислава Юрьевича. Может быть, он также переживает за исход поединка. Да, именно поэтому и грустинка в глазах.
А князь — человек. Только сейчас, на этих, то ли переговорах, то ли в доверительной беседе, я в нем увидел и отца, скорбящего по уничтоженным отношениям с сыном, и мужественного человека. Может, Ростислав и не был семи пядей во лбу, его в интригах сыграли все игроки, кто играл, но труса князь точно не праздновал.
Так что он — человек, а, как свойственно этому виду существ, одновременно в характере Ростислава была и червоточина. Но горделив, заносчив и проявил адекватность, лишь когда понял, что проиграл.
Отправив своих сопровождающих в расположение. Веснянав город, а воеводу в лагерь князя. Мы с князем начали скрести заточенными перьями по плотной бумаге. Это не протокол из будущего, уж точно не сложносоставной договор, так что минут десяти хватило, чтобы не только описать условия соглашения, но и растопить воск и приложиться печатями. Моя печать была на перстне, который почти никогда не снимал.
Мы молча смотрели друг на друга. Казалось, остались наедине, можно поговорить и абсолютно откровенно. Но ничего не вылетало из уст, хотя в голове ютилось множество мыслей и соображений. Я почти уверен, что мы оба не хотим поединка, но не можем без него. Это сложно принимать, когда обстоятельства становятся сильнее человека.
— Ты нарушил данное архиепископу Нифонту слово, — после продолжительной паузы сказал князь. — Что может остановить тебя сейчас не нарушить обещание?
— Никогда уверенности нет, что клятву не нарушат, — отвечал я. — Просто поверь. Да и бумаги наши прямо сейчас переписывают, размножают, читают многим мужам. Ты представляешь, что будет с моей честью, если я теперь нарушу слово?
— Это да. Потому я и настоял, чтобы все узнали, о чем мы договорились, — обремененным голосом сказал Ростислав.
— Ты так не уверен в том, что победишь меня? — усмехнулся я.
— Отчего же? Ты двигаешься рвано, будто стараешься показаться, а не быть на самом деле, ты задыхаешься, отворачиваешься в сторону, не показывая мне свою хворь. Ты болеешь. И я понял это практически сразу, — Ростислав посмотрел на меня и произнес странную фразу. — Не беспокойся, воевода!
Через час мы стояли друг напротив друга и были готовы к бою. Я понимал, что у меня есть одна, максимум две атаки, которые обязаны привести меня к победе. Иначе… перед поединком нельзя думать о поражении. Это просто глупо, так как поражение — это смерть. Выйди в Круг, чтобы победить! Или празднуй труса, убейся сам!
— Чудной выбор, — сказал Ростислав, указывая на мое вооружение.
— Боязно тебе? — усмехнулся я, направив два своих клинка в сторону противника.
— Сабля и большое шило! Воин и скорняжник, — князь рассмеялся нездоровым смехом, как может смеяться боец, остающийся прикрывать отход группы, и осознающий, что шансов выжить нет.
Я решил использовать два клинка: мою, ставшую уже традиционной, саблю и… рапиру. Вот так! Именно ее! Извечный спор о том, что лучше, шпага или сабля, для меня решен. Берете в правую, рабочую, руку саблю, а в левую — легкую шпагу, а лучше рапиру с ее особым четырехгранным сечением! Все, вот и весь спор. Только нужно разучить с пяток хитрых, но эффективных комбинаций.
Прочитав молитву, мы начали поединок.
Глава 15
Хитрости, уловки — это скоро станет притчей во языцех, когда будет заходить разговор о Братстве. Военные уловки я уже использовал, некоторые политические игры состоялись, часть из них впереди, и тут не обойтись без изворотливости и даже обмана.
Однако, невозможно долго хитрить и, чтобы это не стало понятным всем заинтересованным лицам. Византиец — это хитрец, лжец. Иезуит, пусть и в иной реальности, — это извращенный, изворотливый человек, чаще лжец. Будутподобном ключе говорить и о Братстве.
Вот и сейчас я поставил под охраной, конечно, почти на видное место Мстислава Ростиславовича. Князь будет искать глазами сына, терять концентрацию. Небольшое, но мое преимущество, иезуитский ход.
И сейчас я замечаю, что князь увидел своего наследника и замер. Делаю резкий шаг навстречу Ростиславу, показываю удар сверху, бью в голову и туда же вновь. После быстро пригибаюсь и в глубоком выпаде устремляю рапиру в сторону князя. Однако, он немного разворачивается и укола не случается, лезвие чиркает по панцирным плетениям и уходит дальше. По инерции чуть не заваливаюсь и уже мне приходится парировать удар сверху. Выставляю саблю, звон металла о металл высекается несколько искр.
— Мудро, смело, но я понял, зачем тебе это шило. В кольцо плетений попасть? — усмехнулся князь, делая два шага в сторону от меня, разрывая дистанцию.
Вновь Ростислав ищет взглядом сына.
— Мстислав, я не осуждаю тебя! Ты мой сын, помни! — кричит князь.
Сработала уловка, отвлекается Ростислав Юрьевич. Хотя бы появились секунды прийти в себя. Сил на первую атаку было потрачено немало, отдышка еще не была критичной, голова не сильно кружилась, но все эти симптомы появились.
Однако, бой нужно продолжать. Делаю вид, что вновь собираюсь бить в голову. Ростислав выставляет защиту, при этом он будто ждет предложения моей атаки, что я использую левую руку с рапирой. Но, нет, второй и третий удары я наношу саблей. Сабля скользит по ключице Ростислава, его панцирь, похожий на мой доспех, но без пластин, держит удар, а вот третья попытка была даже не столько ударом, я подрезал кожаные ремни, которые держали низ панцирной брони у пояса.
Что это дает? Теперь доспех будет немного, но, в условиях боя, крайне неудобно, болтаться. Тут и двигаться неудобно, да и при такой «болтанке платья» раскрывается зона для поражения. Саблей туда почти не подобраться, а вот рапирой. Хотя в голове выстраивается комбинация именно с использованием сабли.
Ухожу вправо, выставляя саблю и, блокируя удар Ростислава, чуть западаю еще больше в сторону, выгибаюсь и… Есть! Рапира рассекает светлую стеганку и проступает алый цвет крови. Не такое интенсивное кровотечение, но оно есть, это чуточку, но ослабление противника. Князь моментально разрывает дистанцию.
— Гляди же, — усмехнулся, чуть согнувшись к левому боку с раной, Ростислав. — И шило скорняжника порезать может!
Резко, будто бы и не получил рану, князь делает три шага ко мне, разгибается, и сверху, на силу, держа свой меч, скорее полуторный, двумя руками, наносит мне удар в голову. Я успеваю подставить саблю, даже выкидываю руку с рапирой вперед, стараясь достать князя и… достаю его, но и мне прилетает очередной удар. Слабость, рука не держит столь мощные и яростные удары, меч Ростислава ударяется о шлем. Удар чуть смазанный, но он есть.
Все же удачные доспехи и поддоспешную одежду мы делаем. Пусть меня чуть и повело, но даже долгого нокдауна не случилось, я сразу же пришел в себя и ушел перекатом от противника. Подобный маневр получился более болезненным, чем, наверное, удар в защищенную голову. Все же доспехи, а у моих уже процентов двадцать — это латы, не предполагают акробатических кульбитов.
Подымаюсь не сразу, да и Ростислав не сильно спешит добивать меня. Я удачно попал ему рапирой в ногу, вряд ли, но мог и подрезать жилу на коленях, туда целил. До того я попал в бок, рассек его. Но эти мелкие порезы не сильно изменяют картину боя. Мне все более тяжелее, отдышка беспокоит, слабость в теле накатывает.
Мы оба уже так себе бойцы. Вот и сейчас князь пробовал делать шаг, другой, чтобы понять степень своей подвижности. Хорошее это оружие — шило ратное! Но сколько нужно еще сделать порезов, уколов, чтобы свалить опытного воина, привыкшего терпеть боль и смотреть смерти в глаза? А саблей отрабатывать у меня уже дыхания не хватает, впрочем, как и сил.
